Рокоссовский кивнул. - Тогда, полагаю, как немецкий офицер, вы понимаете, что означает приказ о безоговорочной сдаче? Роммель ответил, вынув из кобуры пистолет. Он почувствовал, как насторожились охранники, и продолжил движение медленно. Вынул магазин, включил предохранитель и показал пустой патронник. Пистолет лёг на стол. В комнате стало очень тихо. Рокоссовский взял "Парабеллум" и рассмотрел его. - Даже с именной гравировкой... Добавлю к своей коллекции. - Победителю достаётся всё. Рядом возникло движение. Женщина поставила на стол две бутылки, одну с водкой, другую со шнапсом, и две маленькие рюмки. Наполнила их и исчезла в тени. Роммель перехватил взгляд, которым она обменялась с маршалом. Очевидно, одна из его подруг. - За мир. Они взяли рюмки, выпили. У Роммеля перехватило дыхание. Теперь - самое сложное. - Как приказано, я сдаю вам армейскую группу "Висла". Безоговорочно. Но капитуляция как таковая это одно, а причина, почему я на неё согласился, совсем другое. Слишком много было убийств. Давайте перестанем впустую тратить жизни на закончившейся войне. Мы обязаны людям, которые сражались за нас, и договариваемся о сдаче ради того, чтобы не потерять ещё больше. Но чтобы этого достичь, у моих солдат должно быть что-то ощутимое. Надежда обрести дом. - Что заставляет вас думать, будто у них есть куда возвращаться? Вы знаете, что американцы сделали с Германией? - Насколько мне известно, разрушения непредставимо ужасны. - Не более, чем вы заслуживаете, не более, чем вы заслуживаете... Но существуют... варианты. Для тех, кто их достоин. Роммель смотрел, ожидая продолжения. При всём своём очаровании Рокоссовский был русским военачальником, о чём нельзя забывать. - Для тех, кто выполнил последний приказ и сдался, действительно есть варианты. Вопрос лишь в том, кто получит такую привилегию, а кто нет. Он внимательно слушал. Ловушка была очевидна с порога. Надо бы поосмотрительнее. - Маршал, надеюсь, мы можем определить начальные позиции нашего соглашения. В таких сложных вопросах стоит сначала договориться о белом и чёрном. Потом мы составим список всего, что сочтём серым, и отложим для размышления. Возможно, когда мы встретимся снова, получится определиться с частью. А при должном терпении со всем. - Очень хорошо. Начну с белого. Для немецких военнопленных у нас уже сложилась определённая политика. Те, на ком нет вины, кто просто служил как честный солдат, могут искать себе любое убежище, где их примут. Норвегия или Швеция, Финляндия, Нидерланды, Дания или Великобритания. Они могут попробовать вернуться в Германию и что-нибудь восстановить. Мы будем считать, что солдаты, против которых у нас нет проверенных сведений, невиновны. Но только солдаты. Офицеров и унтеров мы задержим для детального расследования. За это белое я потребую чёрного. Есть те, кто совершал против русских самые серьёзные преступления. Егеря, айнзацкоманды и айнзацгруппы[25], и прочее отребье этого рода. Собакам собачья смерть. Роммель позволил себе немного расслабиться. Начало было положено. Хорошее начало, лучше, чем он надеялся. - Маршал, в этом вам не откажет никто из тех, кто носит фельдграу. И не помешают искать. Но я должен предупредить, что все эти люди находятся вне армейской субординации. Даже части СС, которые приданы "Висле", технически мне не подчиняются. - Получается, вы не можете обеспечить выполнение договорённостей. Так к чему тогда наш разговор? - Чтобы разобраться, как мы можем их выполнить. Я соврал бы, сказав, что любое наше соглашение легко претворить в жизнь. Есть задача, которую нужно решить, есть долг перед нашими людьми. Они хорошо служили, и мы обязаны найти для них наилучшее решение. Но эсэсовцы - это действительно проблема. Если они захотят продолжать сопротивление, я не смогу их остановить. Нечем. - Завтра прибудут представители Красного Креста. Они доставят сведения, сколько ваших солдат могут принять те или иные страны. Как только у нас на руках будут эти данные, можно начинать сдачу первого из ваших подразделений. Когда они будут на месте, то дадут о себе знать. Такие весточки помогут решиться остальным. Но для СС, если больше ничего не поможет, всегда наготове вот это, - Рокоссовский достал из планшета снимок, сделанный бомбардировщиком "Роксана". Поднимающийся ввысь атомный гриб, и B-36 на дальнем фоне. Роммель печально посмотрел на фото. - Да, это всегда наготове. Пусть бог поможет нам избежать такого исхода. - Аминь. Россия, Шереметьево, B-36 "Техасская леди" - Теперь на войну ходят с удобствами? Вы летали так на Берлин? Вопрос вышел не очень разборчивым - мешали кофе и бутерброд со стейком и швейцарским сыром. Кофе был хорош, но сэндвичи, приготовленные на земле, получились не настолько вкусными, как на высоте. Гвардии полковник Покрышкин ещё ни разу не пробовал "высотного", и вряд ли получится - ведь он летал не на B-36, а на перехватчиках МиГ, аскетичных даже по истребительным меркам. Поэтому летающий отель в кормовом отсеке изумил его. - Вовсе нет, сэр. Вообще, Дедмон и Покрышкин были равны по званию, но гвардейский статус придавал ему дополнительное старшинство. А стать командиром гвардейского истребительного полка - для этого требовалось совершить нечто выдающееся. - Сейчас ''Техасская леди" - в одной из самых облегчённых комплектаций. Ради снижения веса снято всё что можно. Мы даже лишились способности нести обычные бомбы. Все замки и кабели демонтированы. Одна только проводка дала почти четыреста килограммов экономии. Хотя у нас сейчас всё-таки самолёт мирного времени. Камбуз, койки, кофеварка и чуть-чуть прочей роскоши по мелочам. Чтобы все эти удобства снять и полететь на настоящее боевое патрулирование, надо минут двадцать. Видите, здесь всё модульное, легко снимается. На Берлин мы ходили с армейскими пайками, кофе пили из термосов, спали здесь, на палубе, в мешках, а туалетом было ведро. - А как высоко вы забираетесь? Я слышал, бомбили больше чем с шестнадцати тысяч. Как вы оттуда попадали? Дедмон на мгновение заколебался. Да чёрт возьми, ему даже не сообщили, что можно говорить, а что нет. - Сбрасывали по радару. Более того, мы уже не тренируемся бомбить визуально. Обычно держимся между двенадцатью и четырнадцатью с половиной. Прежде всего, чтобы снизить износ фюзеляжа от циклов герметизации. По паспорту наш потолок шестнадцать, но эту высоту мы набираем, когда скороподъёмность падает до шестидесяти-семидесяти метров в минуту. На самом деле, над Берлином, выжав из "Техасской леди" всё, что можно, мы забрались на семнадцать пятьсот. Думаю, если ободрать самолёт до предела, можно на восемнадцать залезть. RB-36 летают и выше, но это надо с кем-то из них поговорить. Разведчики с нами, бомберами, не очень-то общаются. А на чём вы летаете? Покрышкин облизал соус с пальцев. - Прямо сейчас мы переучиваемся на реактивные МиГ-9[26]. Как только пересядем на них, получим первое зарубежное назначение. Потом, как запланировано, перейдём в ПВО Москвы. Не думаю, что фашисты окажутся достаточно безумными, чтобы атаковать. Большинство из них стараются шкуру спасти. Кто-то затеял переговоры, кто-то пытается давить на нас. По правде говоря, невозможно предсказать, что выкинет это обезумевшее зверьё. Так что всегда надо быть настороже. В Архангельске мы высоко не залезали. Редко даже на пять тысяч. Наши "Лавочкины" там рвали всё, что было у фрицев. Но мир изменился... Дедмон молчал. История войны на Восточном фронте была отмечена осадами. Все знали о Севастополе, Сталинграде, Петрограде, Москве. О других помнили только историки и профессиональные военные. Нижний Новгород, Смоленск, Курск, Киев, и множество других городов, в честь которых американский флот назвал целый класс авианосцев. Но был среди всех один, упоминание которого неразрывно связывалось с леденящим ужасом, холодом, пробирающим до костей, с морозным туманом, скрывшим город во время его мученичества. Архангельск. Большой портовый город недалеко от полярного круга, северный край русского фронта, и предел, за который не прошли немцы. Сталинград продержался сто пятьдесят дней, Москва сто восемьдесят. Уличные бои в Архангельске продлилась шестьсот пятьдесят дней, и не было в других городах схваток свирепее, чем там. - Да, сэр, изменился. Я надеюсь, к лучшему, и впредь нашим странам никогда не придётся заплатить такую цену. Возможно, когда мир осознает, что навлекла на себя Германия, то поймёт - есть лучшие способы проявить себя в жизни. - Сомневаюсь, полковник. У нас в России говорят, "Зверь никогда не умирает, только засыпает". Какое-то время мир будет помнить, но потом забудет. Может быть, это... Его прервал грохот в двадцатисемиметровом тоннеле, проходившем через трюм "Техасской леди". Открылся люк, и перед ними предстал мальчик. Ему осторожно помогал майор Клэнси. Покрышкин, увидев на лице сына восхищённую улыбку, сам просиял. - Как тебе наша кабина? - Очень понравилась. Спасибо, сэр. Мальчик говорил на хорошем английском, но очевидно старался. Боб решил, что родители научили его нескольким учтивым фразам и ответам. - Хочешь ещё один гамбургер? - Хочу. Спасибо, сэр. Точно, подумал Дедмон. Несколько вежливых фраз. По камбузу поплыл запах - Смит готовил для ребёнка новый гамбургер. В кормовом отсек было тёпло и уютно, атмосфера напоминала закусочную неподалёку от дома. - Кем хочет стать ваш сын, когда вырастет? Покрышкин перевёл на русский. Мальчик ответил и вгрызся в горячий гамбургер. - Говорит, что лётчиком-истребителем. Он извиняется, мол, пилоты бомбардировщиков могут убить больше немцев, но истребители защитили Родину. Он прервался на мгновение и посмотрел на жену, тихо сидевшую в уголке, пока мужчины разговаривали. На её щеках заблестели слёзы. - Мы говорили, что мир изменился, полковник Дедмон. Сегодня, прямо здесь, мы увидели небольшое, но важное изменение. Много лет мы не смели сказать "когда наши дети вырастут". Только "если". Сейчас, наконец, мы вновь можем сказать "когда". Внезапно Роберт понял, что же царапало его мысли. - Зарубежное назначение, сэр? Можно узнать, куда вас направляют? Покрышкин усмехнулся. - В Неваду! Россия, Сибирь, русско-японская граница южнее Хабаровска Бывает так, что кто-то видит наступление ошибки, но не делает ничего, чтобы предотвратить её. А время летит быстро. Скоро граница круто повернёт к северу, и группа русских самолётов, "ошибшись", прозевает этот поворот. Они случайно залетят в китайское - теперь японское - воздушное пространство. Ой. Навигационная ошибка. Прощенья просим. В группе было пять самолетов. Один, разведчик "Кингкобра"[27], держался ниже других. Его фотокамеры уже готовились к работе. Метров на триста выше и позади, прикрытием, летела четвёрка Як-15. Их пилоты вертели головами во все стороны, высматривая возможные перехватчики. Со своей стороны границы их вели радары, которые должны предупредить заранее, но лётчики пока доверяли им примерно так же, как обещаниям немцев. Японские радары тоже следили за ними. Русские пилоты заметили чёрные точки истребителей почти сразу после того, как пришёл сигнал о скорой атаке. Перехватчики появились выше их, на пять часов. Скорость около восьмисот километров в час. Значит, это "Кендры", копия Ме-262, построенная фирмой "Накадзима". Японцы очень неохотно публиковали свои названия самолётов, и американцы придумали простую систему обозначений. Женские имена для истребителей, мужские для бомбардировщиков. Намного легче, чем запоминать множество иноязычных имён и индексов. За перехватчиками, выбирая удобный момент, пристально наблюдал старший лейтенант Павел Лазарский. Однажды он совершил то, что многие считали невозможным - сбил 262-й на старой "Кобре" P-39Q. Он заметил немца ниже себя, ковылявшего на базу на одном двигателе после пожара в другом[28], спикировал на него и метко всадил 37-мм снаряд прямо в кабину. За этот подвиг он получил медаль, но ему просто повезло. Сейчас он управлял машиной, способной потягаться с двухмоторным реактивным самолётом. - Роспуск!