– Дальше, Акджан каким- то образом поставила Гизем против меня. Да и мне она говорила такие вещи, будто Гизем уговаривает принца отдать титул главной наложницы ей. Сначала я не обращала внимания на ее слова ведь была занята с моим сыночком, Ахмедом. Но чем больше слушая Акджан, тем меньше доверяла Гизем. В моих глазах она была как королевская змея, которую надо раздобыть. Акджан откуда-то раздобыла шафрановый раствор. И подговаривала меня напоить Гизем. Она сказала, что ничего не будет, что всего лишь ее напугать. Но какого же было мое удивление что у Гизем случился выкидыш. А вскоре узнали, что она не сможет иметь детей. – А что сделал султан? То есть принц. – О, он ничего не узнал, может быть и узнал, но ему было не до распри между наложницами гарема. – А что ты сделала потом? – Потом мне пришлось стать стервой для всех, только так я могла защитить Ахмеда. – Пожала плечами та. – Тебе повезло, ты уехала до родов и спокойно родишь тут. – А Ханым и Гюльфем? – Что до Ханым и Гюльфем, то я не травила тех. После шафрана мне хватило, но пришлось надеть маску дабы разыграть будто это я. Зато это было в пользу меня. – Но теперь ты потеряла все, – повернулась я к ней. – Я не жалею, тут спокойно и нервы мои спокойны. – Ответила Айшель с уверенностью. – Пойдем внутрь, если тебе станет плохо, ставлю на то что твоя служанка заживо меня съест! – Озорно хохотнула она, подмигнув мне. Главный вход в гарем был открыт, и я с трудом передвигалась оперевшись на Айшель. Все служанки старого дворца вышли поприветствовать меня, но это только формальность. Я оглядываю всех, кто-то настроен доброжелательно, кто-то просто считает нас мухами. Тут вышла Эмине и спасла от неловкой ситуацией: – Позвольте показать вам комнату, госпожа. – Я кивнув последовала за ней. – Подайте ужин у госпожи Айлин, я буду ужинать у нее. – Властным тоном приказала Айшель. Слуги разошлись, и мы медленно шли в сторону моей комнаты. – Здесь нужно быть строгой, доброту особо не ценят, так что не думай, что они тут все работяги. – Объясняла Айшель. – Ну, Айшель, а ты пробовала? – спросила я. – Нет, но уверена в этом, – ответила уверенная своему суждению она. – Это мы посмотрим! – Усмехнулась я. – Госпожа умыться хотите? – Спросила Эмине, как только вошли в мои покои. – Было бы неплохо, – промычала я, желая удобно усесться на диване что стояло около окна. – Я распорядилась чтоб растопили хамам, думаю уже все готово. – Отчеканила служанка. – Я помогу тебе, – вызвалась Айшель. На что моя служанка уставилась подозрительным взглядом. – Вам то чего ей помогать? – спросила грубо та. – Эмине! – одернула я ее. – Ничего страшного Айлин, даже похвально что она защищает свою хозяйку, но мы с ней уладили некоторые вопросы, – улыбнулась Айшель. – Даже если так, то я сама помогу умыться своей хозяйке! – не уступала Эмине. Айшель всего лишь улыбнулась. – Эмине все в порядке! – Мягко сказала своей служанке. И ей пришлось отступить. Хамам в старом дворце выглядит не так роскошно что во дворце у султана. Но хотя бы этому благодарна. Айшель помогла умыться мне и стереть дорожную пыль, обливая меня горячей водой из кувшина. После она растирала розовое масло по всему телу и завернувшись в тонкие простыни мы вышли в комнату отдыха после хамама. – Айшель, ты изменилась, – заметила я. В ответ та улыбнулась и сказала: – Тут тихо, нет гарема в которой ты должна быть начеку постоянно. К тому же я не хотела быть главной фавориткой султана. А просто жить ради ребенка, но из-за соревнования между наложницами не могла. – Не пойму, чем я помешала Акджан? Она главная в гареме, ее слово закон. Ведь она была доброй и милой, – вздохнула я. – Потому что у тебя мог родится наследник. А у нее всего лишь дочь, и она могла потерять статус главного в гареме. – Ответила Айшель. – Как говорится в тихом омуте черти водятся. Глава 24. Весь день пролетел незаметно, но под покровом ночи мои мысли не давали спать. Я пыталась не думать о султане, о моем Мехмеде, но сейчас я поняла – потеряла не только любовь султана, потеряна и ставшая необходимостью роскошь. Теперь весь смысл моей жизни крутилось на моем будущем ребенке. Меня отослали из дворца, и я буду жить ради ребенка. Я, Теодорова Виктория, дочь лорда Александра. И мы, Теодоровы никогда не сдаемся, не оборачиваемся. Если меч сломался, возьмем запасной, если ступенька рухнет прямо перед нами, просто перешагнем и двинемся дальше. Вот и как сейчас, я перешагну и пойду дальше. Завтра… Завтра наступит новый день. – Айшель, этот замок так стар, и вероятно на содержание выделяют маленькую сумму. Как вы тут живете? – спросила я к концу недели. За все это время я изучила дворец вдоль и поперек, тут и там виднелись следы былой величии, но оставленные когда-то. Старые скрипящие окна, потертые диваны, пыльные комнаты. – Ну есть тут один вариант. – Заговорщицки подмигнула она, вышивая очередной платок. – Какой? – С любопытством спросила я. – Обычно, служанки продают выращенные овощи. Бывшие наложницы вышивают платки и через слуг продают на рынке. – Объяснила Айшель. – Хм… – задумалась я. – А тут конюшня есть? – вспомнив про лошадей спросила я. – Это надо спросить у старших евнухов. Сама я не видела их. А что? – отрываясь от вышивания взглянула на меня. – Да есть одна идея, – улыбнулась я. – В твоем то положении? – вскинув брови недоверчиво спросила Айшель. – О, Аллах, я забыла совсем. – Рассмеялась я. – То-то, – продолжила вышивание подруга. Пошла вторая неделя разлуки, но скучать не приходилось. Я наблюдала как служанки собирали урожай что приносила плодородная земля и относили на базар и обменивали на то, в чем нуждались мы. Как Айшель и говорила, дворец выделял нам скудные жалованья. На него мы покупали самые необходимые. Хоть я умела разбираться в хозяйстве, от меня было меньше пользы чем хотела бы оказать. Но мои советы слуги старого дворца принимали с радостью. За месяц мы приобрели от кочующих торговцев дюжину кур с петухом, пару баранов, коз и семена на следующий год. – С приходом тебя, мы стали жить лучше, сестрица, – прошептала однажды Айшель наблюдая за недавно вылупившихся цыплят. – Не зря Аллах послал меня сюда. Тут действительно тихо и спокойно, – улыбнулась я в ответ. Тут меня пронзила адская боль в животе. И я закричала. – Айлин! – тревожно вскрикнула Айшель. – Что с тобой? – Мне…больно, – сквозь зубы проговорила я. – Где? – она осматривала меня всю ища подвох. – Госпожа! Воды отошли! – Крикнула Эмине подбегая и беря меня за руку. – Насредин! Зовите повитуху! – приказала Айшель евнуху, – Гюль, иди принеси чистые полотенца, горячую воду! – приказывала она на ходу. Эмине и Айшель отнесли меня в мои покои и уложили в постель. Я коротко вскрикнула от боли. С новым приступом боли мое лицо покрывалась испариной. – Аааааааа! – заорала я от дикой боли. – Тужьтесь моя госпожа! – говорила Эмине. Я напрягла все силы и боролась за жизнь своего ребенка. В течении нескольких часов Айшель, Эмине и повитуха обхаживали и подбадривали меня. – Еще! Еще! – ворчала повитуха. Я сделала еще одно усилие и вскоре я услышала нежное мяуканье. А пару минут спустя Айшель держа на руках крошечный сверток подала мне моего ребенка: – Поздравляю сестрица! У тебя сын. Поразительно, у вас схожий цвет глаз! Да сохранит его Аллах. Лежа в полном изнеможении нашла в себе силу улыбнуться своему сыну, Мураду. Я вдруг подумала, что же делают мои родители? Вспоминают ли обо мне? Родились ли у них еще дети? Искали ли они меня? Наверняка они оплакали мою смерть, но даже не знают, что я Османской империи живу в роскоши и родила сына. За все это время я не вспоминала и жила счастливо, приняв свою судьбу. Вероятно, материнский инстинкт… – У него нос султана, – прошептала Айшель. Я улыбнулась, тихонько качая на руках Мурада, глядя на крошечную ручку. – Да, это так, – согласилась я. Но ни в этот день, ни в другой день султан не явился. Проснувшись на следующее утро, я не сразу вспомнила что было вчера. На душе стало и живот не был тяжелым. – Мурад! – вспомнила я. – Мой сын! Моя любовь и опора! – с восторгом проговорила, увидев люльку у постели. – Ты проснулась! – раздался от порога голос Айшель. – Сестра! – воскликнула я, радость переполняла меня. – Слава Аллаху и Его Пророку Магомету, ты родила здорового сына! – воскликнула та. Малыш спал, сжав крохотные ручки в кулачки. У него были темно-каштановые вьющиеся волосики.