— Мы уходим, — решительно заявила Кира. — Я позабочусь о своей внучке, раз её мамочке на неё плевать. — Ты не понимаешь, — голос Тарса сорвался от волнения, — такая сила должна оставаться под присмотром. Ты не имеешь права рисковать другими людьми, да и вообще реальностью. — Прости, учитель, — Кира презрительно хмыкнула, — но вряд ли ты способен стать для малышки родителем. Впрочем, ты ведь даже не собирался этого делать. Для тебя Дарочка — это просто магический артефакт, а не живой ребёнок. — Она и есть артефакт, — взорвался Тарс, — и ты даже представить себе не можешь, насколько могущественный. Это сейчас она пока не научилась пользоваться своей силой, да и не обрела её в полной мере, а что будет, когда она станет взрослой? — Ну и кого же ты собрался из неё вырастить, держа в клетке? — теперь в голосе Киры прорезалась злость. — Зверёныша, который возненавидит людей, поскольку будет видеть в них лишь тюремщиков? А тебе не кажется, что это и есть самый верный путь создать настоящего Разрушителя? Но ты даже на такой расклад не надеешься, правда? Вы с Атан-кеем просто уничтожите малышку, как только почувствуете, что она делается опасной. — Здесь, по крайней мере, она не сможет никому навредить. — Тарс скривился, как будто укусил лимон. — А с чего ты решила, что у тебя получится лучше? — Один раз уже получилось, — губы Киры сложились в лукавую улыбку. — Думаешь, с Мартином было проще? Сейчас хотя бы не будет назойливых орденских наставников, которые из кожи вон лезли, чтобы превратить моего сына в помесь самовлюблённого эгоиста и безвольного болванчика. Но благодаря мне Мартин остался добрым и хорошим мальчиком. — Ну да, а то, что он поставил под удар целую реальность — это не в счёт, — съязвил Тарс. — Ты хоть знаешь, что Мартин безответственно задействовал силу, о которой не имел никакого понятия и которую не мог толком контролировать? — Не знаю, — Кира сразу ощетинилась, как ёжик, — но это ничего не значит. Мартина можно подозревать в чём угодно: в легкомыслии, безответственности, но только не в злодействе. Он не в состоянии сознательно причинить вред кому бы то ни было, даже врагу. — Одумайся, Кирочка, — взмолился Тарс, — я тебя умоляю. — Я справлюсь, можешь не сомневаться, — Кира поправила лямку сумки и решительно взялась за пульт. — Лучше отойди подальше, а то малышке может не понравиться дядя, который мешает её бабушке. — Я не прощу себе, если с тобой что-то случится, — пробормотал Тарс, но действительно отошёл, как бы уступая грубой силе. Впрочем, на самом деле в тот момент он испытывал вовсе не раздражение, а прямо-таки неимоверное облегчение от того, что сей неподъёмный груз сняли с его плеч. — Так всем будет лучше, — Кира, разумеется, заметила его реакцию и снисходительно усмехнулась. — Ты ещё будешь учить мою внучку своим премудростям, когда она начнёт соображать и сделается безопасной для окружающих. Защитный купол растаял, а следом за ним растаяла фигура Киры с ребёнком на руках. Тарс покачал головой и отправился каяться в своей оплошности коллеге. Несмотря на облом с изоляцией Разрушителя, на душе у него расцветали незабудки. Он и вправду не верил, что двум холостякам, никогда не имевшим дела с младенцами, удалось бы справиться с непосильной задачей приручения этой могучей стихии. Мысль о том, что рано или поздно им с Атан-кеем пришлось бы принять невообразимое для Творцов решение и уничтожить живое существо, отравляла его существование подобно медленно действующему яду. Конечно, вынужденное согласие переложить ответственность за Разрушителя на хрупкие Кирины плечи как-то очень сильно отдавало малодушием, но в тот момент Тарс не чувствовал никакого разочарования или недовольства собой, только благодарность судьбе и смелой женщине, добровольно принявшей эту ответственность. Глава 20 Это утро в Убежище выдалось особенно морозным. После вчерашнего снегопада воздух был насыщен влагой, и вдаривший на рассвете мороз превратил невидимые глазу капельки в такие же крошечные кристаллики льда, которые всё ещё продолжали оседать на всех доступных поверхностях в виде колючего инея. Касаясь незащищённых участков кожи, эта белая мошкара жалила не слабее настоящей. Не удивительно, что большинство учеников Школы предпочло воздержаться от прогулок, отложив приём солнечных ванн на вторую половину дня, а вот Кристину с Джаретом мороз не испугал, правда, по разным причинам. В последнее время Кристина вообще не замечала холода, потому что тот холод, что поселился в её сердце со смертью Риса, был гораздо хуже обычной зимней стужи. А в сердце Джарета, напротив, расцвела весна, и сему буйному цветению, захватившему в плен сознание бессмертного, были не страшны никакие морозы. Так или иначе, парочка отправилась на прогулку. Пройдя по подвесному мостику через ущелье, они побрели по тропинке к открытой всем ветрам полянке в самом дальнем конце прогулочной зоны Убежища. Это место, словно парящее над пропастью, идеально вписалось в суровый скалистый антураж в качестве площадки для погребальных ритуалов. Не исключено, что Антон, который, собственно, и сварганил всю прогулочную зону, специально выделил кусочек ровной поверхности, чтобы обитатели Убежища имели возможность хоронить тут своих близких. Площадка была достаточно просторной, чтобы вместить всех желающих проститься с покойным, и в то же время стена могучих елей, окаймлявших открытое пространство по периметру, создавала интимную атмосферу. Нужно отметить, что кладбище Убежища не страдало перенаселением. Помимо Риса, лишь ещё двое человек удостоились чести обзавестись здесь надгробьями, причём один из них — сразу двумя. На двух постаментах было выбито одно и то же явно мужское имя — Вертер, а вот гендерная принадлежность обладателя третьей могилы была непонятна. Имя Да́ли могло принадлежать как мужчине, так и женщине. Джарета, естественно, заинтересовало, каким образом один человек умудрился быть дважды похороненным на кладбище Убежища, но он постеснялся спросить у Творцов. Кристина могла бы с лёгкостью удовлетворить его любопытство, поскольку в сопливом детстве она частенько тусила вместе с дочкой Вертера Дали в мире Дачи, но она даже не взглянула на их могилы. С некоторых пор мир Кристины сжался до крохотного замкнутого объёма, словно кто-то проткнул воздушный шарик иголкой, и тот превратился в жалкую скукоженную тряпочку. Кататонический ступор накрыл бедняжку ещё до похорон Риса, она даже не вздрогнула, когда пламя погребального костра, уносящего к небесам прах умершего, рвануло ввысь. Теперь всё, что не касалось смерти мужа, стало Кристине безразлично, как бы выпало за границы её маленького мирка, полного боли и ожесточения. Никакие другие чувства, например, раскаяние не могли проникнуть в сознание погружённой в собственные фрустрации женщины. Для Кристины существовала только одна могила, около которой она и проводила свои дни. Поскольку Творцы были заняты обустройством и охраной малышки Дары, Джарету пришлось превратиться в настоящую сиделку её мамочки. Для бессмертного дело это было непривычное, но он не жаловался, напротив, он так легко вписался в новый образ, словно всю жизнь возился с психами. Наверное, если бы Кристина была предоставлена самой себе, вряд ли она протянула бы и неделю. Джарет следил за тем, чтобы она хоть что-то ела и пила, а также отправлялась по ночам в постель. Правда, насчёт Кристининого сна у него были серьёзные сомнения. Каждое утро он заставал её примерно в той же позе, в которой оставлял вечером. Кристина лежала с открытыми глазами, уставившись в одну точку, и было совершенно не ясно, смыкались ли её веки в темноте хотя бы на минуту. Ещё одной проблемой оказались гигиенические процедуры. Поначалу Джарету казалось, что достаточно просто отвести пациентку в ванную комнату и оставить одну, но очень скоро выяснилось, что своё уединение в соответствующем заведении она тратила вовсе не на душ и чистку зубов, а на медитативный транс. Поскольку на слова Кристина совершенно не реагировала, Джарет отбросил ханжеские условности, сам её раздел и засунул под контрастный душ, надеясь таким образом расшевелить отключившееся от реальности сознание. Увы, кардинальные меры не сработали. Даже когда кожа Кристины покрылась мурашками от холода, её лицо не изменило своего отстранённого выражения. Единственное, в чём Кристина проявляла железную волю, были ежедневные бдения на могиле Риса. Она не плакала и не пыталась поговорить с ушедшим в небытие мужчиной, просто неподвижно сидела около камня, установленного на месте погребального костра, и её глаза зияли чернотой, в которой не отражался даже искрящийся под солнцем снег. Так продолжалось уже неделю, и учителя Школы начали ощущать уколы совести за то, что повесили заботу о своей ученице на чужака. Для начала Тарс зазвал в Убежище Алису, которая была известна своей способностью балансировать психику попавших в стрессовую ситуацию людей. Та, разумеется, сразу откликнулась на зов, однако Кристина выгнала добровольную целительницу, не позволив ей к себе прикоснуться. Видя, что дело заходит уже слишком далеко, Творцы предложили Джарету усыпить его капризную пациентку. — Всё будет хорошо, — уверенно заявил бессмертный, — Кристине просто нужно время, чтобы смириться с потерей. Она вложила слишком много сил в свою семью, а когда семьи не стало, её жизненные силы тоже ухнули как в прорву. Теперь ей требуется долгая реабилитация. — Кататония может и не исцелиться сама по себе, — Тарс с сомнением покачал головой. — Ты же не собираешься вечно торчать около неё, как сиделка. — Мне не трудно, — отмахнулся Джарет. — Если честно, я никогда раньше не чувствовал себя так хорошо и на своём месте. Даже жаль, что рано или поздно моя миссия закончится. Нужно сказать, что слова бессмертного оказались пророческими, то морозное утро с кусачим инеем стало последним в череде таких же однообразных, словно заледеневших дней и ночей. Впрочем, началось это утро как обычно. Джарет обнаружил Кристину в постели с открытыми глазами, надо сказать, уже изрядно покрасневшими то ли от слёз, то ли от бессонницы. По идее, слёзы были бы хорошим признаком, но бессмертный не стал особо обольщаться, поскольку уже видел такое и раньше, но улучшений не последовало. Он накормил свою пациентку кашей, укутал её в тёплое пуховое пальто и отвёл к месту её ежедневного бдения. Подойдя к могильному камню, Кристина плюхнулась прямо в снег, но заботливая сиделка не позволила ей отморозить задницу. Джарет вытащил из рюкзачка коврик с подогревом и усадил беспечную пациентку на тёплую поверхность. Обычно он оставлял Кристину одну и уходил гулять в горы, но сегодня его отчего-то потянуло разделить с ней могильные бдения. Он отошёл к ближайшей ёлке и пристроился около неё прямо на рюкзаке, поскольку второго коврика не захватил. Время тянулось медленно, как карамельные тянучки, которыми орденские наставники баловали в детстве будущих бессмертных. Впрочем, Джарета сей аспект вовсе не раздражал, напротив, ему нравилось ощущать неспешное течение времени и не в последнюю очередь потому, что в этом бесконечном потоке он наконец оказался не одинок. Конечно, его спутницу трудно было назвать душой компании, но Джарету достаточно было просто быть рядом и ощущать, что он ей нужен. — Чего ты за мной таскаешься? — неприязненный голос Кристины вырвал его из задумчивости. Джарет даже не сразу сообразил, что случилось, а когда до него дошло, то его сердце едва ни выпрыгнуло из груди от радости. Через мгновение бессмертный уже оказался рядом и держал свою ожившую пациентку за руки. Увы, сама она вовсе не испытывала того же энтузиазма. — Если ты рассчитываешь на какую-то награду, то забудь, я тебя не просила обо мне заботиться. — Мне от тебя ничего не надо, — Джарет даже растерялся от такого нелепого подозрения. — Я просто хотел помочь. Он совершенно не лукавил, бескорыстие вообще было присуще всем бессмертным, но Кристина ему не поверила. Это было довольно странно, ведь она выросла рядом с таким же бескорыстным парнем, готовым ради своей сестрички на любое безумство. Но пример Алика её ничему не научил, похоже, с натурой бессмертного нужно было родиться, приобрести это качество было невозможно. Недаром же Магистры тратили столько сил, чтобы отыскать нужных людей для своих отрядов бессмертных. Уж наверное они не стали бы так заморачиваться, если бы стремление к бескорыстному служению можно было воспитать. Поскольку Алик унаследовал это стремление от своего отца, ему было невдомёк, что забота его любимой сестрички была лишь частью её стратегического плана по завоеванию сердца Риса. Кристина была уверена, что как бы её избранник ни сопротивлялся, рано или поздно он всё равно угодит в расставленные сети и сделается её безраздельной собственностью. Что ж, план хитроумной манипуляторши сработал, вот только одного она не учла. Дело в том, что любовь невозможно приручить как бездомного щенка. Она — птичка свободная и в клетке не живёт, даже в богатой и комфортабельной. Пленить любовь, конечно, можно, но ненадолго. Она либо вырвется из клетки, либо просто умрёт в неволе. Рису вырваться, увы, не удалось. Джарет, конечно, не вдавался в эти философские рассуждения, он просто ощущал, что вся его жизнь вдруг сосредоточилась вокруг одного незамысловатого объекта — счастья любимой женщины. Если бы потребовалось, он бы остался рядом с Кристиной до самой смерти, ухаживая и заботясь о ней без каких-либо претензий на ответное чувство. Любовь, поселившаяся в чьём-то сердце, вовсе не требует топлива извне, она сама сияет подобно солнышку, одаривая теплом всех, кто оказался рядом. Желания любимого человека внезапно обретают для того, кто любит, силу законов мироздания, и их собственная жизнь становится лишь одним из атрибутов служения, причём не самым важным. Ну откуда было Кристине знать, чем она стала для Джарета, ведь то, что она называла своей любовью к Рису, было просто эгоистичной страстью им обладать. — Мне не нужна твоя жалость, — зло выкрикнула осчастливленная заботой бессмертного страдалица. — Жалость? — судя по удивлению, написанному на физиономии Джарета, подобная трактовка его мотивов показалась ему абсурдной. — Ты всё неправильно поняла, Кристина, это ты оказываешь мне услугу, принимая мою помощь. — Хочешь сказать, что тебе в кайф выполнять мои капризы? — командирша презрительно хмыкнула. — А что если я пожелаю, чтобы ты спрыгнул в пропасть? — А ты пожелаешь? — Джарет нахмурился, как бы оценивая, можно ли принять слова Кристины за шутку, или она говорит всерьёз. — Почему бы и нет, — лицедейка самозабвенно погрузилась в только что придуманную роль пострадавшей от жестокого обращения женщины. — Это же ты рассказал Рису, что моя мама жива. Больше ему неоткуда было об этом узнать. — Верно, и это вернуло ему желание жить, — согласился Джарет. — Недолго же он прожил, — голос Кристины наполнился желчью. — А тебе не пришло в голову, что своим вмешательством в нашу с Рисом жизнь ты её разрушил? — Ты правда так считаешь? — Джарет совсем растерялся. — Но Рис ведь собирался застрелиться. — Некоторые лекарства бывают опасней самой болезни, — нравоучительно заявила Кристина. — Пуля убила бы только одного Риса, а твой болтливый язык погубил всю мою семью. Конечно, я хочу, чтобы ты заплатил зато, что сделал с нами. Пару секунд Джарет раздумывал над предложенной версией событий, но вовсе не потому, что искал в логике Кристины какую-то прореху, просто пытался осознать свою роковую роль в её жизни. Меньше всего на свете Джарету хотелось бы причинить страдания этой женщине, и в его действиях вовсе не было злого умысла, типа попытки избавиться от её мужа. Напротив, он уже успел включить Риса в свою семью и с присущей бессмертным бескомпромиссностью принялся его опекать. Неужели благие намерения и тут сыграли свою привычную роль, заведя Джарета на дорогу во всем известное местечко, где грешникам предоставляется бесплатная возможность искупить свою вину? — Я не хотел причинить тебе вред, — покаялся он, — это была просто ошибка. Но ты права, за ошибки тоже нужно платить. Джарет поднялся на ноги и, стряхнув налипший снег с коленей, направился к краю пропасти. Не ожидавшая такой развязки Кристина буквально застыла в ступоре. Разыгрывая свой спектакль, она всего лишь хотела выместить на добровольном зрители свою обиду на злую судьбу. Ей даже в голову не могло прийти, что Джарет примет её игру за чистую монету. В конце концов, умереть по-настоящему в Убежище было невозможно, так что жертве Кристининых сценических экспериментов ничего не грозило, разве что потерять доступ в этот искусственный мирок. На этом этапе рассуждений Кристину буквально переклинило, поскольку она поняла, что совершенно не хочет лишаться общества своей сиделки. — Стой! — Кристина подорвалась и бросилась вслед за Джаретом. — Я же пошутила, — она успела схватить самоубийцу за рукав, когда его нога уже зависла над пустотой. — Неужели тебе так надоело обо мне заботиться, что ты готов перекрыть себе доступ в Убежище таким путём? Ты же знаешь, что уйти на перевоплощение отсюда нельзя, — она с удивлением воззрилась на озадаченную физиономию жертвы своих капризов. — Ты не знал? — Здесь невозможно умереть? — неподдельное удивление, прозвучавшее в голосе Джарета ясно дало понять жестокой махинаторше, что она зашла в своих издевательствах слишком далеко. — Это искусственный мир, — она потянула Джарета за рукав, уводя его подальше от края пропасти. — Умереть тут, конечно, можно, но уйти отсюда на перевоплощение — нет. Если бы ты всё-таки спрыгнул, то разбился бы о скалы, и тебя выкинуло бы в твою родную базовую реальность. — Боюсь, для меня это было бы хуже смерти, — покачал головой Джарет. — В моей родной реальности меня не ждёт ничего, кроме рабства. В качестве альтернативы могут ещё казнить. По сравнению с этим, прыжок в пропасть можно считать развлекательной прогулкой. — Рабство? — Кристина поспешила перевести разговор с щекотливой темы обсуждения той подлой подставы, которую она устроила этому мужику, столь беззаветно посвятившему себя заботе о неблагодарной шутнице. — Кто-то имеет над тобой власть? — Установки подчинения, — голос Джарета дрогнул от омерзения. — Всех бессмертных в раннем детстве подвергают специальной психической обработке, делая из них послушное оружие. Но ты не беспокойся, в твоей реальности Магистр заблокировал установки своих бессмертных, так что и твой отец, и его соратники свободны, а вот мои установки активны. Но пока я нахожусь рядом с тобой, они как бы спят, так что в каком-то смысле ты позволяешь мне сохранять здравый рассудок. — Ты поэтому остался за мной ухаживать? — от разочарования лицо Кристины сразу осунулось. — Странно, до этого момента я об этом даже не думал, — удивился Джарет. — Не знаю, может быть, игры подсознания? — А почему ты не обратился за помощью к Творцам? — Кристина озадаченно уставилась на бестолковку. — К сожалению, установки может заблокировать только Магистр, — в голосе Джарета промелькнули нотки обречённости, — а Ксантипа ни за что не сделает мне такого подарка. — Бред собачий, — отмахнулась от его аргументов Кристина, — идём к Тарсу, он быстренько поставит твои мозги на место. Если честно, возвращение к жизни кататонички вызвало в организме Творца гораздо больший ажиотаж, нежели сообщение о том, что по Школе шастает зомби. Тем не менее он с готовность взялся за проблему Джарета и буквально через пару минут обследования вынес свой вердикт. — Своеобразное решение, — Тарс задумчиво покачал головой, — очень специфическое, только для определённого типа психики. Похоже, тебе очень не повезло оказаться среди тех немногих людей, на кого это внушение способно воздействовать. — Я так и знал, что всё бесполезно, — пробормотал Джарет. — Спасибо, что попытался, Тарс. — Я же не сказал, что не могу его заблокировать, — Творец даже обиделся, — но уничтожить эту пакость совсем не получится, она уже стала частью твоего сознания. Садись поудобней и расслабься. Джарет с недоверием покосился на самоуверенного волшебника, но послушался и откинулся в кресле. Через пару секунд он почувствовал, что отключается, но сопротивляться не стал, поскольку терять ему всё равно было нечего. Когда подопытный очнулся, то не заметил в комнате Кристины и слегка занервничал. Он так привык находиться рядом со своим якорем, что её отсутствие воспринял почти как предательство. — Свободен, — Тарс махнул рукой, отпуская своего пациента, — больше это внушение над тобой не властно. — Вот так просто? — поверить в то, что долгий путь к свободе наконец благополучно завершился, Джарету было очень сложно.