— Нет, но ради тебя готов поступиться своими железобетонными принципами. — Не надо, — тихо выдыхает Саша и, протянув руку, убирает прядь с моего лба. Взрыв. Меня прошивает насквозь, а это всего лишь невинное касание. — Это неправильно, Максим. — Я предпочитаю сам устанавливать правила. — Потому что ты юн, амбициозен и, возможно, еще не сталкивался с настоящими трудностями. — Я по жизни везучий парень, Саш. Хочешь, поделюсь с тобой? — Везением? — Ага, — киваю я и, не дождавшись ответа, набрасываюсь на нее. Напористо целую, сминая губы. В голове что-то щелкает, сгорают последние предохранители, окаменевшие мышцы трещат от напряжения. Всё, Снегурка, больше не убежишь. От внезапного натиска она теряется, чем я бессовестно пользуюсь. Исступлённо вгрызаюсь в мягкие губы, проталкиваю язык в тёплый рот, неаккуратно стаскивая с ее плеч белую шубку. Ошалев и разомлев, Саша позволяет мне опрокинуть себя на спину. Невнятно мычит, когда я наваливаюсь сверху, бесцеремонно вклиниваясь между ее ног. Поцелуй становится пошлее и развратнее. Гортанно рычу, всасывая Сашкин язык. Она пытается кусаться, а я упиваюсь сладким вкусом, зарываясь одной рукой в темные густые локоны, а второй накрываю вздымающуюся грудь под платьем. Грубо сжимаю, надавливая большим пальцем на затвердевший сосок. Сминаю ее грудь властно, требовательно, словно имею на это полное право, рефлекторно толкаюсь бедрами, вырывая у нее еще один задушенный стон. Чувствую ответный жар даже сквозь плотные слои ткани. Хочу раздеть, добраться до тела, ощутить ее тепло и трахать до изнеможения. Лампочка несколько раз предательски моргает и гаснет, оставляя нас в интимном полумраке, разбавленном огоньками гирлянд и свечей. В отблесках полыхающего в камине огня ее кожа приобретает золотистый оттенок. Ресницы мелко дрожат, в глазах откровенная похоть. Поплыла моя Снегурка. Сама тянется за поцелуем, забив на дурацкие запреты. И от этого осознания меня окончательно кроет. Мозг вырубается, выпуская на волю животные инстинкты. Потом… я буду нежным потом. Сейчас ей нужно так… грубо и жестко. Иллюзия отсутствия выбора порой заводит женщин больше, чем самые искусные ласки. Она хочет, чтобы ее взяли, и я возьму. Только идиот отказался бы, а я слишком долго о ней мечтал. Влечение запредельное и с каждым новым прикосновением грозит перерасти во взрывоопасную одержимость. Никого так сильно не хотел. Чтобы до дрожи, трясущихся рук и болезненных спазмов в паху. — Сдохну, если не выебу тебя сейчас, — хрипло матерюсь сквозь стиснутые зубы, толкаясь раздутой ширинкой в развилку между ее ног. — Грубиян, — сбивчиво шепчет Саша, царапая ноготками мой затылок. Обхватывает меня ногами, требовательно трется о каменный стояк. Мы оба задыхаемся, нетерпеливо стаскивая друг с друга одежду. Мой свитер с ее помощью улетает первым, следом футболка. Она жадная, голодная, горячая, как пекло. Шипит и стонет, пока хаотично скользит ладонями по моим натянутым мышцам, дотягиваясь везде, где хватает рук. Царапается, как дикая кошка, кусая мои губы, когда отрываюсь, чтобы стянуть с нее колготки. Получается не так как в фантазиях, неуклюже и долго. С платьем вообще полная засада. Мы нервно хохочем, когда проклятая молния застревает на середине спины. — Не рвать! — ее панический крик успевает меня остановить, иначе пришлось бы Сашке возвращаться домой в моем свитере. — Хуй с ним, — снова ругаюсь я, резко стаскивая рукава с хрупких плеч. Упругие холмики с твердыми вершинка выпрыгивают прямиком мне в рот. Облизываю, кусаю, всасываю, сдавливая груди в ладонях. Жадно, одержимо, немного больно, но охренительно приятно. — Макс… — слышу приглушенный стон, и меня накрывает неконтролируемой похотью. Задираю до талии подол платья, нетерпеливо стягиваю колготки, и, отодвинув влажную ластовицу кружевных стрингов, толкаюсь внутрь сразу двумя пальцами. Пиздец, она мокрая. Тугая до одури. Пульсирует вся, сокращаясь вокруг скользящих по ее влаге костяшек. Извивается, хнычет, насаживается, разводя ноги шире. — Обалдеть, как ты течешь, малыш. — Ма-а-акс, — выстанывает мое имя. Щеки горят, зрачки огромные, черные, как спелые маслины. — Сильно хочешь, Саш? — ритмично работаю пальцами, высекая из ее тела влажные пошлые звуки. Одурев от похоти, жадно смотрю, как ее не по-детски потряхивает от каждого резкого вторжения. Налившиеся нижние губки блестят. Гладкие, красивые, розовые. Представляю, как буду их лизать, и позвоночник прошибает обжигающим спазмом, член дергается в расстёгнутых штанах. Приподнявшись, суетливо приспускаю их вместе с термобельём и дергаю ее расставленные бедра на себя. — Презерватив, — хрипит Снегурка, а я в шоке, что она в состоянии думать о подобных вещах. — Без резинки хочу. Вытащу, — нетерпеливо давлю раскаленной головкой на вход, задеваю большим пальцем набухший клитор, замечая, как вибрируют мышцы внизу ее живота. Она облизывает припухшие губы, одержимо шарит по моему телу голодным взглядом, словно, как и я, жаждет дорваться до каждого кусочка плоти. — Максим, не могу без защиты, — жалобно стонет Снегурка. Каждая секунда промедления для нее тоже адская пытка. — Да бля-я-ядь, — рявкаю я, пытаясь нащупать в карманах спущенных брюк пачку с презиками. Запасся заранее, но как до дела дошло, забыл напрочь. Ну или не захотел вспоминать. — Ты… — у нее пропадает дар речи, когда я вытаскиваю большую упаковку, в которой не менее десяти резинок. — Напугалась, Саш? Зря. Тебе еще мало будет, — широко улыбнувшись, сдираю зубами слюду. В две секунды натягиваю защиту и, просунув ладони под ее обалденную задницу, жестко насаживаю на член. — Охренеть, — закрываю глаза от чистейшего запредельного кайфа. Саша издает низкий протяжный стон, и мы на мгновенье замираем, наслаждаясь первыми пронзительными ощущениями. Приподнявшись на локтях, она впивается ногтями в мои кисти, до синяков сжимающие ее задницу. — Полегче, Макс, — шипит на меня Сашка, и я врезаюсь в нее снова. Еще неистовее и глубже. Она всхлипывает, стискивая меня внутренними мышцами. Выгибается и вопреки своим словам позволяет брать ее в бешенном животном темпе. Нас обоих кроет дикой волной первобытных инстинктов, трясет от нетерпения. Я разгоняюсь все сильнее, заставляя ее содрогаться и стонать в голос. Хриплю что-то нечленораздельное, сминая ладонями подпрыгивающую охуенно-красивую грудь. Ее первый оргазм подступает быстро, оглушая меня своей интенсивностью. Пропускаю через себя каждую вибрацию Сашиного удовольствия, каждый всхлип и приглушенный стон. Сердце колотится как ненормальное, норовя выскочить из грудной клетки. Непрекращающиеся сокращения бархатистых стенок приближают мою собственную разрядку. — Ты меня задушишь, малыш, — хрипло смеюсь, возобновляя толчки. — Подожди, — напряженным шепотом бормочет Снегурка. Она не отошла, а мне все еще мало. — Не могу, — иступлено срывается с моих губ, и я вдалбливаюсь в нее снова. Накрываю своим телом, жадно целуя пухлые губы. Саша с жаром отвечает, запускает пальцы в мои волосы, тянет у корней, опускается на плечи, ниже, скользит по мокрой от пота спине, оглаживая вздувшиеся мышцы, впивается в ягодицы, прогибаясь под мной. Принимая, направляя, одержимо двигаясь навстречу. — Ма-акс… — ошарашено кричит, влажно и бурно кончая во второй раз. Пока ее колошматит в экстазе, усиливаю толчки, полностью сосредоточившись на собственном удовольствии. Капли пота стекают по вискам, перед глазами все плывёт, мышцы работают на износ. Рычу очередное ругательство, ощутив, как горячая волна оргазма фокусируется в паху, готовясь взорваться. Кайф нереальный. Клянусь, ничего подобного со мной еще не происходило. Содрогаюсь всем телом, крепко сжимая Снегурку в своих руках. Принимая последние рефлекторные толчки, она нежно целует мои плотно сжатые губы, поглаживает напряженные мышцы спины, пока я не расслабляюсь полностью. — Как ты? — дождавшись, когда я приду в себя, заботливо интересуется Саша. С трудом фокусируя взгляд на ее покрытом испариной лице, обескураженно пытаюсь понять, о чем конкретно она меня спрашивает. — Живой, как видишь, — сипло смеюсь я, слизнув бисеринку пота с ее виска. — Это было круче, чем я представлял. — Согласна, — не спорит Снегурка, глядя на меня шальным удовлетворённым взглядом. — Тут не соврал. Трахаешься как взрослый, — подразнивает сытая стерва. — Да ладно, малыш. Мы просто размялись, — приподнявшись, выхожу из нее, чтобы снять резинку. Взгляд жадно исследует распростёртое подо мной стройное тело, трахать которое оказалось чертовски приятно. Прикасаюсь пальцами к нежным складочкам, лениво поглаживаю. Смотрю на смущенно вспыхнувшее лицо. — Продолжим? — Может, лучше шампанского выпьем? Оно, наверное, оттаяло, — сглотнув, Саша растерянно смотрит на мой твердеющий член, затем поднимает напряженный взгляд к глазам. — Макс, давай тормознем. Я к такому не привыкла. Глава 8 Александра Ощущая его плавные прикосновения между ног, дугой выгибаюсь в руках Максима, обвивая ладонями влажную от интенсивной работы шею. На долгое мгновение мы оба замираем, все еще тяжело дыша и разглядывая черты друг друга. Его топазовые глаза словно излучают приглушенный тьмой свет. Я медленно тону в них, окончательно теряя связь с реальностью. Все как во сне, не со мной. Уверена, Макс чувствует что-то похожее. Синий цвет радужки, обрамляющей черный зрачок, отражают мощный контраст силы и уязвимости, что он держит внутри. Максим говорит без слов. Я никогда не видела, чтобы мужчина смотрел на меня с такой страстью, одержимостью, похотью и нежностью одновременно. Это пленит и завораживает, мгновенно подсаживая на дофаминовую иглу. Мягко целую капли пота на его висках, пальцами щекоча мокрые волосы на затылке. Все тело приятно ноет давно забытой сладкой болью, которой удостоены хорошо оттраханные женщины. Как ни крути, как оказалось, жизнь без такого всплеска чувств и эмоций — всего лишь как черно-белое кино. Он пробудил во мне то, о чем я давно забыла или даже не подозревала никогда. Олег всегда казался мне стеной, за которой я так долго пряталась, но сейчас приходит понимание, что жила в стеклянном пузыре, а не в крепости. Мой прежний мир на грани полного разрушения, но сожалений нет… Пока нет. И наше с Максом кино, черт возьми, тоже черно-белое, как эта ночная полярная зима, в которой мы оказались, но с красными всполохами пламени. — Ты такая упрямая, — дышит мне в губы, но не целует, подразнивая. — Ты уже вся моя, а ломаешься, как пугливая монашка. — Порода у меня такая. «Сопротивляющаяся», — спорю с Максом, реагируя на слова «вся моя» легким спазмом в груди. Не его я. Надеюсь, он понимает, что хороший секс в богом забытом месте ничего не меняет. — Породистую сучку нужно хорошенько отмыть от глупых мыслей, — обхватив за ягодицы, приподнимает. — Где манеры, Довлатов? — копируя тон строгой училки, глухо смеюсь я.