— Сдохли еще до моего рождения. Тебе твоего душнилы мужа мало? — Макс непроизвольно провоцирует меня на очередной укол чувства вины. Черт, я замужем. Как легко, оказывается, можно об этом забыть, если рядом безрассудный молодой самец, пожирающий меня глазами и телом. Галочка в графе «сладкая месть Олегу» успешно поставлена. Хотя, может, две галочки куда лучше одной? Во мне и правда породистая сучка проснулась. — Сейчас мне мало тебя, — проводя языком по его губам, признаюсь я, пока он перемещает меня по небольшому домику, погруженному в полумрак. — Я предупреждал, — хорохорится самодовольный мальчишка. Есть чем гордиться. — Ты так вкусно пахнешь, — искренне признаюсь я, прижимаясь носом в очерченный треугольник между ключиц Макса. Едва заметный шрам на ключице резко бросается мне в глаза. — А это откуда? — А это я с мотоцикла слетел лет пять назад, и в меня осколок запчасти прилетел, — успокаивает юный любитель адреналина. — Так сказать, бурная молодость. — Мы такие разные. Меня совершенно не тянет к экстриму. — Противоположности притягиваются. Я научу тебя плохому. Только попроси. Мы попадаем в тесное пространство душевой комнаты. Я нахожусь в легком ужасе от обстановки. Здесь все, как в атмосферно заброшенном доме из фильма ужасов: чугунная ванна, поверхность которой в некоторых местах покрыта ржавчиной. Кран, предварительно открытый Максом, чтобы скорее налить чистой горной воды, выглядит обветшалым и тяжело скрипит при попытке повернуть его. В трубах что-то пугающе грохочет. Надеюсь, нигде не прорвет… Стены комнатушки выложены старой плиткой, потускневшей от времени и влаги. Потрескавшийся шкафчик с полотенцами и принадлежностями для уборки, украшенный неприметной паутиной в верхнем углу. У меня уходит всего несколько секунд на полное принятие данной обстановки. В этом есть неповторимый шарм — душевность и уют старого домика, где каждая трещинка на ванной, каждая царапина на плитке и нити паутины сохранят эту сумасшедшую ночь. Такое я точно не забуду. «Рай в шалаше» — это не про меня, но в горячих объятьях Максима здесь и сейчас я гораздо счастливее, чем в самом роскошном отеле мира. Даже хочется, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. — Неужели горячая вода есть? Отпусти, дай помыться, — с придыханием трепещу я, поворачивая старый кран душевой, пока набирается ванна. Максим тем временем прижимает меня к плитке, уже нагретой достаточно теплой водой. Ставит на ноги, вытягиваясь во весь рост надо мной, расправляя плечи. Высокий, мускулистый, пылкий. К такому меня жизнь не готовила. — Зачем мыться? Теперь ты пахнешь мной, — его губы замирают в нескольких миллиметрах от моего уха. Макс обнюхивает меня, словно голодный молодой зверь. Волк, дорвавшийся до своей лесной дичи, загнанной в угол. А я таю от его первобытных повадок, потому что о такой обжигающей дикой страсти в браке с Олегом могла лишь мечтать. У нас с мужем ничего подобного лет десять не было. Да кого я обманываю? Именно так — никогда. Да и мысль о том, что я намеренно иду на предательство, поднимает во мне что-то темное, неприятное, но дико возбуждающее. Нас все равно никто здесь не найдет, не увидит. Все, что случится здесь, навсегда останется в этом крошечном заснеженном доме. И успешно растает с финалом «волшебной ночи в году». — Я хочу пахнуть чистотой, Макс, — снова занудствую, намазываясь подобием нормального мыла. Спасибо, что не хозяйственное. Мы реально будто находимся в каких-то старинных декорациях, буквально переместились во времени. — Лучше вернемся к тому, на чем остановились, — Макс шутливо отбирает мыло и обмазывает пенной жидкостью мое тело. Я едва ли не падаю от возбуждения и эффекта дрожащих ног, когда его руки свободно и умело скользят по моей груди, ребрам, животу и довольно быстро ныряют в чувствительную зону между бедер. А у меня там все умопомрачительной болью простреливает, и, судя по его внушительному стояку, Макс испытывает примерно такие же эмоции. Мы только потрахались, а у него уже колом стоит. Я в шоке. Вот тебе и двадцать два года. Кайф да и только. — Ты к такому не привыкла, говоришь? — усмехается Макс, замечая, с какими округлившимися глазами я пялюсь на его упругого красавца. Я не успеваю ответить, потому что он вдруг резко разворачивает меня грудью к стене и, припечатав одной рукой мои ладони к плитке, другой отвешивает звонкий хлопок по заднице. Я кричу, но как только он обхватывает меня за ягодицы и с первого раза одним мощным толчком проникает внутрь, мой вскрик превращается в громкий горловой стон. Выворачивает наизнанку от эмоций, в груди печет, полыхает пламенем. — Привыкай, Снегурка, — шепчет он, пока вода стекает по нашим обнаженным телам, двигающимся навстречу друг другу в интенсивном ритме. Я выгибаюсь от его напора, закинув голову и обхватив ладонями кран. Слегка поворачиваюсь и ловлю губами влажный язык Макса, и всасываю в рот, пока его каменный член таранит меня в куда более интенсивном ритме. Я умру сейчас. Визжу, кричу, извиваюсь в экстазе, ощущая нарастающую волну подступающего оргазма. Он будет таким мощным, я чувствую, на грани боли. Поймать бы его снова. — Нравится, Саш? — грубым тоном рычит Максим, выбивая шлепками один четкий ритм. — Никто не трахал тебя так? Скажи мне… — Максим, не надо. Не говори, — в беспамятстве бормочу я, мысленно умоляя Макса, чтобы он никогда не останавливался. Черт, и про резинку забыли совсем. Без латекса ощущать его намного приятнее. — Отвечай, потаскушка моя, — наматывает влажные волосы на кулак. Черт, какой же грязный у него язык. — Трахали тебя так? — замедляет толчки, делая их более глубокими, с невыносимой длинной паузой. — А так? — вновь рокочет Макс, ускоряя темп до трех влажных хлопков в секунду. Черт, меня сейчас разорвет от такого снаряда. — Господи, нет, никогда. Только не останавливайся, да, еще, — кричу я, царапая ногтями плитку. В самый неожиданный момент он совершает преступление, покидая меня. — Какого черта? — едва ли не вою от боли, проклиная Макса. — Ты издеваешься, Макс? Ответ неверный был? — Верный, но я вдруг решил, что хочу свой новогодний подарок сейчас, — в каждой его фразе сквозит уверенность, наглость, юношеский максимализм. Кусая губы, слегка захлебываясь водой и собственными стонами, я опускаю взгляд. Рука парня уверенно скользит по внушительному достоинству, и, кажется, я понимаю, о каком подарке речь. — Ты наглый, невыносимый, в конец оборзевший садист! — произношу первое, что приходит в голову. — Снегурочка и садист — отличное название для домашнего порно, — распутно подводит итоги Макс. Снова подхватив меня за ягодицы, опускает в ванную, полную теплой воды. Обхватив ладонью за волосы, встает у края чугунного корыта, проводя членом по моей щеке и губам. Теплая вода приятно ласкает кожу, но думаю, что моя рука на его члене ощущается им еще приятнее. Отказать ему сложно, и все мои барьеры и стереотипы, связанные с «легкодоступностью», обращаются в прах. В очередной раз, мать его… ой. Я чувствую, что достигла какой-то новой грани бесстыдства, распутства и чревоугодия. Мы буквально поедаем друг друга, не ощущая запретов и брезгливости. Здесь их просто не может быть, лишь бешеное желание овладеть каждым миллиметром кожи друг друга. Уже через несколько минут мы меняемся местами, и уже я стою у края ванны, закинув на нее ногу и ощущая, как его губы и язык вылизывают меня именно в том темпе, который мне нужен. Еще чуть-чуть, я просто не выстою и сяду ему на лицо, а Макс, кажется, и не против. У меня никогда не было такого грязного секса, а мне тридцать четыре. Уже и не ожидала, не надеялась — звучит отчаянно? Да похрен, главное дождалась. Мыслей нет, но если бы они были, то крутились бы вокруг того, что наша связь разрушит все, что у меня есть. А у Макса какие риски? Ну, разве что сердце разбитое, потому что продолжать это безобразие я не намерена. Разведусь с Олегом, найду другого жеребца, кто не будет являться сыном моей подруги. Она не простит никогда. Никогда… — Никогда, — шепчу я, задыхаясь и жадно глотая воздух после накрывшего лавиной оргазма. Макс бережно смывает с меня остатки своей страсти, хотя я уверена, что часть их неминуемо оказалась внутри. По лезвию ножа хожу, надо будет выпить таблетку. Обернувшись в банные халаты двадцатилетней давности, мы устраиваемся на диване перед камином. Я сворачиваюсь возле него калачиком, положив голову на колени этого энерждайзера, словно довольная кошка. Сильная рука Макса приятно перебирает волосы, пока я смотрю на языки пламени, танцующие свое эпичное танго, поглощая одно из поленьев и превращая его в горстку тлеющих угольков. — Похоже на нас, — все еще не в силах говорить связано, мурлыкаю я. — Что ты имеешь в виду? — хмыкает Макс. — Это не может так долго продолжаться. Отогреемся и по домам, — напоминаю я, наблюдая за пляшущим пламенем в камине… Как моя жизнь, поглощенная страстью Макса. — Смени пластинку, Саш, — со свойственной юности легкомысленностью отзывается он. — Я думаю о будущем, — поднимаю голову с колен и сажусь на диван, чтобы заглянуть в его глаза. — Что ты мне дашь? Кроме хорошего секса? И я не про финансы, с ними у тебя явно все в порядке, — возвожу глаза к потолку. — Это самая сумасшедшая новогодняя ночь в моей жизни, но утром мы должны обо всем забыть. Наше безумие закончится здесь и сейчас. — А если я не хочу ничего забывать и заканчивать? Что, если это только начало? Ты мой лучший подарок под елку, Снегурочка. — Твоя Снегурочка должна быть младше лет на пятнадцать, а нам с тобой нельзя! Ничего нельзя. Понимаешь? — встряхивая руками, убеждаю в первую очередь себя, не его. — Мне другое нужно совсем, — говорит во мне сознательное, в то время как сердце кричит остановить ссору и прижаться к его груди. — А что тебе нужно, Саш? Почему ты вообще об этом сейчас думаешь? — Мне нужна семья, Максим. Дети. Я бы этого хотела в ближайшие пару лет. А с тобой только секс классный. Я в двадцать два даже не думала о детях и ответственности, мы на разных жизненных этапах, я не строю иллюзий. И ты не строй, что «я твоя вся», — скрещиваю руки на груди, четко обозначая свою позицию. Лучше сразу отдалиться. Так безопаснее, лучше. Оборвать сразу — пока никто не привык, не погрузился в фантазии. Макс бросает на меня грозный взгляд исподлобья. У него желваки от едва сдерживаемого гнева напрягаются и костяшки пальцев белеют на зажатых кулаках. — Ты права, — спешит ударить хлестким тоном больнее, чем я его. Внутри все сжимается и крошится. А на что я надеялась? Что отговорит? Зачем ему это? — Классный секс — это наш предел. Круто потрахались, — с ленивой усмешкой заявляет Макс. — Я тогда сама домой поеду. На снегоходе. За тобой службу вызову, если хочешь тут остаться. А мне сложно, Макс, не могу смотреть в глаза тебе. Вижу свое предательство и тошно становится, — признаюсь, едва не плача. Не ожидала от себя таких смешанных эмоций. Но правда, я ведь Олегу много клятв в жизни давала. Он изменил мне, но двенадцать лет жизни не сотрешь и просто так не выкинешь. Нас связывает не только брак, все куда сложнее, чем представляет этот самоуверенный наглый мальчишка, только начинающий жить. — Удачи, — подпрыгнув с дивана, Макс демонстративно сдвигает одну из штор и открывает мне вид на завывающую за окном метель. Из-за треска камина я ее не услышала. — Господи! Что это? Выглядит жутко, — меня в дрожь бросает от количества снега и высоких белых заносов. Тропы, по которой мы приехали, больше нет, и массивный снегоход почти полностью замело, превратив вездеходного монстра в огромный сугроб. — Радио передает, — Максим погромче включает старый приемник с трескучим сигналом радиостанции, вещающей последние новости, — Что это самая сильная пурга за последние сто лет. — В Сочи то ураган, то пурга. Что с природой происходит в этом году? Точнее, в прошлом…. — Непостоянная в своем мнении, как и ты, — все еще жестко отрезает Максим, поглядывая на меня насупленным взором. Расстреляет сейчас глазами. Ну и пусть, мне хоть не так стыдно будет за свои похождения. — Мое мнение о нас больше не изменится. И пока дом не занесло по самую верхушку, я хочу уйти. Ты правда не понимаешь, что это опасно? Мы можем здесь застрять, — призываю его рассудок я, злясь на упрямца Довлатова. Нужно попробовать выбраться, пока не поздно. Мы же у черта на куличках, без связи, телефоны вот-вот сядут. Хватятся нас только утром. Едой тут и не пахнет. Скорее это мы для обитателей леса пахнем как деликатес. На эмоциях я быстро одеваюсь и, забыв про влажные волосы, кутаюсь в шубу и выбегаю на крыльцо. Точнее прямиком в сугроб. Первый же порыв ветра сносит меня с ног, в глаза прилетают тысячи мелких снежинок, и зрение мое мгновенно падает, как и желание куда-либо ехать. Это самоубийство. Не то, чтобы я серьезно собиралась ехать одна.