У Пашки действительно было много вопросов, а те отчего-то напрасно не боялись юношу и не спешили убегать – даже несмотря на произошедшее рядом. Ведь щиты сломали до действий Ники, а еще рядом была полиция – стандартный набор заблуждений. – Открывай. – Спустимся – откроем. Там и фонарик есть. Затем оценил степень упрямства и аккуратно положил рюкзак на землю, ослабив завязки. Ника мигом присела рядом и заглянула внутрь. – Две бутылки вина, – констатировала она и мрачно посмотрела на меня. – Для обеззараживания проточной и талой воды. Вдруг мы там застрянем… – постарался я быть убедительным. – Сыр, нарезанный, – быстро перебирала она содержимое. – Еда с долгим сроком хранения. – Шоколад. – Высококалорийный продукт. – Свечи. – Это для определения угарного газа в тоннелях и шахтах. Потухнет свеча – дышать нельзя, – бодро отвечал я. – Канделябр. – Оружие ближнего боя. – Спальный мешок. Один. – Первый спит, второй – дежурит. – Так, мы туда зачем вообще идем, а? – смотрела на меня невеста с подозрением. – Мне просто надо сказать тебе очень и очень важные слова, – смутившись, отвел я взгляд, – вот я и подготовился. Ника тоже смутилась. – Ладно, послушаем твои слова. – Встав, она отвернулась от рюкзака и пошла к границе темного провала. Я же накинул рюкзак на плечи и бодро проследовал за ней. Надеюсь, она не убьет меня сразу и продуктов будет достаточно, пока меня не откопают. Иные люди редко понимают просто слова. Многие готовы принимать всерьез только те из них, что написаны на бланках с гербовой печатью. Другие – только из уст высоких чинов с большими погонами. Хотя в общем-то большинству достаточно тембра голоса и серьезности вида собеседника. У Борецкого Павла пока был только тембр, хмурый взгляд и ранняя седина в волосах, чего не совсем хватало для беседы с людьми многажды старше. Еще за его плечами находился кортеж из трех машин с охраной, но последним делом стоило указывать на него – он говорил не от лица денег и той структуры, что выделила ему транспорт с охраной. Он говорил от себя лично, и стоило приучать иных господ прислушиваться к спокойному голосу, не перебивать и даже не помышлять ему перечить. Если бы его этому учили с детства, вряд ли бы возникли сложности. Но быть просто счастливым ребенком до четырнадцати лет, а после – в услужении легкомысленного принца Черниговских – это не лучшая школа управления и власти. Кое-что удалось подглядеть у княжны Борецкой. Кое-что, к своему удивлению, Павел смог перенять у гостившей у него неполные сутки Го Дейю. Девушка, умеющая добиваться подчинения, вводить в ступор, вызывать опаску, страх и еще десяток эмоций у слуг особняка всего лишь улыбками, коих у китаянки было побольше, чем наберется смыслов в словах «да» и «нет», была достойна того, чтобы у нее поучиться. Хотя он бы предпочел, чтобы улыбки вызывали теплоту и радость – хотя бы у него самого… Но гостья была раздражена, скрывая за явно защитной эмоцией оторопь и смятение. К ней ехали родственники – и Паша успел выяснить, что ничего хорошего ждать от этого ей не приходилось. Там, где хоронят людей при жизни, скорее постараются сделать так, чтобы родовые книги соответствовали реальности, чем будут воскрешать одну из многих в богатом, но слишком многочисленном роду Го. Он осторожно предлагал ей остаться – просто вспоминая себя прежнего, от которого отвернулись все. Но та шипела дикой кошкой и уходила сидеть на другой диван. В конце концов Пашка отчаялся и всерьез задумал вернуть ее к Максиму. Не отказываясь от нее, вовсе нет – пусть вспомнит, что такое настоящее зло, и поймет, что у Борецких ей будет лучше. Во всяком случае, он был бы рад поучиться у нее новым улыбкам – например, как та, что заставила уняться амбиции этих деловых, отчего-то с ходу решивших навешивать на него долги и проценты за порушенное и уничтоженное. Люди, посмевшие тронуть землю его рода, довольно быстро сообразили, что их сейчас будут немного калечить, а возможно – слегка убивать. Оттого ушли на своих ногах, целыми и невредимыми – ожидать с утра стряпчих клана, которые примут откупные и уточнят у них, кто позволил самоуправство с теми баннерами. Не княжичу же этим заниматься… В общем, в машину Павел вернулся самую малость повеселевшим. После чего тут же погрустнел, отметив равнодушно смотрящую в окно китаянку. – Максим ушел вниз, – отчего-то произнес он то, что Го Дейю и сама наверняка видела. Та слегка дернула плечиком. – Не интересно, что там внутри? – попытался княжич расшевелить гостью. – Ничего. Там ничего нет, – вызвав у него невероятное удивление, правильно предположила она. Или знала наверняка? – Но откуда?.. – все же вырвалось у Пашки. – Вино в рюкзаке. Сыр, шоколад, свечи… – произнесла та подслушанное по губам. – Свидание? – заинтересовался Борецкий. – Неожиданное место. – Признание, – покачала она головой. – В любви? – радуясь самому факту беседы с вечно молчаливой китаянкой, задавал все новые вопросы юноша. – Нет, – огорошила та. А в миг, когда Пашка, не дождавшись продолжения, уже хотел рискнуть задать новый уточняющий вопрос, ситуация изменилась. Вернее, для начала изменения пришли в тишину и спокойствие пространства над разрытым пустырем. – Вот козлина! Вот урод, а! – разъяренным рыком, в котором без труда угадывался голос Ники, доносилось из провала. – Подлец! Мерзавец! Негодяй! А затем показалась и сама девушка, не прекращающая бранный поток – в том его размере, что приличен для девушки из высшего света. Замерев на мгновение, она резко дернула обеими руками, и в воздухе раздался злой и резкий шелест – то песок, рассыпанный по близлежащим кварталам, несся на призыв хозяйки. Причем гораздо быстрее, чем был поднят и раскидан до этого. И стоило ему оказаться подле Еремеевой – он резко срывался в провал, вновь заполняя его до самого верха. – Это что с ней?.. – пораженно спросил Пашка. – Это Максим признался, что ее с самого начала должны были похитить, – спокойно произнесла Го Дейю. – То есть как это так? Она же его невеста… – Ну он же ее спас, – поудобнее расположилась китаянка. – Как и было запланировано. – Если решите откопать, скажите ему, что между нами все кончено! – бросив дело на полпути, всплеснула руками Ника и широкими шагами ринулась от пустыря по улице. – Понятно, почему она в бешенстве. – Ясное дело почему, – вроде как поддакнула Го Дейю. – Столько ждать первого поцелуя, а Максим все испортил. – То есть как первого поцелуя? Разве… – Они максимум за руку держались, – отмахнулась та. – Представляешь, какая она злая? Столько морально готовиться, а тут этот – с планами… – раздраженно завершила Го. – У него на все планы. – Но сейчас он жестко промахнулся, – не согласился Пашка, глядя в спину уходящей Еремеевой. – Сейчас она вспомнит, что выкуп придется вернуть, – отрицательно помотала головой Дейю. – Пфф… – Ты хоть знаешь, сколько там копать? – вскинулась возмущенно китаянка и невольно взглянула на ладошки, на которых еще проступали мозоли. Нет, понятное дело, что девушки любят ругаться, а еще сильнее – мириться. Но если всякий раз для этого надо будет выкапывать, а потом снова закапывать шесть КамАЗов денег… – В общем, я бы сразу мирилась. А Еремеева резко остановилась, развернулась и зашагала обратно. – Постойте, я не договорила! – рявкнула она. И с новым жестом руки вся груда песка рванула лентой из провала. Девушка же вновь зашагала вниз по лестнице. – Вот, – констатировала Го Дейю, – у него все просчитано.