– Ты знаешь меня дольше. Китайцы прибыли вчера поздним вечером. Ночью назначили встречу. Утром ее провели. Никакой подготовки и сбора сведений. Какое неуважение, – недовольно покачал я головой. – Словно с каким-то дельцом. – А теперь – уважают? – вздохом отразила она свой вклад в результат и потерла руки. – Теперь поздно готовиться, – пожал я плечами. – Когда все начнет сбываться, кто сможет обвинить меня в неискренности? Я сказал им, как будет. Если скажу вновь – слушать станут куда внимательнее. Это сэкономит время. – Рада за тебя, – подняла она ладонь с декоративными кольцами, убеждаясь, что нас не слушают. – Постараюсь тоже не отнимать много времени и надеюсь на ответную любезность. – Говори, – радушно предложил я. – Меня лишили контроля над центром города, – произнесла она то, что хотела сказать еще несколькими часами раньше. С того самого времени, когда считается минимально приличным звонить людям и просить встречи. Только я слушать в тот миг не хотел, раз за разом указывая принцессе, что наша встреча оговорена на субботу. Важность, необходимость, срочность – все адресовалось на субботу, вызвав для начала недовольство и раздражение, но завершившись торгом и сделкой. Ей был нужен разговор, а мне – принцесса правящего рода, исполняющая за столом роль покорной супруги. В конце концов, она и была моей супругой, так что урона чести – ни малейшего. Разве что царапает по гордости, быть может, но ситуация совсем не та, чтобы ставить эмоции поперек дела. – Кому досталась территория? – Остановившись у бетонного борта, я смотрел на реку. – Не решено. Мне ответили, что, возможно, вернут мне, – с иронией добавила принцесса. «Забрать, чтобы вернуть» – любимый лозунг для поднятия налогов. Только со вторым обычно не складывается. – Я хочу знать имя того, кто действует против меня, – потребовала она. – Уже решила, зачем тебе это знание? – Разберусь, не сомневайся. Профиль принцессы было интересно изучать – бесстрастный и уверенный, безусловно красивый и мистически статичный на фоне шквального ветра, от которого случайные прохожие закрывались поднятым воротом. – Ты знаешь всех своих родственников в лицо? – Я отвлекся на радостно галдящую группу туристов вдали. Иностранцы, ведомые гидом по намеченному маршруту, – сейчас ветер дул им в спину, оттого они пока еще фонтанировали энтузиазмом и интересом к окружающим красотам. Но скоро набережная войдет в поворот… – Большинству представлена лично. Часть видела. Может быть, кого-то не знаю. У нас большая семья. – То есть если кто-то погибнет, ты не станешь проливать по нему слез. – Максим! – порывисто развернулась она ко мне. – Это мое личное дело и мой статус в семье. – Займешься им после меня, – отодвинулся я от бортика. – Трупом?! Как?! – Плюнешь ему на могилу, – равнодушно отозвался я, взглядом указывая на приближающихся туристов. Их охрана оттеснять не стала – и ввиду безобидности, и для демонстрации мирного и свободного для перемещений города. Тем более что возможную ошибку легко компенсирует защита принцессы. Хотя оставаться нам на месте все равно оказалось опрометчиво – сфотографироваться с нами пожелала вся группа. И только поспешное: «Ноу фото!» от охранников, подхваченное гидами, оборвало внезапную фотосессию. Но одна молодая китаянка все равно отличилась – всунув мне дорогой фотоаппарат в руки, она одним движением взобралась на бортик набережной и изобразила красивую позу. Вернее, попыталась, потому что дунувший ветер сбросил вскрикнувшую дуреху прямо в воду. Вперед к бортику дернулась даже принцесса. – Кто-нибудь, спасите ее! – растерянно повернулась ко мне и тут же к охране у машин гид. Я шагнул к бетонному ограждению. Оставил на нем фотоаппарат и равнодушно отвернулся от воды, где барахталась и кричала девчонка. – Пойдем, – обратился я к принцессе. – Максим! Так нельзя! – Что? Я же вернул фотоаппарат, – недоуменно обернулся я на бортик и вновь посмотрел на девушку. – Ей надо помочь! Это урон репутации, если я просто так уйду! – перемешивались жалость и желание помочь в ее голосе с сухим прагматизмом. Мимо пробежал охранник, на ходу скидывая с себя пиджак и сбрасывая ботинки, и тут же сиганул за бортик вниз. – Вот видишь, все будет хорошо, – успокоил я Елизавету, отводя к машинам. – Вручишь охраннику награду, и твоим журналистам будет о чем писать. А там кто знает – может, она влюбится в спасителя, а он в нее. Пневмония, бдения у кровати, чувство вины и привязанность… Красивая может получиться история – газетам будет повод вспомнить твое благородство повторно. – Ты невозможный циник. – Я думаю, человек знает, что может грохнуться в воду, когда забирается на парапет, – я остановился возле двери машины, предлагая Елизавете занять сиденье первой, – особенно если у него всего семь фото за час экскурсии. Принцесса задумчиво повернулась назад, рассматривая, как поднимают продрогшую и посиневшую туристку, жалостливо цеплявшуюся за шею спасителя. – Симпатичная, – оценила она за мгновение до того, как потерять интерес и сесть в машину. – Мне нужно попасть в Кремль, – разместился я рядом, – в качестве обычного человека. – Мой супруг или княжич Юсупов вместе с княжичем Де Лара могли бы войти через главный вход. Обычному человеку там делать сегодня нечего. – Войти не требуется. Достаточно попасть за ворота чуть дальше, чем дозволено всем остальным. – Зачем? – со вздохом задала она риторический вопрос, потому что тут же скомандовала ехать в Кремль. – Чтобы сделать чуть больше, чем дозволено всем остальным, – вежливо поумерил я ее любопытство. Глава 23 Торопливые шаги по мраморной лестнице отзывались эхом под высокими сводами длинного коридора, ведущего от входа в Большой Кремлевский дворец к Александровскому залу, и новая группа свитских в деловых костюмах следовала за очередным князем, разодетым в меха, бесшумно идущим в центре по красной дорожке. – Ухорские прошли… – тихо прокомментировал охранник, приданный мне в сопровождение. Мы расположились у золоченой балюстрады, обрамлявшей подъем с правой стороны, в тени колонны, соседствующей с огромным батальным полотном на стене, и мало чем отличались от других охранников, присутствующих во дворце во множестве. Сосредоточенность, деловой вид – даже расцветка костюма все та же. Впрочем, все оттенки темно-синего были главным лейтмотивом этого дня. В деловом мире считают черный цветом траура и уместным для похорон, а все остальные оттенки, кроме синего, – слишком пестрыми. Оттого разнообразие ограничивалось фасоном и еле заметными полосками, находя отдушину лишь в исполнении запонок на манжетах рубашек – и миллионы рублей решительно вкладывались в единственный доступный маркер богатства и процветания. Потому что дорогие часы еще требовалось ненавязчиво обнажить, а вот перстни и кольца уже шли по разряду оружия – тоже статусные вещи, но надо ведь продемонстрировать способность выкинуть кучу денег вдобавок к похвальным способностям широко бить и упрямо защищать. В общем, все мое отличие от спутника – возраст да отсутствующий бейдж, из-за которого спутник и был ко мне приставлен. Мало ли у кого появятся вопросы. Посторонних тут быть не должно, и пусть все серьезные разговоры будут вестись в залах и альковах дворца, но лестница оставалась стратегическим объектом обороны. – Оболенский, – шепнули мне, стоило неспешно подняться по лестнице сухонькому старику в тяжелой шубе в сопровождении пятерых зыркающих по сторонам мужчин. На нас один даже недовольно и весьма подозрительно посмотрел – пришлось ему улыбнуться. Но человек, по всей видимости, оказался неконтактный и далее шел спиной вперед, не спуская с нас глаз. В остальном же – полное равнодушие от хозяев и их слуг к случайным людям на их пути в главные палаты дворца. Все важное и интересное ждало их там, оттого отвлекаться… – Князь, вы найдете минуту? – произнес я, стоило князю Черниговскому пройти половину подъема. Мундиру он не изменил, да и четверо его спутников тоже оказались одеты по форме. Еще одни дозволенные цвета и фасоны в приличном обществе – любые парадные мундиры. Даже в самых фешенебельных салонах примут офицера, без оглядки на его достаток. Разумеется, если тот не станет говорить о коммерции – ради этого, будьте добры, примерьте темно-синее и фальшивую улыбку… Рядом закашлялся спутник, нервно взглянув на меня и по сторонам – словно решая, куда меня теперь прятать. – О, Самойлов, – мягким голосом обрадовался мне князь. – Вы тоже тут. Не удивлен, но рад встрече в этот воистину драгоценный для вас день. – Мы могли бы переговорить, ваше сиятельство? – почтительно указал я вдоль балюстрады. Переход на нее был тут же, у лестничного пролета, оттого просьба не казалась обременительной. – Я думаю, не стоит, – смотрел он на меня с довольной, сытой улыбкой. – У меня есть к вам выгодное предложение, – был я настойчив, игнорируя посеревшего и нервничающего охранника. Потому что приставать к князю – обычно к неприятностям, а ему за меня отвечать перед принцессой. – Если оно действительно выгодное, – задумался он на мгновение и решил ненадолго сменить маршрут. – Что вы хотели, Самойлов? – Отослав охранника, князь встал подле меня. – Я желал бы обменяться телефонами, – протянул я ему свою визитку. Белую карточку без имени, с одним лишь номером. – Понимаю, что сейчас вы стеснены временем, а вопрос очень серьезный. – Я держал у его груди прямоугольник картона, который князь и не подумал взять. Даже руки словно не нарочно заложил за спину, сцепив в ладонях, и смотрел поверх моих рук. – Не сомневаюсь, молодой человек. Но, думаю, вам придется поискать мой телефон самостоятельно. – Его глаза смотрели чуть маслянисто, а в голосе слышалась хищная бодрость. – Быть может, у вас даже получится. Быть может, я даже захочу с вами говорить. Если до этого с вами не проведет беседу палач. – Ваше сиятельство… – Хотя, пожалуй, я возьму, – сделал он жест свитскому, и тот бесцеремонно выдернул прямоугольник из моей руки. – Когда вы осозна?ете, что стоите дешевле наших договоренностей с князем Юсуповым, я хотел бы услышать в вашем голосе… искреннее сожаление?.. желание искупить?.. – со смаком и довольством подыскивал он слова. – Хотя нет. Я хочу услышать покорность. И тогда ваши дела, может быть, наладятся вновь. Кто знает?