— Мы и про ресторан думали, но как узнали, что хозяйка есть дома, то сразу решили — лучше домашнее. — Категорично отозвался Федор. — Да ведь, Максим? — Вот-вот, — с интересом поглядывал я на чуть скованные и нервные движения Ники. — Продуктов много — что угодно можно приготовить! — Широким жестом указал брат на пакеты. — Мы ведь не знали, какое блюдо у вас любимое, вот и решили не стеснять. Там у окна, смотрите — овощи и фрукты. Чуть ближе — грудинка замороженная. Не переживайте, уже в микроволновке отогрели к вашему приходу. Дальше говяжья вырезка, а вот из белого пакета хвост торчит — так это красная рыба, тихоокеанская кета. Дальше у нас буженина, сыры, хлеб, пельмени… Ника встрепенулась и зорко посмотрела на указанный пакет. — Хотя нет, пельмени забыли, — с досадой отметил Федор. — Не беда, я могу до магазина сходить! — воодушевленно отметила Ника. — Незачем себя утруждать, — мягко отказал ей брат, вновь указав взглядом на пакеты. — Тем более, разве сравнятся магазинные пельмени с домашними? — У нас тут и мясорубка есть, — поддакнул я. — Мука — в следующем пакете. — Отметил Федор. — Вдруг, подумал я, пирогами нас обрадуют. Но можно и пельмени слепить, отчего нет? — Суп. — Сухо прекратила наш диалог Ника. — Куриный. Подождете? — Отчего нет, — недоуменно пожал плечами Федор и пригубил из своей кружки. — Чай сладкий. — Произнес он неопределенным тоном, сделав глоток. То ли похвалил, то ли не понравилось — но кружку он отставил в сторону и посмотрел на китаянку, украдкой рассматривающую со своего табурета окружающую обстановку. Для принцессы клана девять квадратных метров панельной кухни смотрелись явно небогато. И пусть вокруг было чисто и опрятно, но пренебрежение в ее глазах определенно свидетельствовало о сравнении окружающей обстановки с кладовкой для обуви в родовом особняке. — Я думаю, надо одеть ей лапки на ножки, — спокойным и доброжелательным тоном прокомментировал Федор. — Прости? — Поинтересовался я причиной такого решения. — Вновь в ней принцесса просыпается. — Вздохнул Федор. — Столько гонору было поначалу, ты бы видел. Стоило в костюм горничной переодеть, так мигом два часа тишины. В самолете ей место не понравилось, а как волосы расчесал и ушки примерил — сразу стала шелковая. — А лапки? — С интересом присмотрелся я к высокомерию, в самом деле проглядывающему в облике милого создания с ушами и хвостиком. — Это еще до таможни догадался. Иначе бы точно завязли на «добро пожаловать, причина прилета». — Проворчал Федор. — А так сразу видно — ну какие у нее могут быть документы? У нее же лапки! Пользуясь моментом, я тайком покосился в сторону Ники. Та с выражением бесконечного сострадания на лице смотрела на куриную тушку в своих руках. Еще немного — и точно задумает исцелить, и куда я ее тут пристрою? В зоопарк точно не возьмут. — Может, все-таки рыбу? — Предложил я осторожно. — Да, рыбу, — словно очнувшись, чуть отстраненно ответила Ника, аккуратно отложив курицу обратно в упаковку и отшагнув к крану, чтобы тщательно помыть руки. — Слушай, а она у тебя не из этих? — Шепнул мне брат на ухо, покосившись на девушку настороженно. — Из травоядных? — Да не, — отмахнулся я. — Ты бы видел, как она на жареного порося смотрела. Ничего общего. — А мы точно сегодня от голода не сдохнем? — Продолжил он тем же тоном. — Ника, что-то не так? — Участливо поинтересовался я, заметив, что девушка продолжает раз за разом намыливать руки. — Все хорошо, — холодно ответила она. Как сомнабула прошла к рыбе, выудила тяжелую кету и перенесла на вытянутых руках к умывальнику. После чего вымыла с мылом и ее. Заметив наши пристальные взгляды, медленно расположила на столешнице и взяла в руки нож. — Да отруби ты ей уже голову! — Рявкнул Федор, не выдержав. Вздрогнула китаянка, вбежал на кухню сосредоточенный охранник, зорким взглядом пронзив всех присутствующих и внимательно оглядев пространство за окном. — Слушай, ну у нее ресторан, — неловко заступился я за девушку. — Зачем ей уметь готовить? — Понятно, — вздохнул Федор. — Просто думал привычного поесть — очень соскучился. И ведь знаю, что вряд ли будет так вкусно, как я помню — но все равно хочется, понимаешь? — Может, к Артему поедем? — Предложил я. — У него сейчас наверняка борщ и котлеты. Со стороны гарнитура резко ударил звук ножа. А затем еще и еще раз — скрывая свой стремительный полет за спиной девушки. Ника порывисто развернулась и выставила на стол тарелку с пятью бутербродами из хлеба с напластанной бужениной. — Угощайтесь, пожалуйста. — С угрозой произнесла она. Я, например, свой кусок сразу взял. Федор помедлил, но тоже благоразумно забрал свою порцию. А китаянка, легкомысленное создание, пренебрежительно фыркнула и посмела отвернуть подбородок от угощения. — Так, кому тут что не нравится? — Хищным тоном уточнила Ника и недобро прищурилась. Го Дейю отозвалась пренебрежительным тоном, полным высокомерия, повернувшись к ней. И демонстрируя свой статус, что был по ее мнению в стократ выше непонятной женщины с ножом, зажгла над лапкой ярко-синий клубок из электрических разрядов. — Плохая кошка! — Одернул ее Федор. — Тихо-тихо, — унял я брата, и съежившаяся было китаянка вновь распрямила плечи, поверив, будто в этом промедлении была слабина. Мне же просто было интересно — невероятно интересно находиться рядом с техникой электричества, воспроизведенной так близко. Она ощущалась необычно — совсем не так, как природная молния, и вовсе иначе, чем электричество на поверхности проводов. В этом клубке из мелких разрядов чувствовалось что-то отличное от собственного опыта, но странно знакомое — будто виденное когда-то давно, но надежно забытое. Однако чтобы вспомнить, казалось, надо просто протянуть руку… — Максим, ты что делаешь? — Шикнул брат, обеспокоенно глядя, как я чуть поднялся и медленно повел руку над столом в сторону чужого клубка из электричества. И даже Го Дейю отклонилась назад на секунду, но почти сразу же горделиво приосанилась и угрожающе повела своей рукой в мою сторону, будто пугая. А мне так было даже легче — чтобы подхватить комок из молний испуганно пискнувшей китаянки и спокойно вернуться на свое место, задумчиво рассматривая овеществление чужой силы уже в своих руках. — Интересно, — задумчиво ответил я, прислушиваясь к ощущениям. Казалось, клубок покусывал кожу — словно небольшой зверек, яростный и непокорный, оказавшийся пойманным, но при этом неспособным навредить обидчику. В нем чувствовалась чужая воля — агрессивная и враждебная, и принимать эту силу внутрь себя не хотелось. Хотя, бесспорно, это можно было сделать. Только куда этот клубок энергии теперь девать? Я обеспокоенно посмотрел по сторонам, решая, как лучше от него избавиться. Во двор выкинуть — так а какой оно мощности? В небо отправить? Угу, с Никой в одной комнате — а потом еще за один самолет платить… Или космическую станцию… Изумленные лица Федора и Ники точно показывали, что они мне тут не советчики, а Го Дейю и вовсе предпочла отодвинуться максимально далеко, вжавшись в стену и глядя, как на неведомое чудовище. Кстати, точно! Зажегшись идеей, я перекинул комок чужой силы на левую ладонь, а правую запустил внутрь кармана пиджака. С некоторых пор, коллекцию перстней я предпочитал носить с собой — раз некоторые люди хотят бояться их, а не меня, то зачем их лишать такого приятного заблуждения? Словом, перстень Юсуповых нашелся не сразу, но и не так поздно. А надеть его на палец без помощи второй руки не представляло сложности. Призванный моей Силой, мелкий электрический дракончик соткался из десятка искр над перстнем и под треск разрядов, бивших от него к коже, с привычной деловитостью уселся на пальце и расправил крылья. — Ну, угощайся, — с интересом подвел я к его мордочке клубок чужой энергии и принялся наблюдать за поведением символа рода, который я не считал своим. На краю сознания была версия, что облики Силы, свидетельствующие об истинности перстней, декоративны и не должны обладать волей и способностью действовать. Но куда сильнее звучало в сознании любопытство, требующее это проверить или опровергнуть. Потому что символ рода — это скучно и протокольно, а вот персонально этот крылатый дракончик принадлежал лично мне — и я чувствовал в нем нечто большее, чем просто иллюзию, которыми Федор порой пугал сестер (и они его), пока испуганные завывания Брунгильды не вызывали отца, дипломатично демонстрировавшего ремень. Дракончик, казалось, с подозрением покосился на клубок из чужих молний. Затем словно заинтересованно принюхался и с урчанием, скрывшимся в треске крошечных разрядов, вцепился в чужую Силу, выдрав из нее изрядный шмат, повисший разрядами на его пасти, пока не был проглочен. А сам клубок на левой руке — изрядно скукожился и побледнел. — Ты смотри, какой аппетит, — удовлетворенно произнес я, отмечая, с каким энтузиазмом тот поглощает угощение. И — показалось ли? — но и растет при этом. — Надо будет дать ему имя. — Констатировал я, удовлетворенно отряхивая левую ладонь от остатков чужой техники. Дракончик недовольно покосился на пустую ладонь, а затем заметил китаянку, и словно в предвкушении замер, напружинившись для прыжка — кончики крыльев аж трепетали, рассыпаясь разрядами, от нетерпения. Го Дейю пискнула и закрыла глаза. — Все, хватит, — пресек я ужин и снял перстень. Над рукой, разочарованно крутанувшись в воздухе напоследок, растаяло в вспышке прогоревших искр призванное существо. — И стол попортил, — все же, не обошлось без накладок. Вся столешница была в мелких пережжённых черточках. Обернулся на комнату и слегка оторопел — занятия с крылатым созданием отвлекли непростительно много внимания. Иначе и не объяснить, как я мог проглядеть, что Федор зажмурил глаза, обнял себя руками за плечи и дрожит всем телом, а вокруг него вьется коричневая дымка защиты, обнимая не только его тело, но и охранника, что стоял подле него и равнодушно смотрел в мою сторону — без пренебрежения или осуждения, а просто отслеживая возможные действия. Ника отложила нож на стол и спрятала руки за спиной, отступив назад к двери и глядя весьма настороженно. — Федор, что-то не так? — Неловко уточнил я, убирая клятый перстень обратно. Потому что сейчас уже понимал, что именно не так — равно как и то, что иную ипостась этого самого дракона брат наверняка мог видеть над своим городом. Разрушающую и беспощадную, сжигающую людей живьем и сокрушающую строения в грохоте и сиянии бесконечной грозы. Я отдавал себе отчет, что семья знала мое происхождение — равно как и то, что оно было мне прощено, словно болезнь или врожденный недостаток. Но я обязан был думать перед тем, как что-то делать — и в этом была моя вина. — Федор, это мой дракон. — Мягко и виновато произнес я тут же. — Он никогда тебя не обидит. Честное слово. Справа дернуло ветром от резкого движения, рухнул опрокинутый табурет, и ощущение неприятностей стегнуло по нервам еще до того, как я поднял взгляд. За чуть побледневшей Никой, крепко удерживаемой за плечо китаянкой, что уже успела скинуть лапки и подхватить в правую руку нож со стола, виделось полубезумное лицо Го Дейю с расширенными от адреналина и страха зрачками. Лезвие ножа лежало острием прямо на ложбинке над ключицей Ники, обратным хватом — чуть дернешься, и клинок погрузится в тело.