Слишком… прозрачном. Как будто леди Амелия позабыла надеть нижнюю сорочку. – А где кольцо? Тебе не подарили или ты не надела? Ты понимаешь, что кольцо придется вернуть? Кольца не было. Урфин о нем словно забыл, а Тисса не решалась напомнить. – Чего вы от меня хотите? – Тисса заставила себя смотреть в глаза леди Андерфолл и улыбаться, потому что людей это злит. Но Амелия не спешила злиться, напротив, ответила с искренней улыбкой: – Хочу, чтобы ты мне помогла, а потом исчезла. И папа это устроит. Ты знаешь, кто мой папа? Глава Гербовой палаты. И человек с на редкость неприятным взглядом. Аль-Хайрам тоже смотрел на Тиссу так, что она не знала, куда спрятаться, но тогда ей не было противно. Сейчас же ощущение, что кожи касается нечто жирное, липкое, несмываемое. – Мой папа первым узнает обо всех изменениях в Родовой книге. Иногда это очень полезно. – Я вас не понимаю. – Потому что дура. – Амелия не собиралась быть вежливой. Вежливость для равных. А Тиссу ровней себе она не считает, скорее уж злится оттого, что вынуждена снизойти до этого разговора, без которого Тисса прекрасно обошлась бы. – Этот… теперь Дохерти. Мормэр. И хорошая партия. Не для тебя, конечно. Взмах рукой. Брезгливо сморщенный носик, и Тисса окончательно теряется. Этот… про Урфина? – Папа сказал, что если я за него выйду, то стану второй леди протектората. Лучше бы первой, но… посмотрим. Скажи, с ним очень противно спать? Конечно, он выглядит лучше, чем я ожидала… Что ему нравится? И вообще, как лучше себя вести? Не молчи. Амелия легонько ударила по руке веером, подталкивая к ответу. Она не привыкла к отказам. – Боюсь вас разочаровать, но этот брак вряд ли возможен. – Тисса не верила, что говорит подобное. – Почему? Уж не из-за тебя ли? – Смех-колокольчик, вернее, горсть стекла, которое в душу сыпанули. Она так уверена в своем отце… а тот – глава Гербовой палаты. И знает больше остальных. Он богат, родовит, и… и Амелия действительно лучшая партия. – Не переживай. Папа найдет тебе кого-нибудь подходящего. Ему многие обязаны… вот увидишь, он к вечеру разрешит все проблемы… ты только не плачь. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в чьих-то слезах. Двенадцатый удар, и тишина. Но длится она недолго, Тисса не успевает ничего решить, хотя вряд ли от нее что-либо зависит. Ей просто надо собраться с силами, чтобы улыбаться, когда ей скажут… – Бестолковый ребенок, я же велел ждать меня. А ты сбежала. Неужели вправду думаешь, что я тебе сбежать позволю? Зачем он пришел? Лучше бы прислал кого-нибудь… например, лорда Андерфолла. Он бы известил Тиссу об «изменившихся обстоятельствах», кажется, так принято говорить. И был бы настолько неприятен, что Тисса улыбалась бы единственно из нежелания показать этому человеку слабость. – На мороз. В одном… злости на тебя не хватает. – На плечи ложится что-то большое и мягкое. Теплое. – Идем. Тисса не спрашивает куда, она идет, но, кажется, слишком медленно, и Урфин злится. На него и смотреть не надо, чтобы понять, – точно злится. Опять. И на руки подхватывает, окончательно позабыв о приличиях. – Что вы… куда вы… – Заговорила. За шею держись. Выражение лица такое, что Тисса предпочла подчиниться. – Руки ледяные… еще одна такая выходка, ребенок, и я точно за розги возьмусь. Перед ними расступаются. Наверняка смотрят. Шепчутся, обсуждая новость… Какую именно? О да, сегодняшний бал будет богат на сплетни. Их хватит даже не на год – на годы. Ложная портьера. Неприметная дверь. Комната для двоих с полукруглым потолком. Почти все пространство занимает низкий диван весьма преклонных лет. И железная стойка с короной свечей. Пахнет пылью, плесенью и лавандой, сухие веточки которой лежат на изголовье дивана. Тиссу положили на диван, и он заскрипел, возмущаясь тем, что кому-то вздумалось тревожить его многолетний покой. – Вашей светлости не следует… …вести себя подобным образом, потому что вряд ли это поведение придется по вкусу новой невесте. А Тиссе его и вовсе не простят. Ей ничего не простят. Единственный выход – уехать. Куда? Попросить Аль-Хайрама, чтобы украл? Безумная мысль, и Урфин точно возьмется за розги, если узнает. – Прекрати. Пожалуйста. – Шелковые перчатки полетели в угол, туда же отправились туфельки. – Забудь все, что наговорила тебе эта стерва. Вот знаешь, что меня бесит? Тисса не знала и не уверена была, что хочет узнать. – Твоя покорность. Ты даже не пытаешься сопротивляться. – Что мне следовало сделать? – Тисса порадовалась, что голос звучит ровно. – Для начала дождаться меня. И спросить, что я думаю по поводу этого балагана. Надо же, как она замерзла. Руки. И ноги тоже. И кажется, все тело до самого нутра, которое тоже в ледышку превратилось. Наверное, еще немного, и Тисса стала бы ледяной статуей. Сейчас холод впивался в ступни тысячами иголок, и Урфин, растирая их, причинял почти невыносимую боль. – И… что вы думаете? Урфин не ответил. Он оставил ноги Тиссы в покое и взялся за руки. – Ты понимаешь, что могла умереть? Или ты этого и добивалась? – Там… просто воздуха не было. Не стало как-то и вдруг. И даже на балкончике Тисса не сразу смогла вдохнуть. А потом ей было страшно возвращаться. – И… и вообще, что вам от меня надо? Пожалеть? Она обойдется как-нибудь. У нее тоже гордость есть. Наверное. Где-то. Урфин поднялся, неторопливо расстегнул сюртук, повесил его на подлокотник дивана и плащ сдернул. Холодно же! Но жаловаться Тисса не станет. – Встань, радость моя. – Он сел к огромному неудовольствию дивана и, похлопав себя по ноге, велел: – А теперь садись. И не спорь, я сейчас не в настроении спорить. Он вообще не в настроении. И отпустить не отпустит. Но хотя бы теплый… как печка, только лучше. – В ванну бы тебя отправить. Потом в постель. А потом, как отогреешься, в угол. – Ворчит, но уже не зло. И плащом накрывает. – И я тебе говорил, что мне надо. Дом надо, чтобы можно было вернуться и забыть обо всей мерзости, которая творится снаружи. Тебя надо. Целиком. От макушки до пяток. И пятки тоже, они у тебя чудо как хороши. Врет. Обыкновенные у Тиссы пятки. Круглые и розовые. А на левой шрам – когда-то давно на острую раковину наступила. Неделю потом хромала… – Еще надо, чтобы ты мне дочку родила. Когда-нибудь потом. Можно и сына, но дочку лучше. – Почему? – Ну… сына придется воспитывать. Характер у меня скверный. И у него будет не легче. Станем ссориться. А дочку я буду баловать… – Нельзя баловать детей. – Можно. И нужно. Иначе вырастают вот такими, пугливыми, в себя не верящими. Он гладит спину горячей рукой, и дрожь унимается. Еще холодно, но этот холод не опасен. – Ну так как, согласна? А то у меня аргументы закончились. Во всяком случае, те, которые на словах. – Он дует на шею, и дыхание обжигает. – А как же… – Забудь. – Но… если все так, как она сказала, то вам действительно следует… подумать. – Вот в кого ты такая упертая, а? В папу. Мама, во всяком случае, так утверждала, а дедушка говорил, что как раз-то характера папе и не хватает, иначе в жизни бы с мамой не связался. И Тисса в него, в деда пошла. Значит, с нее будет толк. Наверное, он был бы разочарован. – Да, Магнус меня усыновил. Я согласился на эту авантюру ради тебя, твоей сестры и еще Гавина. Детей, которые будут. Сейчас мне плевать на титул, но раз уж здесь без него не выжить, пусть будет. Я собирался тебе сказать сам… …но не успел. И теперь все получилось не так, как должно было быть. – И да, Андерфолл предложил мне свою дочь. А с ней деньги, связи и поддержку в Совете. Тисса, даже если бы не было тебя, я бы отказался. Меня однажды в жизни продали. И второго не будет. Если прижать ладони к его груди, то они согреются быстрее. – Ледышка. Больше так не делай, ладно?