– Ты живешь здесь, Ноа? – Жила, дорогая… жила. 19 Ник Я вышел из отцовского дома и пошел в один из многочисленных баров вдоль набережной. В это время они наверняка пусты, а мне нужно было побыть одному. Я и не ожидал одобрения отца, когда рассказывал, что планирую делать с компанией, но не предполагал, что он будет так сопротивляться. С тех пор, как я возглавил бизнес, после многих встреч, презентаций, диаграмм и подсчетов, я понял, что в корпорации было несколько малых предприятий, которые давно следовало ликвидировать. Они только доставляли проблемы, а доход от них был мизерный. В начале почти никто не поддержал мое решение выставить их на продажу, на вырученные деньги я хотел открыть новую компанию с более современным подходом. Большинство других компаний корпорации функционировали безупречно, под управлением лучших экономистов страны. Что ж, после нескольких месяцев работы и после разговоров с правлением мы решили выставить на продажу то, что приносило больше убытков, чем прибыли, так что пришлось прибегнуть не только к многочисленным увольнениям, но и к открытию нового отдела маркетинга и телекоммуникаций, который переориентировал экономическую стратегию «Лейстер Энтерпрайзис» на направление, которое мы еще не использовали. Это было трудное решение, но правильное, и меня бесило, что отец не мог довериться мне, и вдобавок ко всему считал, что я могу разорить компанию. Я справлялся с членами правления без проблем, но одно дело – противостоять им как босс, и совсем другое – противостоять собственному отцу. Вдобавок ко всему Ноа стала свидетелем ссоры, что изрядно подпортило мне настроение. Я заказал виски и выпил его залпом. Этот дурацкий обед прошел хуже, чем я себе представлял. После оплаты счета я решил, что нужно вернуться. Я не должен был уходить, оставив Мэд одну, но, как бы мне ни было больно это признавать, я знал, что Ноа позаботится о ней и что с моей сестрой все будет в порядке. Из всех людей, которых я знал, моя сестра доверяла только ей. Ноа… Не знаю, было ли перемирие, на которое мы согласились, ошибкой. Гораздо легче было игнорировать чувства к ней, если она злилась. Говорить с ней так, как сегодня, доверительно, было слишком опасно. Иногда… гораздо чаще, чем я мог признаться вслух, я представлял, как прощаю ее, видел, как забываю все, что произошло, все, что мы сделали друг с другом. Я пытаюсь представить, какой будет наша жизнь теперь. Но, когда я это делаю, воспоминание о причине нашего разрыва возвращается ко мне, и остается только ненависть, к которой я так привык за последний год. Будь ты проклята, Ноа… Будь проклята за то, что все испортила! Когда я вернулся в дом отца, понял, что уже очень поздно, хотя полагал, что вернусь раньше. Свет был выключен, и во всем доме царила гробовая тишина, кроме гостиной, свет из которой слегка освещал вход. Я снял куртку, оставил ключи у входа и пошел туда. На полу, прислонившись спиной к дивану, сидела Ноа. Она переоделась в удобный свитер, завязала волосы в свободный пучок и надела очки в черной оправе. Она была погружена в чтение, а вокруг нее было разбросано несколько раскрытых книг. Я заметил, что огонь в камине угасает. – Что делаешь? – тихо сказал я, входя в комнату. Ноа вздрогнула и собралась было ответить, но промолчала. Я подошел к ней и взял книгу, лежащую у нее между ног. Закон о коммуникации и рекламе, том I. – Учусь, – наконец холодно ответила она. Я посмотрел на нее и изучил выражение ее лица. Не хотелось, чтобы она чувствовала себя неловко в моем присутствии. Ясно, что в тот день она терпела меня ради Мэдди, и что, вероятно, для нас обоих было бы лучше проводить вместе как можно меньше времени, но прямо сейчас мне было нужно, чтобы Ноа оставалась Ноа. – Вижу… Настолько плохо идут дела с учебой? – сказал я, поворачиваясь к ней спиной и подкладывая в камин дрова. Я наклонился, чтобы убедиться, что дрова лежат по центру. Ноа разложила поленья слишком далеко друг от друга, поэтому тепла не было достаточно, чтобы обогреть комнату. Когда пламя вспыхнуло, испуская обжигающий жар, я сел, отряхнул руки и повернулся к ней, она пристально смотрела на меня. Я заметил, что ее щеки покраснели от тепла. На самом деле, было не так уж холодно, но Ноа мерзла. Я вспомнил, как зимой, которую мы провели вместе, она прижималась ко мне под одеялом, чтобы согреть свои замерзшие ноги моей кожей, которая всегда казалась ей очень теплой, особенно когда она прикасалась к ней. – Не очень хорошо, – сказала она, оглядываясь на книги. – Мэдди спит в моей постели, просто чтобы ты знал, на случай, если поднимешься наверх и не сможешь ее найти. Я кивнул, подошел к дивану и сел рядом с ней. Ноа была на полу, но даже на таком расстоянии мы могли смотреть друг другу в глаза. – Спасибо, что позаботилась о ней, – сказал я, все еще не решаясь приблизиться. Ноа настороженно посмотрела на меня, словно ее преследовала большая собака, которая может быть то ласковой, то вдруг вскочить и без раздумий укусить. – Не за что. На самом деле это все Уилл – он переодел ее в пижаму и рассказал сказку… Я кивнул, с изумлением наблюдая, как ее щеки покраснели от моего пристального взгляда. – Потом они пытались уложить ее спать в новой комнате, – продолжала она, и я наклонился вперед, отвлекаясь на то, как двигались ее губы, – но она настояла, что хочет спать со мной. Она много спрашивала о тебе. Тебе не следовало уходить. – Мне нужно было подумать, – извинился я, заметив то, что до сих пор оставалось незамеченным: на ее левой щеке, около глаза, был прямой белесый шрам, как будто она чем-то порезалась. – Что это у тебя там? – спросил я и сам удивился, что неосознанно протянул руку и взял ее за подбородок, чтобы лучше рассмотреть шрам. Что за черт! Ноа вздрогнула от моего прикосновения и отстранилась, вынуждая меня отпустить ее. – Ничего, – ответила она, глядя в книгу. – У тебя не было этого шрама. Что, черт возьми, с тобой случилось? – Я упала, – ответила она, пожав плечами. – Упала? Где? Когда? В последний раз, когда я тебя видел, у тебя его не было. «Или был?» – Я вдруг засомневался, потому что в последний раз, когда я ее видел, то был не в себе. Ноа закрыла книгу и немного раздраженно взглянула на меня. – Он у меня уже больше полугода, так что да, он у меня был, когда мы виделись в последний раз. Я упала с байка, ничего особенного, но мне наложили швы. – С каких это пор у тебя есть мотоцикл?! – Я сам не понимал, почему вдруг так разозлился. Когда я зашел, то был спокоен, мне даже понравилось, что она здесь, но теперь… черт, я хотел что-нибудь сломать. – Он не мой. Одолжила у друга. Почему ты злишься? Я встал и отошел, но был так зол, что не мог не выпалить первое, что пришло на ум. – Только идиоты ездят на мотоцикле. Большинство аварий со смертельным исходом происходят по вине людей на этих дурацких мотоциклах! Ноа поднялась, сжала губы и небрежно положила книгу на диван. – У тебя есть мотоцикл! – Я не ты. Я не попадаю в аварии. – Значит, ты намекаешь, что я идиотка? Я крепко сжал челюсть. – Не езди на мотоцикле, это все, на что я намекаю, – сказал я, пытаясь успокоиться. Ноа попала в аварию, чертову аварию… несколько месяцев назад. Где я был тогда? Очень далеко. Она собрала свои книги и остановилась передо мной, прежде чем уйти. – Жаль, что ты больше не можешь отдавать мне приказы, да, Ник? Я смотрел, как она уходит, с горьким послевкусием во рту. 20 Ноа На следующий день я проснулась раньше, чем привыкла за каникулы, но у меня была веская причина, и я была очень взволнована. Стараясь не шуметь, я повернулась к Мэдди, которая спала рядом. Она спала так крепко, что я какое-то время просто наблюдала за ней. Такая маленькая, а во сне возится, как беспокойный зверек, что напомнило мне еще об одном человеке, который прямо сейчас спит совсем рядом. Ее маленькое тельце занимало почти всю кровать, и мне едва хватило места, чтобы пошевелиться. Я не хотела разбудить Мэдди, пока одевалась. Кроме того, еще не рассвело, и мне нужно было включить свет, чтобы собраться, поэтому я осторожно встала с кровати и взяла ее на руки, зная, что она только пробормочет что-то во сне, а потом снова заснет. Ее маленькие ручки обняли мою шею, я вышла из комнаты, а она повисла как маленькая обезьянка. Я сомневалась, стоит ли относить ее в новую комнату, не хотелось, чтобы она испугалась, когда откроет глаза и не поймет, где находится, поэтому я вошла в комнату Ника. Можно оставить ее там, они будут спать рядом, а когда Мэдди откроет глаза и увидит старшего брата, то будет чувствовать себя в безопасности. Я медленно открыла дверь, чувствуя себя очень неловко, вторгаясь в частную жизнь Николаса. Я бывала здесь сотни раз, спала с ним и просыпалась, обнимая его. Я поджала губы и выбросила эти мысли из головы. Ник крепко спал, его тело занимало почти всю кровать, а в его комнате, как всегда, была кромешная тьма. Я оставила дверь открытой, чтобы хоть что-то разглядеть, и подошла, чтобы положить девочку рядом с ним. Когда я положила ее на кровать, Мэдди автоматически свернулась калачиком и начала сосать большой палец, уснув так же, как и несколько минут назад в моей постели. Я закусила губу, внезапно занервничав. Натянула одеяло, чтобы укрыть ее. Николасу никогда не было холодно, он не включал отопление, а комната напоминала ледяное жилище. Когда я натянула одеяло, то не заметила, что оно наполовину запуталось у него между ног, и, хотя я делала все очень медленно и без резких движений, Ник в полусне открыл глаза. Улыбка появилась на его губах, и я замерла на месте, будто он заморозил меня.