– Сукин сын, – рявкнул я, думая о том, кто в меня стрелял. – Где Стив? Черт, мне нужно встать, мне нужно… – Тебе нельзя, Николас, – сказала София, и на этот раз, присмотревшись к ней, я увидел, что ее глаза опухли и покраснели. Ее волосы были собраны в высокий пучок, на ней были джинсы и простая белая футболка. – Тебе нужно отдохнуть. Пожалуйста, оставайся в кровати. Я откинулся назад, пытаясь сохранять спокойствие. Если Ноа отдыхает, значит, с ней все в порядке, верно? Стив наверняка был с ней… Мои глаза вернулись к девушке, которая смотрела на меня со смесью облегчения, радости и тоски. Я вспомнил тот момент, когда сказал ей, что между нами все кончено. Из всех девушек, с которыми я был, София была единственной, кому я действительно не хотел причинять боль. Она очень помогла мне в прошлом году, и, хотя нас связывало гораздо больше, чем просто дружба, я всегда знал, что мы можем быть только друзьями. Ничто и никто не мог сделать со мной того, что Ноа удавалось делать простым взглядом, и София всегда это знала. – Что ты здесь делаешь, Соф? – спросил я, глядя ей в глаза. Она пожала плечами и вытерла слезу, скатившуюся по ее левой щеке. – Хотела увидеть тебя и убедиться, что ты в порядке… Когда я узнала из новостей, что с тобой случилось… – ответила она, приближаясь и осторожно взяв меня за руку. – Понимаешь, хоть мы и были вместе, мы не были по-настоящему в отношениях. Я молчал, наблюдая за ней. – Никто из твоей семьи не брал трубку, чтобы рассказать, что с тобой. – София, мы… – Я знаю, мы расстались месяц назад, Николас, я не забыла, но просто подумала… Нужно покончить с Софией раз и навсегда, но я увидел в ее глазах надежду и должен был вывести ее из заблуждения. София все еще надеялась, что то, что произошло с Ноа, каким-то образом повлияет на меня и я снова покину Ноа, но все было решено, нужно двигаться дальше… – София, Ноа ждет моего ребенка, – как можно тактичнее сообщил я. Я почувствовал, как рука, державшая мою, замерла и через мгновение отпустила. Думаю, ей потребовалось несколько секунд, чтобы принять это, секунд, за которую проблеск надежды исчез. – Поэтому ты вернулся к ней? – Я вернулся к ней, потому что люблю ее, – спокойно ответил я. Я не просто любил ее, любил больше всего на свете, но я не сказал Софии об этом, чтобы не сделать ей больно. София кивнула, чувствуя себя потерянной, как будто то, что я только что сказал, было последним, что она ожидала услышать из моих уст. – Знаешь, на мгновение я подумала… что ты открыл глаза, потому что услышал мой голос, на мгновение мне показалось, что я увидела… Я открыл глаза именно потому, что голос, который мне был нужен, исчез. Я в отчаянии открыл глаза, чтобы найти Ноа. – Я никогда не хотел причинить тебе боль, София. Последний год с тобой… ты была лучиком света, который освещал мои ночи. София кивнула, глубоко вздохнула и, когда снова посмотрела на меня, я понял, что ей все ясно. София не была девушкой, которой нужно что-то объяснять, она была настоящей женщиной, единственной женщиной, в которую я мог бы влюбиться, если бы в мою жизнь не вошла Ноа, сметая все на своем пути… Она наклонилась, чтобы целомудренно поцеловать в уголок моих губ. – Я рада узнать, что ты в порядке. Я кивнул и смотрел, как она взяла свои вещи и вышла из палаты. Еще одно окно закрылось, чтобы дать мне открыть дверь жизни, которую я хотел начать с Ноа. 51 Ноа Двери больницы были забиты журналистами, а Стив наотрез отказывался позволить мне выйти из машины и оказаться перед этой толпой. Я понятия не имела, какой информацией обо мне располагала пресса, но раскрывать им себя и показывать свое состояние было последним, что мы хотели сделать. Стиву пришлось поговорить с директором больницы, чтобы он разрешил нам войти через черный ход для проезда машин из отделения неотложной помощи. К тому времени, как я добралась до палаты Ника, прошло больше часа с тех пор, как он пришел в себя. Я вошла в его палату с тяжелым сердцем, и, когда увидела, что он открыл глаза, улыбается мне, увидела его голубые глаза, почувствовала, что наконец-то могу дышать. – Где ты была, Веснушка? – спросил он, протягивая мне руку, приглашая подойти, обнять его и никогда не отпускать. Именно это я и сделала. Забралась на его кровать, зарылась в изгиб его шеи и позволила осторожно прижать к себе, слушая, как бьется его сердце. Я не могла говорить, слова застревали в горле. Ник тоже ничего не сказал. Мы знали, что то, что произошло, повергло нас обоих в полный ужас, меня, потому что я едва его не лишилась, и Ника, потому что его попытались лишить свободы, силы, неоспоримой воли к жизни. Я боялась открыть рот и назвать словами то, что могло произойти. Мне не позволили оставаться с ним долго, и, как бы бессмысленно это ни казалось, я почувствовала облегчение, выйдя из палаты. Давление, которое я почувствовала в груди при виде его, исчезло. Я знала, что веду себя как сумасшедшая, ведь Ник страдал больше меня, больше всех, как бы ни старался притворяться, что боль, которую он ощущал в своем теле, была чем-то вполне терпимым. Следующие три дня я провела с ним как можно меньше времени. Находила тысячу и одно оправдание, чтобы занять себя. Начала организовывать его переезд в Лос-Анджелес, врачи сказали, что мы можем перевезти его на частном самолете, который предоставил партнер Уилла. Договорилась с сиделкой, чтобы она полетела с нами, привела в порядок его квартиру, чтобы все было чистое и готовое, чтобы, когда Нику придется продать ее или снова использовать, все было идеально. Я вошла к нему, когда он спал, и, когда он открыл глаза и прижал меня к своей груди, ничего не говоря, я знала, что он делает это для меня. Он не понимал меня, но если это было то, что мне было нужно, он дал мне это без колебаний. И я… я просто снова стала девушкой, чья голова работала совершенно иначе, чем у всех остальных. Травматические переживания вызывали во мне психический дисбаланс, из которого было трудно выйти, но, черт побери, почему я не могла просто отпустить это? Разве я не могла просто быть собой, той девушкой, которая сейчас нужна Нику? Но я не была ей, и Ник не жаловался. Мы даже не говорили о ребенке. Он поднял эту тему только один раз. – Мне сказали, что в день несчастного случая у тебя были схватки… – сказал он в один из тех немногих моментов, когда я позволила ему уткнуться в мою шею и медленно целовать меня, в то время как его рука ласкала мой живот с такой нежностью, что к моему горлу подступил ком. Я не ответила, потому что думала о словах, которые он использовал… «Несчастный случай». Был ли это несчастный случай? «Несчастный случай» – это словосочетание, используемое для обозначения события, которое никто не может контролировать, непреднамеренного события, момента, когда все разворачивается случайным образом, приводя к нежелательным последствиям. Почему он использовал словосочетание «несчастный случай», говоря о том, что его пытались убить? – Ноа, где ты? – прошептал он мне на ухо. – Вернись ко мне, где бы ты ни была, любовь моя, потому что я не могу видеть тебя такой. Я не поняла его вопроса, но была благодарна медсестрам за то, что они прервали нас и заставили меня уйти. Я не хотела быть с ним, не могла и не понимала этого, знала только, что, когда я вошла в палату, у меня в груди образовался ужасный узел, я чувствовала себя запертой, загнанной в угол, и освободилась, только когда ушла. В день переезда все было готово. Родители уже вернулись в Лос-Анджелес, Нику стало немного лучше, ему предстояло ходить в больницу, менять повязки каждые три дня и посещать физиотерапевта, который поможет ему восстановить подвижность руки. Ему сказали, что это будет долгий процесс, но он должен быть благодарен за то, что вообще жив, не все выживают после подобного. Я никогда не летала на частном самолете и очень волновалась. Перелеты в целом не доставляли мне особого удовольствия, но мысль о полете на маленьком самолете меня сильно пугала. Ника усадили в бежевое кожаное кресло, лицом ко мне, рядом с большим окном, которое совсем не было не похоже на окна в обычных самолетах. Были только мы и сиделка Джудит, которую я наняла. Во время полета Ник выглядел более уставшим, чем обычно. Я предположила, что путь из больницы истощил его и без того ограниченную энергию. Я была рада, что он уснул, так что мне не пришлось с ним разговаривать или объяснять, что, черт возьми, со мной происходит, но, когда я встала, чтобы пойти в туалет, вернувшись, обнаружила его с открытыми глазами, сосредоточившимися на мне. Я остановилась у двери туалета, оглянулась и заметила, что Джудит ушла. – Я сказал ей, что она может поспать пару часов в задней части, – сказал Ник, догадываясь, о чем я думаю. Я посмотрела на него. Гладко выбритый подбородок, взлохмаченные волосы, темная футболка и светлые джинсы. У него были темные круги под глазами, усталость отражалась в каждой из его красивых черт. Эта поездка могла бы быть совсем другой, я могла бы вести в этом самолете гроб… А на этой неделе организовывать похороны, а не трансфер… Я до боли прикусила губу. – Ноа, подойди, – попросил Ник, протягивая руку и глядя на меня встревоженно и нервно. – Я чуть не потеряла тебя, Ник, – сказала я, глядя на него. – Я знаю… но я здесь, Ноа… – сказал он, ерзая в кресле, желая дотянуться до меня, но не в силах встать. Я тихо заплакала. Я две недели сдерживала слезы, старалась быть сильной для него, для себя, для ребенка… Но я не была сильной, наоборот, я была очень слабой… – Ноа… – он произнес мое имя сдавленным от горя голосом, его рука все еще тянулась ко мне, а я продолжала плакать, наблюдая за ним, словно парализованная. – Ты не можешь умереть, – сказала я, вытирая слезы. – Ты слышал меня?! – закричала я, внезапно разозлившись на него, на себя, на весь мир… Ник глубоко вздохнул и кивнул. Но я еще не закончила. – Ты обещал, что не оставишь меня, поклялся мне, что ничто больше не сможет нас разлучить! И ты снова чуть не бросил меня! Ник посмотрел на меня, ничего не говоря… но на его глазах выступили слезы. – Мы ведь уже решили, что будем воспитывать ребенка вместе!