– Не стоит благодарности. Мы это для вас из Нью-Йорка получили. Эдриен, ну ты сегодня и красавица! – Спасибо. Решила примерить нового стиля штаны для бега. – Моей внучке нравится твой бренд. Она эти вещи надевает каждый день на тренировку. Кроссы бегает, – обратилась почтмейстерша к Райлану. – Команда универа. Мы в этом году опять на первенстве страны будем, запомни мое слово. – Какой у нее размер? – спросила Эдриен. – Тощая как палка, ноги длинные – как у тебя. Носит размер два. Я в двойку даже левую ногу просунуть не могла, даже в ее годы. – Любимый цвет? – Обожает лиловый. – Я ей принесу пару нового бренда, посмотрим, как ей понравится. – Ну, Эдриен, не надо этого делать. – Для нее хороший бег, для меня хороший маркетинг. – Она будет в восторге. – Мне нужно ее честное мнение. Я только достану сейчас почту из ящика. – Хорошего вам дня, обоим. И вашим славным собакам. Райлан шагнул в сторону, Эдриен вытащила ключ от почтового ящика из прилегающего бокового кармана. – Зеленый – твой любимый цвет? – Да, а как ты… лосины. Мы этот цвет называем «лесная тень», штаны и худи, а топ – «зеленый взрыв». – Она вежливо улыбнулась, вставляя ключ в замок. – Еще мы и для мужчин делаем беговые колготки. – Нет. Никогда. Только через мой труп. Она открыла ящик, стала выгребать оттуда почту. Райлан увидел, как остановилась ее рука, зажав что-то в кулаке. Изменилось выражение лица, веселость сменилась напряжением. И, похоже, страхом. Она сгребла почту, сунула ее в сумку, висящую на ремне через плечо. – Ладно, была рада повидаться. Мне пора идти. Он взял ее за руку выше локтя, она не успела уклониться. – Что случилось? Что там такое? – Да ничего. Мне надо… – Скажи, что тебя так потрясло, – договорил он и вывел ее наружу. – Сэди! Прежде чем Эдриен успела шевельнуться, он отвязал поводок от стойки. – Ты сейчас думаешь: «Не твое дело». – Сэди его потянула, как можно более вежливо, в сторону жалобных звуков, доносившихся из окна его машины. – И это могло бы быть правдой. Но опять же: чье это было дело – притаскивать в мой дом тонну железа? Джаспер теперь начал лаять – страстно лаять, когда они подошли к машине. Прыгал внутри, как игрушечная собака на пружинках. Райлан отдал поводок Эдриен и обошел машину, чтобы со стороны пассажирской дверцы достать из бардачка запасной поводок. В руки ему обрушился всей массой отчаявшийся пес, рвущийся навстречу кумиру своего сердца. Собаки приветствовали друг друга так, будто обе вернулись с далеких войн на разных континентах. Сумев наконец застегнуть карабин на ошейнике Джаспера, Райлан выпрямился, провел пальцами по сильно растрепавшимся волосам. – Давай прогуляем этих влюбленных, и ты мне все расскажешь. – А еще говорят, что это я настырная. – Правду говорят. – Но и ты умеешь пристать как репей, – парировала она, но пошла с ним рядом, потому что собаки выбора не оставили. – Только когда это важно. По молчаливому согласию они свернули с главной улицы, и Райлан дал Эдриен время успокоиться – он видел, что ей это нужно. Умел понимать выражения лиц, жесты. Этого требовала его работа. Обычно уверенная и напористая, Эдриен Риццо выглядела потрясенной, испуганной – и молчала. Он подождал, пока они мимо домов, мимо задних фасадов магазинов дошли до зеленого парка, где под первым каменным мостом вился в русле ручей. – Что-то было в почте, – начал Райлан. – Да. – От кого? – Не знаю, и это тоже часть проблемы. Они пошли пешеходной тропой вдоль ручья – здесь он тек медленно и тихо. За парком, как знала Эдриен, он расширяется, набирает скорость и силу. За городом, где подошвы холмов становятся круче и выше, где нависают обрывы, он бежит быстро и бурно. И дальше в холмах мчится белая вода. Она вздувается иногда от весенних дождей, от внезапных ослепительных летних гроз и затопляет берега наводнением. Часто – очень часто, по мнению Эдриен, – то, что кажется невинным и безобидным, может оказаться смертельным. – Я тебя должна попросить сохранить в тайне то, что я тебе скажу. – Окей. – Знаю, что ты сдержишь слово. Во-первых, я тебя видела уже три раза после того, как Майя мне сказала, что она беременна. Я знаю, что она сказала тебе и вашей маме до меня, но ты ни разу об этом не упомянул. – Она просила пока не говорить. – Вот именно. Я не хочу волновать деда. Тиша на последних неделях беременности, и ей тоже лишний стресс не нужен. Все равно они ничего не могут сделать, только переживать будут. – Что там было в почтовом ящике, Эдриен? – Сейчас покажу. Обмотав поводок вокруг талии, она полезла в сумку, нашла конверт. – Ты его не вскрыла. – Но я знаю, что там, потому что получаю эти письма с семнадцати лет. Аккуратная печать, без обратного адреса. Штамп… Детройт. Редко из одного и того же места дважды. Я так понимаю, у тебя перочинного ножика нет. – Есть, конечно. Кто же без перочинного ножа ходит? – Я. И я хочу открыть этот конверт аккуратно. Райлан покопался в кармане и подал ей маленький складной нож. Вопреки обстоятельствам, она не смогла сдержать улыбку: – Нож Человека-паука. – Я его выиграл на карнавале в детстве. Отлично работает. – Ты не теряешь предметы, – заметила она и осторожно вскрыла верх конверта. У следующего каменного моста они посторонились, пропуская группу бегунов. Пустив собак беспорядочно носиться по траве, Эдриен вынула из конверта одинокий лист бумаги. Райлан прочел у нее из-за плеча: Новый сезон – новый резон, Что сдохнуть нужно тебе. Осень задует, можешь подумать, О горькой своей судьбе. За лесом и садом, за раем и адом. Найду на закате дня. И миг твой последний ты тщетно пощады Будешь просить у меня. – О господи, какой-то больной мудак. Это надо копам отдать.