— Придётся в Бикине заправляться, — осторожно пробормотал младший помощник. — Трепанги ёбаные! — Машинист злобно сплюнул на жирный от нефти пол. — Каждый раз навесят в последний момент. — Суки, ясное дело, — согласился старпом. — Может, там парных ломтей подкинут? — пожал плечом младпом. Дознавательный спецвагон, в народе именуемый iron maiden, а по-китайски — Ши-Хо[5][Стиснутые зубы (кит.).], быстро подогнали и подцепили к тринадцатому, последнему вагону транссибирского экспресса № 4. Этот вагон был серый, без окон, с большим красным стандартным номером 21, с тремя дверями, одна из которых — низкая, квадратная — была сзади, в торце вагона и предназначалась для выбрасывания трупов по ходу поезда. Машинист снова повернул мальчика. Паровоз пошёл. Два оркестра уже отыграли свои марши, трубачи вытряхивали слюну из мундштуков, и лишь упорный забайкальский, руководимый молодым и честолюбивым прапорщиком Терентьевым, всё дудел и дудел «Прощание славянки». Терентьев яростно, как перед расстрелом, дирижировал. — Кувалда! — произнёс машинист, подводя пыхтящий паровоз ко второму семафору. Прощальный ритуал, узаконенный Верховным Советом ДР, требовал исполнения. Возле семафора к бетонному столбу был привязан очередной враг дальневосточного народа. Голова его была выбрита. В этот раз это был полный остроносый молодой человек, чем-то похожий на снеговика из детских мультфильмов. Кочегар Жека, также бритоголовый, средних лет, с тяжёлым подбородком, глазами навыкат и вечно озабоченно полуоткрытым маленьким ртом, поднял кувалду, высунулся в дверь, размахнулся. «Снеговик» закричал по-заячьи пронзительно. Кувалда обрушилась на его череп, кровь и мозг брызнули в стороны. Семафор со щелчком дал зелёный свет. Дверь закрыли, и машинист прибавил ходу. — Поехали, — пробормотал Жека, поставил кувалду в угол и смахнул со щеки кусочек мозга. Едва поезд тронулся и стал набирать ход, в спецвагоне № 21 закипела работа. Делопроизводством в iron maiden руководили двое: есаул Гузь в форме ротмистра СБ ДР и капитан ГБ КНР Лю Жень Ши. Шестеро подручных из подземной тюрьмы на улице имени Ду Фу были разных национальностей: двое китайцев, трое алтайцев и белорус. Опыт работы у них был огромным. После Трёхлетней сибирской войны, охватившей просторы УР, РБ, АР[6][Алтайская Республика.], империи Саха, часть Казахстана и саму ДР, шли многочисленные процессы по выявлению скрывающихся дезертиров, военных и государственных преступников, а между КНР, ДР и РБ был договор о совместных следственных действиях. Сразу после подписания шестистороннего мира на озере Иссык-Куль спецвагоны стали активно применяться на восточносибирских железных дорогах. Ши-Хо цепляли к поездам, пополняя преступниками на остановках. Это ускорило очистительные процессы в измученных войною шести государствах и способствовало упрочению мира на всём сибирско-азиатском континенте. В решетчатой раколовке спецвагона сидели, прижавшись друг к дружке, задержанные. Это были люди разного пола, возраста и социального положения. Их объединяло одно: оцепенение в ожидании ужаса допроса. Это состояние делало людей совсем неподвижными, слипшимися в одну массу. Дознаватели называли их переваренными пельменями. Поэтому из клетки их приходилось выволакивать стальными крюками. Первой вытащили семью, задержанную в Хабаровске: полного бородатого мужчину, его жену и двоих детей десяти и шести лет. Есаул Гузь задавал всем один и тот же первый вопрос: — Социальный статут? Капитан Лю Жень Ши тоже озвучивал всегда один вопрос, по-китайски, по-русски и по-алтайски: — Сопротивленец? — Я свинками занимался на Ханко, ферма была, двести голов, поставлял свинину нашей доблестной армии, собачки были, валяли пояски из собачьей шерсти, всё на фронт, всё ради победы, чтоб радикулиту у солдатиков наших не завелось, патриот Дальнего Востока, в партии Хургала состоял, пока якуты не разогнали, — забормотал толстяк. — Раздеть! Подручные быстро содрали с толстяка одежду. На левом плече у толстяка был вытатуирован круг с полярным волком. — Ты такой же фермер, как я банкир! — зло рассмеялся Гузь. — На дыбу. Горелку. Не обращая внимания на оправдательные возгласы толстяка, его вздёрнули на дыбу. Он закричал. Завизжала его жена и заплакали дети. Толстяку стали поджаривать гениталии газовой горелкой. Он заревел медведем. Гузь схватил жену толстяка за волосы: — Сожжём муде твоему хряку, говори, кто он! — Фермер, фермер, фермер!! — вопила жена. — Парни, на тройные вилы её! — скомандовал есаул, швыряя женщину подручным. И двух минут не прошло, как два белоруса и алтаец содрали с женщины одежду и стали насиловать. — А вы смотрите глазёнками. — Гузь схватил воющих детей за шкирки и поднёс поближе. — Видите, что с вашей мамкой делают? — Кто ваш отец? — повторял Лю с непроницаемым лицом. — Сопротивленец? — Видеофаг… — прохныкал дрожащий от ужаса мальчик. — Устами младенца, бля! — рассмеялся Гузь. — А говорил, фермер? Стоп, горелка, стоп, дыба. Толстяка опустили на пол. Рухнув, он сжался на полу, выставив жирную спину. Жену его продолжали насиловать. — Какой спутник? — спросил Гузь, пнув спину сапогом. — Астра… 129… — простонал толстяк. — Опять казахи, — покачал головой есаул. — Сколько же их внедрили, мать твою?! — Много! — усмехнулся Лю, засветив голограмму протокола и быстро заполняя её. — Сколько на нас и вас злобы накопили, а? — Есаул подписал протокол. — На нас больше, — поправил Лю. Голограмма исчезла. — Всех на ломти! — приказал Гузь. Толстяк завопил и забился на полу: — Золото есть, господа, товарищи, ксяншенмен, семь кило, под Барнаулом в лесу закопано!! — Мы бессребреники. — Знаю, где жидкие комплекса́ залиты!! — На хер нам сдались твои комплекса́. В руках у двух подручных возникли бластеры, сверкнули напряжённо гудящим бело-голубым пламенем. Лучи с громким треском разрезали тело толстяка на части. Подручные теми же крюками подцепили дымящиеся куски и забросили человечину в контейнер. Подручный алтаец занёс гудящий луч бластера над мальчиком: — Кого любишь больше — папу или маму? — Ма-м-му… — пролепетал тот, рыдая. — Это правильно. Луч с треском перерезал спину насилуемой. — Ёб твою, Амат! — Насильники повалились на пол вместе с половинами женщины. Её тоже разделали и закинули в контейнер. — Парня к предкам! — скомандовал есаул. — Встать! — заорал узколицый, тонкогубый и ушастый беларус. — Смирно! Мальчик выпрямился перед ним, дрожа. Бластер белоруса развалил мальчика с макушки на две половины. Половины не успели упасть, как их подцепили крюками и зашвырнули в контейнер. Девочка сидела на полу, дрожа мелкой дрожью. — А эта пусть от волков побегает. Один из подручных привычно распахнул квадратную дверь. — Марадона! — скомандовал Гузь. Здоровенный и высокий алтаец отступил назад, размахнулся и дал девочке такого пинка, что та, как кукла, вылетела в квадратное пространство двери. — Один — ноль! — произнёс алтаец мясистыми губищами и смачно харкнул на пол. Следующими были братья из Хабаровска — полурусские-полукитайцы. Как их ни подвешивали на дыбу, как ни жгли, они кричали одно: — Коммивояжёры! Лю собственноручно стал отрезать им ноги по кускам, но следствию это не помогло. Исходя кровавой пеной, братья вопили от боли, но стояли на своём: — Коммивояжёры!!!