— Открывай! — инвалид скомандовал. Открыли они глаза свои. В центре круга, хромым Оле протоптанного, сидел белый ворон. Он был раза в два больше обычного ворона. Его розовые глаза со зрачками чёрными смотрели неподвижно. Сидящим на снегу и в седлах показалось, что ворон мраморный. Появление белого ворона заставило всех, кроме инвалида, оцепенеть. Он же затрясся мелкой дрожью радостной. Глаз ворона моргнул. Ворон посмотрел на сидящих в круге. И пошёл на своих когтистых лапах, наст блестящий не проламывая. Одна из лап ворона была поменьше другой. Он дошёл до платка окровавленного. Глянул на него. И клюнул его своим клювом белым, загнутым на конце. Щёлкнул клювом. Снова щёлкнул, внимательно поглядывая. Наступил лапой на платок. И стал клевать кровавую ткань, выдирая кусочки и проглатывая их. Сидящие на снегу и в седлах, замерев, на ворона уставились. Инвалид дрожал, всхлипывая и бородой потрясая. Выклевав всю часть платка окровавленную, ворон посидел, клювом щёлкая. Потом пошёл в другой угол треугольника. К пенсне золотому, на снегу лежащему приблизился, глянул. Глазом моргнул. И схватил пенсне клювом. Постоял на месте. И к третьему углу двинулся, где сидящие сгрудились. Подошёл к ним с пенсне в клюве. Уставил на них розово-чёрный глаз свой. Инвалид с трудом губы дрожащие разлепил, набрал в лёгкие воздуха. И проговорил чётко и громко, стараясь не дрожать ни бородой, ни голосом: — Мы хотим домой! Ворон сидел, на них глядя. И вдруг крылами белыми, большими, сильными взмахнул, сидящих воздухом морозным обдавая. Вверх взлетел. Описал круг над поляной, пролетел чуть в лес, сел на сук пихтовый. Сидел белый в тёмной пихте. Солнце блеснуло в его глазу и на золоте пенсне. — За ним… за ним! — прохрипел инвалид, волнуясь сильно и приподнимаясь. Аля и Оле, потрясённые, на снегу сидели. Плабюх и Хррато — в седлах. Только хрип и кашель кровяной смертельно раненного оленя раздавался в лесу утреннем. — Вставайте! — Инвалид стал тормошить близнецов. Но они сидели словно парализованные. — Вставайте!! Он путь покажет! Домой! И стал приподнимать Оле и Алю. С трудом они встали. Схватив их за руки, заковылял по снегу к ворону. Тот дождался, пока трое ближе подошли, снялся с ветки, пролетел и сел на сухой сук сосновый. — За ним! Только за ним! — старик радостно вскрикивал, близнецов таща. Сидящие в сёдлах Плабюх и Хррато провожали их взглядом напряжённым. Всё произошедшее на этой поляне лесной лишило их дара речи и подвижности. Первой пришла в себя Плабюх. — Они знают нас. И знают про маму. Хррато, как зачарованный, следил за уменьшающимися фигурами трёх людей, идущих по лесу. Ворон в тёмной хвое был еле виден. Подождав, он опять с ветки снялся и дальше полетел. — Они знают про маму! — громко, с укором произнесла Плабюх и задышала, задышала носом. Сапфировые глаза её слезами наполнились. Хррато молчал. Потом произнёс: — Они… они… И затряс своей головой белой так, словно что-то не так сделал. Олень хрипел, лежа в снегу, кровь капала с его губ. — Убить их? — спросил Хррато, как будто в забытьи. — Нет! — Плабюх выдохнула и замотала головой. — Нет, нет, нет! Из глаз её слёзы брызнули. Хррато руки свои поднял и бросил вниз бессильно: — Я… я… не знаю… не понимаю ничего. Плабюх плакала беззвучно, теряющиеся в лесу фигуры сквозь слёзы еле различая. — Я не знаю… что это, — Хррато произнёс. — И птица. — Ворон… ворон… — Плабюх всхлипывала. — Белый… Как… камень в ручье нашем… помнишь, мамин ручей? — Да. — Там… камень… Белый-белый. Был. Снега белее. На птицу похожий! — Да, помню. — На птицу? Да? — Да, на птицу! — Да! Да! — вскрикнула Плабюх и коня пришпорила. Конь из чёрного пластика живородящего с мотором стальным с места взял лихо, снег плотный копытами титановыми молоча. Хррато своего пришпорил. Они быстро трёх людей догнали. Люди шли по лесу за вороном. Который взлетел с берёзы и полетел вглубь леса. И сел на пень пихтовый. Трое пошли к нему, наст круша. Они торопились за птицей, но у них плохо получалось: инвалид грузный, пузатый ковылял, в снег проваливаясь, за парня и девушку держась. Парень прихрамывал. Хррато и Плабюх пустили коней шагом за троицей. Но те даже не оглянулись. Их взоры на ворона устремлены были. Ворон дождался их, взлетел с пня, дальше полетел. Пенсне желтело у него в клюве. Трое спешили за ним. Плабюх пустила коня своего рядом. Девушка и парень глянули на неё равнодушно. Она же жадно вглядывалась в лица их. Эти лица что-то несли в себе. Важное. И оно касалось их с Хррато. Она не могла понять — что это? Сердце её билось сильно. Хррато хотел что-то сказать, но снова бессильно руки свои поднял и бросил. Ворон взлетал и садился. Садился и взлетал. Трое шли за ним. Плабюх и Хррато — за тремя. Наконец инвалид из сил выбился. И на снег опустился, дыша тяжело. — Не могу… ой… мочи нет… — пробормотал он загнанно. — Идите вы за ним. За ним! А я тут… тут… Он в снег навзничь повалился. Лицо его, опухолью обезображенное, раскраснелось. Не отрывая взора от ворона, сидящего поодаль на ёлке, Аля и Оле остановились. Руки их вцепились в ватник инвалида, потянули. Но сдвинуть грузного старика с места сил уже не было. — Ну… ну же! — Аля нетерпеливо тянула его. — Сами, сами… он вас приведёт. — Ад ноупле. — Оле бормотал, силясь старика поднять. Но тщетно. — Ну… так же не надо! — Аля взвизгнула. — Надо идёт за ним! — Сами, сами… я тут. — Идёт за ним! Хррато и Плабюх следили за этой сценой, в сёдлах сидя. «Камень белый в ручье на птицу похожий мама говорила вот птица белая в воде лежит лежит а потом взлетит и полетит по лесу полетит полетит и всем нам добрый путь покажет.» «Камень в ручье тот камень он как птица был и мама однажды сказала смотрите вот этот камень белый это птица она тут будет лежать и спать а потом когда время придёт проснётся вылетит из воды полетит и покажет верный путь.» — Я останусь тут, — инвалид произнёс, в небо глядя.