— И не надо! — рявкнул Телепнёв. Ролан прошёлся по скрипучему полу веранды, резко развернулся и встал напротив Ольги: От твоей любви загадочной Как от боли в крик кричу. Стал и жёлтым, и припадочным, Еле ноги волочу! — Не преувеличивай, mein Herr, — сказала Ольга, слегка похлопав его по щеке. — Дорогой, это простоватенько для тебя, — заметил Телепнёв. — Это поэзия чистой виты. — Ролан снова покачался на ногах. — Сейчас. Он резко крутанулся на месте и встал, глядя в открытую дверь на газон с брошенным на нём серебристо-чёрным аэропилем: погромово пограбило погробово огромово ограбило огробово громово грабило гробово ромово рабило робово омово абило обово мово било бово ова ило ово во ло во о — Круто! — хлопнула в ладоши Таис. — Это точно не Василиск Гнедов, — пробормотал Телепнёв. — И не Монастырский, — почесал висок Лурье. — Позже, — возразил Протопопов. — Похоже, это не неофутуризм, а визуальная поэзия Москвы советской. Я их плохо знаю… Сигей, Мальчук? Не помню. — Альчук, — подсказала Лидия. — Классная поэтесса. «Изящерица» — это её. — Ещё позже, — ответил Киршгартен. — Позже? — Позже. Сильно позже. — Наше время? — не очень удивился Телепнёв. — Вполне! Так сейчас пишут тоже. — Конечно, наше время! — хлопнула в ладоши Таис. — Так сейчас и надо писать. И в молоке это встанет… ух! Как Кентерберийский шпиль! — Скорее, как теллуровый гвоздь. — Клин! Белым клином — красных бей! — И наоборот! — Кто же это? — Щеrnik, — произнесла Ольга, подмигнув Киршгартену. Ролан кивнул: — Архип Щеrnik. — Архитектонично, — одобрительно мотанул брылями Телепнёв. — Имя на слуху, — теребил бороду Лурье. — Я тоже слышал. — А я не слышала, — дёрнула плечом Лидия. — Он откуда? — Белорус, рос в Самаре, воевал, был ранен шрапнелью, потом переехал, естественно, за Урал. — В общем — наш! — Абсолютно! — Поэзия жива, чёрт возьми! — Жива, жива. Война её разбудила. — И мы пока живы… Протопопов потёр ладони и заглянул в дверь, ведущую в столовую: — Поэзия жива! И она… многое в нас пробуждает. А не откушать ли нам, Верочка? — Давно пора! Пойдёмте! Просим! Все перешли с террасы в столовую. Там был накрыт стол на восемь персон. Вера взяла в руку мягкую умницу, сжала, и через минуту в столовую вошла Даша в тёмно-зелёном платье с белым передником. — Даша, мы здесь. Все стали рассаживаться по местам. Стол был богато и со вкусом сервирован: заливная осетрина, сёмга, сельдь под шубой, осетровая икра, раковые шейки в томатном соусе, паштет из дичи, пирожки, тыква, полная свежих огурцов, всевозможные салаты, венки из цветов и свечи, хрустальная и серебряная посуда.