В ушах эхом отзываются слова Воронцова: “опытная женщина знает тысячу и один способ, как залететь от мужика без его согласия.” Я не знаю этих способов. И знать не хочу. Но не скажу, что этот вопрос никогда меня не посещал. Я ведь всё-таки как-то появилась на свет. Хотя мой… отец этого и не хотел. Перевожу взгляд на нервно расхаживающего по комнате Стаса и в груди противно шкрябает от поганой мысли, что мой будущий ребёнок повторяет мою судьбу. Чёрт, да его отца даже зовут также. Воистину какое-то про́клятое имя. Хотя, это скорее не имя, а я сама проклята… Мигом вспоминаю бабку, живущую с нами на одной лестничной клетке в Воронеже. У неё ещё кошки всё время дохли, и она вместо одной старой заводила три новых. В подъезде из-за этого постоянно несло кошатиной и мочой. И Катя… ну то есть моя мать, в те короткие промежутки, когда она у нас жила, всё время с ней собачилась. В очередную ссору эта бабка ей крикнула, что проклинает наш род по женской линии до пятого колена. Мда… никогда не думала, что буду одной из тех сумасшедших маразматичек, верящих в мистику и прочую потустороннюю хрень. Но вот сейчас, честно говоря, подозрения против воли закрадываются… — Ладно, всё, — закончив нервную беготню по комнате, Воронцов вдруг резко садится на кровать рядом со мной. С такой силой на неё падает, что моя малогабаритная тушка подпрыгивает от тяжести его веса. Потеряв равновесие, я начинаю заваливаться на бок, но Стас вовремя меня удерживает, прижав моё бедро своей ладонью. — Давай спать ложиться. — В смысле спать?! — В смысле, Диана Станиславовна, ложиться на кровать и закрывать глаза. Убедившись, что я уже не падаю, встаёт с кровати и начинает по одной расстёгивать пуговицы на своей рубашке. После чего как ни в чём не бывало стаскивает её с себя и кидает на пол рядом с постелью. Взгляд против воли падает на голую грудь Воронцова и скользит ниже, очерчивая косые мышцы. Внизу живота что-то непривычно дёргает. Как будто толчок по нервным окончаниям, после которого внутри разливается жар, в один момент охватывающий всю нижнюю часть тела. Необычное ощущение, от которого я машинально сжимаю колени. Резко отвожу взгляд, когда Стас снова на меня оборачивается. Боже, надеюсь он не заметил, что я пялилась?! Позор какой… — Что? — Что “что”? — резко задрав голову, встречаюсь с вопросительным взглядом Воронцова. — Ты бубнишь себе под нос что-то невнятное. Не могу разобрать. — Я говорю, мы так не договаривались. О том, что я у тебя ночевать останусь. — Потому что это само собой разумеющееся. Моя машина осталась на парковке возле ресторана. Тем более я выпил. Ты же не собираешься из-за своих принципов придурковатых рисковать нашим ребёнком? Фраза “наш ребёнок” отзывается колючим ощущением где-то между рёбер и на мгновение дезориентирует, выбивая из колеи. — Эм… ты можешь такси мне вызвать. Я ещё успею до закрытия общежития. — Могу, но не вижу смысла. Нам нужно съездить завтра в клинику, сдать анализы. — Ты про тест ДНК? — Нет, Дианчик. Этот анализ мне без надобности. Я и так прекрасно знаю, что ребёнок мой. Обычные анализы крови. Те, что беременные сдают. В груди вспыхивает порыв привычно поднять бунт, потому что Воронцов как всегда всё решил без меня, но я гашу его в себе на стадии зачатка. Потому что какая-то часть меня понимает, что анализы сдать действительно нужно. Тем более, что слова Евиного гинеколога до сих пор мне на грудь бетонной плитой давят. “беременность, осложнённая приёмом непонятно каких препаратов” “Ребёнок может родиться с патологиями. Физическими, умственными.” Закрываю глаза и с силой зажмуриваюсь, чтобы вытрясти из своей головы навязчивый голос. Нет, Воронцов прав. Нужно сдать анализы как можно быстрее, иначе я места себе не найду. Мне просто жизненно необходимо, чтобы хоть кто-то сказал мне, что всё будет в порядке. Иначе я точно свихнусь. — Хорошо, — выдыхаю, вставая с постели. — Давай я с утра подъеду к клинике. — А давай ты прекратишь всё усложнять и бегать от меня постоянно? — раздражённо закатывает глаза. — Уже всё, что могло произойти, всё произошло, Диана. Мы переспали, ты забеременела, я об этом узнал. От того, что ты останешься на ночь в моём доме, тебе хуже не станет. Так и быть, я тебе даже комнату выделю на другом этаже подальше от меня и на замок запрусь, чтобы ты ко мне ночью не приставала. — А тебе обязательно это делать при мне? — Что “это”? — Раздеваться, — киваю на брюки, которые Воронцов уже успел расстегнуть. — Не обязательно. Но так определённо приятнее. Тем более, что ты там и так всё уже видела. И не ври, что не помнишь. Ты вспомнила о том, что мы предохранялись, значит и обо всём остальном тоже. — У меня пижамы с собой нет. И зубной щётки, — перевожу разговор с щекотливой темы. — Новые зубные щётки лежат в выдвижном ящике под раковиной на втором этаже. С пижамой вопрос тоже решаемый, — потянувшись к шкафу, достаёт из него футболку. — То есть мало того, что я должна провести ночь в твоём доме, так ещё и в твоей одежде? — Либо так, либо голой. Лично меня устроит оба варианта. Прикусив губу, забираю футболку из рук Воронцова. Обострившееся обоняние тут же улавливает едва заметный аромат цитрусово-мятного одеколона. Чёрт, ну до чего приятный запах. Феромоны он туда что ли добавляет? Тут же, как токсикоману, хочется уткнуться в ткань носом и вдохнуть глубже. — Прости, новой нет, — поясняет Воронцов, видимо заметив, что я принюхиваюсь. — У меня домработница заболела, так что стирать пока некому. — А что, стиральная машинка с этой задачей уже не справляется? — Не говори мне об этом адском агрегате. Я не понимаю, как он работает. — Не знаешь, как работает стиральная машина? — выгибаю бровь. — Там дохрена кнопок, — отвечает таким тоном, будто это не он, а я сморозила какую-то глупость. — И что, если твоя домработница ещё неделю будет болеть, ты так и будешь ходить в старых вещах, потому что не знаешь куда тыкать? — Куда тыкать я знаю. Это мы с тобой сегодня уже выяснили. А на счёт одежды, если домработница так и не выйдет, то я куплю себе новую. Одежду в смысле, — произносит, после чего, как ни в чём не бывало, стаскивает с себя брюки и откидывает их на пол к рубашке. Машинально опускаю глаза вниз и прилипаю взглядом… к надписи на тёмно-сером хлопке “самые счастливые трусы” и здоровой золотой подкове, красующейся прямо по центру. Глава 26 Глава 26 Жарко. Очень жарко, несмотря на то, что на мне нет ничего, кроме трусов. Да и те принадлежат Воронцову. Чувствую, как от стоящей в комнате духоты по горлу катятся капельки пота. Ненадолго теряются между ключиц, после чего стекают в ложбинку между грудей, где их ловко подхватывает Стас. Горячим языком скользит по моей влажной коже. Мучительно медленно, от чего я машинально выгибаюсь и нетерпеливо хнычу, желая чего-то бо́льшего. Слишком быстро я позволила ему раздеть себя. Глупо. Опрометчиво. Но так приятно… Где-то на краю расплавленного рассудка мелькает мысль, что завтра я обо всём этом пожалею. Что мне будет стыдно за то, что сейчас я позволяю Воронцову трогать меня, целовать. Не представляю, как буду смотреть на него утром. И сейчас не хочу открывать глаза и встречаться с ним взглядами. Хочу просто отключить голову и отдаться ощущениям его губ и языка на моём горле. А утром… утром можно просто сказать, что я была не в себе и ничего не соображала спросонья. Плевать. В данный момент мне хорошо. Так хорошо, что тело непроизвольно покрывается мурашками, когда его пальцы проходятся по моим соскам. Едва касаясь кружат по ореолу, пересчитывают рёбра. Гладят кожу на животе, подрагивающем от лёгких касаний шершавых подушечек, после чего поддевают резинку белья. — Не влезай, а то убьёт, — с лёгкой усмешкой цитирует надпись на трусах, которые сам же мне и подарил. — Я всё же рискну, пожалуй. Шумно сглатываю, когда его пальцы проскальзывают под тонкий хлопок. Внизу живота моментально вспыхивает уже знакомый жар и приятная пульсация участившимся ритмом бьёт по чувствительной точке между ног. Хочу что-то сказать, но не успеваю, потому что Воронцов мгновенно затыкает мне рот поцелуем. И я его не отталкиваю. Наоборот, сама обвиваю руками его шею, зарываюсь пальцами в слегка отросшие волосы и открываю рот, позволяя его языку проникнуть глубже. Цитрусово-мятный запах его одеколона обволакивает и, словно усиливает все остальные ощущение, делая их практически невыносимо-приятными. Протяжно стону, когда Стас скользит ладонью мне между ног и проводит ребром ладони по влажным трусам.