— Да, Дианчик, женщина — это тебе не стиральная машинка. Тыкнешь — не ошибёшься. Как только смысл произнесённых Воронцовым слов доходит до моего затуманенного рассудка, я резко открываю глаза. Подскакиваю на кровати и, тяжело дыша, вглядываюсь в тёмное пространство пустой комнаты. И только спустя пару минут до меня доходит, что здесь никого нет и в постели я тоже лежу одна. Дрожащими руками суетливо ощупываю себя. Футболка, которую вечером дал мне Воронцова, всё ещё на мне. Видимо отсюда и взялся цитрусовый запах одеколона… Только окончательно осознав, что это был всего лишь сон, я начинаю постепенно приходить в себя. Но стоит в голове снова мелькнуть фразе “женщина — не стиралка. Тыкнешь — не ошибёшься”, как на смену сонной растерянности моментально приходит бессильная злоба. Фразочка точно в духе Воронцова. Он то у нас в женщинах точно разбирается. Тыкатель недоделанный. Даже понимая, что это всё всего лишь сон, обида душит невыносимо. Сама не замечаю, как рука тянется к трусам, но когда дрожащие пальцы касаются насквозь влажной ткани, мне хочется выть. Громко и истошно. И ещё саму себя долбануть хорошенько, чтобы мозг вернулся в исходное положение. Идиотка! Просто идиотка! Это что же получается, я сама себя трогала, пока во сне Воронцова представляла?! Господи, какой позор! А главное как?! Как это могло произойти со мной? Мне в жизни ни разу не снились сны эротического характера! Не считая того случая несколько дней назад, когда я ночевала в квартире у Стаса… Но там другое дело! Это были не мои эротические фантазии, а просто фрагмент из прошлого, который я вспомнила пока спала, так что это не считается! И тогда я себя не лапала! А сейчас… И ведь тело до сих пор горит и во рту пересохло от частого дыхания. Извращенка ненормальная, Свободина, вот ты кто! Быстро скинув с себя одеяло, подскакиваю с кровати и, недолго думая выходу из комнаты. Возможно мне кажется, но в коридоре температура словно градусов на пять ниже чем в моей спальне. Напыхтела, озабоченная… Откидывая от себя эту назойливую мысль, спускаюсь на первый этаж и быстрым шагом иду в сторону кухни. По очереди открываю все шкафчики, пока не натыкаюсь на стакан. Мда… видимо в посудомойке у Воронцова тоже с кнопками перебор потому что чистой посуды почти не осталось. Набираю холодной воды прямо из под крана и в несколько жадных глотков выпиваю всё до дна. Из-за спешки часть жидкости проливается, вмиг пропитывает футболку, остужает разгорячённое тело, и, к счастью, мне становится гораздо легче. Протерев тыльной стороной ладони влажные губы, уже гораздо более ровной походкой выхожу обратно в коридор, намереваясь быстро проскочить обратно на второй этаж. Уже практически равняюсь с лестницей в тот момент, когда справа от меня неожиданно распахивается дверь в ванную, из которой вместе с паром выходит горячий и совершенно голый Воронцов… Так мне кажется… пока, медленно обведя его взглядом, я не цепляюсь за микроскопическое полотенце, которого едва хватило, чтобы обмотать бёдра и завязать его в хлипкий узелок, вообще не внушающий доверия. 26.1 26.1 — Ещё пара минут твоего немого ступора, и я начну комплексовать. — А?! — моргнув, выхожу из оцепенения и с трудом заставляю себя посмотреть Стасу в глаза. — Что? — Я говорю, ты так уставилась, что я уж даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, — усмехнувшись, проводит рукой по влажным волосам, брызгая в меня всё ещё тёплыми каплями воды. И сам Воронцов тоже весь мокрый. С его волос, груди и рук не переставая капает, и под ногами уже образовалась целая лужа. Правда я вижу её только боковым зрением, потому что с большим трудом заставляю себя не опускать взгляд ниже уровня его груди. Хотя глаза так и тянет туда, как магнитом. Не буду смотреть, не буду, не буду… Дура бесхребетная! Судорожно сглатываю, скользя взглядом по голому мужскому торсу и небольшой поросли волос, которая тонкой дорожкой тянется вдоль крепкого пресса и прячется под низко болтающимся на бёдрах полотенцем. В голове против воли мелькают воспоминания о только что просмотренном сне, от которых меня снова бросает в жар и сушит горло. В себя прихожу от раздавшегося рядом лёгкого смешка и тут же поднимаю взгляд, машинально отступая в сторону. Но видимо делаю это как-то криво, потому что чувствую под своей ногой мокрый пол на котором моментально подскальзываюсь. Машу руками, пытаясь удержать равновесие. Краем глаза успеваю заметить, как Воронцов дёргается в мою сторону. — Стой, где стоишь! — выпаливаю, но слишком поздно, потому что крепкие руки уже подхватывают меня и дёргают на себя. А мои, машущие по сторонам, уже задевают хлипкий узелок на бедре босса. Говорят, что у человека перед смертью перед глазами проносится вся его жизнь. Ничего об этом не знаю, потому что для меня время как будто замерло. Опустив голову вниз, словно в замедленной съёмке слежу, как и без того микроскопическое полотенце падает на мокрый пол. Это происходит одновременно с тем, как Воронцов прижимает меня к себе. В порыве спасти меня от падения не рассчитывает силу, и поэтому я впечатываюсь носом в его грудь так мощно, что у меня из лёгких воздух выбивает в тот момент, когда мой лоб впечатывается в его каменную грудную клетку. — Мда, с координацией у тебя беда, Диана Станиславовна, — руки Воронцова сгребают меня в охапку и намертво сжимаются под рёбрами. Моя футболка промокает в считанные секунды, а по телу проходит волна жара. То ли потому что Воронцов горячий как печка после душа, то ли это у меня внутри что-то кипит. Не знаю точно, но мне вдруг становится так невыносимо жарко, что во рту пересыхает. А сердце, ещё секунду назад совершившее аварийное торможение, снова набирает скорость и на всех парах таранит рёбра мне, а заодно и Воронцову. Но сильнее всего меня встряхивает в тот момент, когда я чувствую, как у меня под пупком что-то дёргается и начинает твердеть. Точнее не что-то, а вполне конкретный… — Ты совсем что ли охренел?! — резко упираюсь Воронцову в грудь и отталкиваю от себя. Правда на деле получается, что это я отваливаюсь назад. — Ты, значит, меня врасплох после душа застала, полотенце сорвала, а охренел я? Нормальная логика. — Я не специально! Оно и так на тебе на честном слове держалось. Ещё меньше нельзя было взять? — Можно, — улыбается, явно забавляясь тем, что я не знаю куда деть глаза. — Но салфетки остались на кухне. — Очень смешно, — бубню, старательно отводя взгляд в сторону. — Так и будешь просто стоять? Подними полотенце и прикрой… всё что у тебя на меня таращится… — Не могу. — Почему? — Во-первых, потому что полотенце теперь грязное, а я только что себе всё тщательно намылил. А во-вторых, от того, что я прикроюсь, он на тебя таращится не перестанет. Уж извини, физиология вещь такая. К тому же зачем я буду лишать тебя удовольствия, если тебе самой нравится. — Ты слишком завышенного мнения о себе. — Да ладно? А ты знала, что по женщине тоже видно, когда она возбуждена? — улыбнувшись, опускает многозначительные взгляд на мою грудь с просвечивающими сквозь мокрую футболку сосками. — Я… просто замёрзла, — тут же обхватываю себя руками и с трудом гашу порыв ещё и ноги скрестить. — Я из-за тебя мокрая вся. Ты всегда из душа выходишь, не вытираясь? Это какая-то принципиальная позиция? — Почти. Это отсутствие в доме чистых полотенец, — усмехнувшись, к моему огромному облегчению всё-так поднимает полотенце и снова затягивает его вокруг бёдер. — Пойдём, дам тебе новую футболку. Обходит меня, слегка касаясь моего плеча своим, после чего направляется в спальню. — Ты хотел сказать старую. Новых у тебя нет, потому что ты не разобрался куда тыкать, — развернувшись, следую за ним, но в саму спальню не вхожу, предусмотрительно застыв на пороге. — Ага, типо того, — дойдя до шкафа, достаёт оттуда футболку и кидает мне, после чего скидывает на пол свою набедренную повязку и снова начинает ковыряться на полках. И мне бы сейчас развернуться и уйти, но желание посмотреть какие Воронцов наденет трусы перевешивает даже стыд перед его голой задницей и моей характерной на это реакцией. Замерев на месте, слежу за тем, как он достаёт с полки какие-то тёмные боксеры в тонкую вертикальную полоску. Вроде самые обычные. Такими они кажутся до тех пор, пока он не натягивает их на себя и не оборачивается ко мне лицом. И только тогда я понимаю, что они раскрашены в виде мужского костюма. Полосатый пиджак из под которого торчит белая рубашка и ярко-красный галстук прямо по центру. Сверху на резинке ещё надпись красуется жёлтым цветом: “важная персона”. А когда Воронцов снова отворачивается, чтобы достать рубашку, я замечаю ещё одну здоровую надпись прямо на заднице: “Крутой, деловой”. 26.2