Александрин притихла, снова усевшись за рукоделие. После того, как граф, узнав о ее беременности, так разъярился, что чуть не избил ее, она стала очень бояться отца и вся сжималась всякий раз, когда он был поблизости. Когда Арман наконец нашел необходимую ему книгу и вышел, баронесса тотчас бросилась к матери. – Графиня, спасибо, что вы приехали! Вы никогда не уедете больше? – шептала она, уткнувшись лицом ей в плечо. – Нет, как же я тебя оставлю, – ответила шокированная этим порывом дочери Анна. – Иначе не знаю, что бы я делала. Куда бы девалась. Отец… Он меня не любит теперь, я чувствую. Обычно он брал женщин с жадностью и властностью. Но сейчас словно инстинктивно чувствовал, что нужно быть нежнее. Его прикосновение… Эжени ощутила, как нежно он притронулся к ней. Кончиками пальцев он касался ее груди, ласково ощупывая. По напряженному телу девушки начала растекаться нега. Дыхание виконта было учащенным. Это смутило ее, но его ласковые прикосновения завораживали девушку. Она и не знала, что ласки мужчины могут быть столь приятными. Он нежно обнял ее, бережно прижал к себе, коснулся губами ее лица. У Эжени гулко застучало сердце. Ей захотелось тоже обнять его, но она смущалась проявить ответную нежность. Его губы коснулись ее скулы, уха, затем он стал целовать ее шею, медленно, возбуждающе. Когда Армэль нашел ее рот, губы девушки непроизвольно раскрылись ему навстречу. Ее сердце бешено колотилось. И он ощутил ее желание. Его язык осторожно скользнул ей в рот, пальцы зарылись в волосы. Он стал исследовать ее тело легкими касаниями, покрывал жаркими поцелуями ее грудь, подрагивающий нежный живот… Но вдруг… – О нет, – испугалась она, когда его голова скользнула между ее бедер. Армэль удивленно взглянул на нее и увидел на ее лице страх. – Эжени, вы девственница? – вдруг напряженно спросил он. – Да. Он откатился от нее и задумался. Какое-то время они лежали в полной тишине. Она напряженно замерла, глядя на него, а он наоборот не смотрел в ее сторону. – Я никогда не смогу на вас жениться и не хочу портить вам жизнь, – наконец проговорил виконт. – Вы думали, я легкомысленная дурочка, для которой переспать с кем-то не проблема и с которой можно развлечься? – Врать? – Нет. – Не так грубо, но что-то в этом роде. – Я просто люблю вас и хочу, чтобы это произошло именно с вами. Армэль вздохнул. Встал и принялся надевать рубашку. – Поймите, если мы это сделаем, вы никогда не сможете выйти замуж за достойного человека, – говорил он, избегая смотреть на нее. Эжени, все еще остававшаяся в постели, небрежно набросила на бедра шелковое покрывало. – Мне двадцать пять лет, Армэль, мои шансы выйти замуж хоть за кого-либо и так уже не высоки. – Не правда. Пожалуй, все обратили внимание на то, что утром Армэль и Эжени не поехали на конную прогулку. Виконт вообще почти весь день провел с отцом. Граф все не решался поговорить с сыном, словно чувствовал, что сейчас не время. Вечером служанка принесла Армэлю записку от мадемуазель де Брионе. Пробежав ее глазами, он вдруг решительно направился в библиотеку. Она была там. Стояла у окна и ждала его. Они разговаривали долго. Точнее говорил в основном Армэль. Он сказал, что может быть ей только другом, но она не сомневалась, что как раз другом он и не хочет быть. – Неужели вы не понимаете, что я люблю вас! – отвечала она. ─ И я готова ждать вашей любви, сколько бы вы ни пожелали. Виконт смотрел на нее, любуясь и чувствуя, как сильно хочет ее, хочет целовать эти губы, руки, шею, ложбинку между ключицами… Эжени даже в тусклом свете нескольких свечей (она нарочно приказала не зажигать много света, чтобы он не заметил, что она плакала) увидела его жаркий взгляд. Отвела глаза, не понимая, почему он так противится своим желаниям. Отойдя от окна к небольшому столику, присела в кресло и заметила, что случайно коснулась пальцами пирожного, вымазав их в крем. Девушка быстро слизнула его. Армэль, возбужденный этим зрелищем, отвернулся и отошел к стене. Его кюлоты были заправлены в красивые сапожки со сверкающими пряжками, тонкая талия обернута расшитым золотом поясом, белая рубаха расстегнута у горла. Эжени слышала его тяжелое дыхание. Снова поднялась, потянулась к нему, желая коснуться его, погладить, обнять. – Я не хочу быть ни чьим любовником! Так что, не пишите с подобными предложениями, не тратьте мое и свое время! – говорил ей Армэль. Девушка снова села. Вошедшая в этот момент графиня услышала его последнюю фразу. – Что, виконт, женщины атакуют? – пошутила она. Молодой человек слегка улыбнулся. Эжени, сидевшая с несчастным видом, опустив голову, молчала. Потом девушка встала. – Вы не знаете любви за своей верой, – сказала она. И стремительно покинула комнату, бросив: – Извините, графиня. Армэль посмотрел ей вслед долгим взглядом. – Я помешала? – спросила Анна, догадавшись, что стала свидетельницей какого-то серьезного разговора. – Нисколько, мадам, – шутливым тоном ответил ее сын. – Как вы смотрите на то, чтобы позвать Александрин и Филиппа и поиграть сегодня в карты? К слову, карты в то время не считались чем-то греховным и не запрещались церковью. Францисканец Томас Мурнер придумал учебные игральные карты и их использовали европейские учителя. Например, у юного монарха Людовика XIV, когда ему было шесть лет, было четыре колоды: «География», «Королевства», «Короли Франции» и «Сказки». – Что за интрига? – прищурившись, с любопытством произнесла графиня. – Мама! – в голосе виконта послышался упрек и вся его наигранная веселость испарилась. – Я сам разберусь в своих делах. Баронесса после того, как заметила чересчур трепетное отношение брата к мадемуазель де Брионе, не на шутку взъелась на ту. И хоть в глаза Эжени она ничего плохого не говорила, за спиной позволяла себе довольно жесткие колкости. – Она уже стара, – наблюдая за девушкой, как-то не смогла удержаться от ехидного замечания Александрин. – Ты не высокий, она тоже маленькая. Если вы поженитесь, то у вас будут низкорослые дети. – Какая же ты дура, – бросил Армэль. – Ну, все правильно. У умного брата должна быть дура сестра. Однажды, когда Эжени, сказав, что у нее болит голова, не спустилась к столу, Александрин, жаловавшаяся на скуку, с возмущением отмела предложение графини подняться к мадемуазель де Брионе и поинтересоваться, как та себя чувствует. – Ты почти не общаешься с нашей гостьей, – упрекнула дочь графиня. – Я не знаю о чем говорить со старой девой, – ответила Александрин. Армэль взглянул на сестру со злостью. – Да ты в принципе не умеешь общаться с людьми! Ты грубая, невоспитанная, невыдержанная! – в голосе брата она ясно услышала интонации отца. На следующее утро Армэль, задремавший в дальнем углу конюшни на стоге сена, был разбужен болтовней конюхов. Виконт решил побыть здесь, подальше от всех, и подумать о том, что его волновало. Но сам не заметил, как заснул, убаюканный шорохами и фырканьем лошадей. Конюхи говорили громко, не зная еще, что молодой господин все слышит. – А эта недотрога оказалась не такой уж неприступной. Кокетничает, улыбается. Вот увидишь, скоро я ее оприходую. Она вчера вечером решила прокатиться верхом, потом попросила помочь слезть с коня, – говорил темноволосый мужчина лет тридцати. Но из-за густой щетины казалось, что ему гораздо больше. – Все болтала со мной, вопросы задавала о лошадях. Я когда ее вижу – хочу так, что аж в дрожь бросает. Набросился бы и имел куда можно и куда нельзя. Думаю, что девка просто повод ищет, так что стоит попытаться приручить эту кобылку. Что с челяди взять? Она точно молчать будет. Представь, стыд какой для нее! Второй конюх, молодой светловолосый парнишка, кивал, слушая эти похабные рассуждения. Армэль приподнялся на локтях, стряхивая с волос солому, и нахмурился. Виконт скорее почувствовал, чем догадался, о ком они говорят. Эжени флиртует с конюхом? Неужели назло ему? – Сегодня надеюсь, придет. Дворянки еще те потаскухи. Вон графу нашему тоже стоило бы поучить женку, чтоб блюла себя. Ты слышал, что про нашу графиню говорят? Якобы она… Но договорить он не успел. Как и понять, что случилось. Армэль повалил конюха на землю и став ему на грудь коленом, придавил. – Еще слово о мадемуазель или о графине скажешь – уничтожу, – процедил виконт. Лицо его было бледным и словно окаменевшим. Только желваки на скулах ходили. Слуга не на шутку испугался. В воцарившейся тишине смотрел, часто моргая, на молодого господина и боялся сейчас так, как никогда в жизни. Даже придавившей его к земле ноги Армэля на своей груди не чувствовал. – Сегодня же уедешь отсюда навсегда и не дай бог мне о тебе еще услышать, – не повышая тона, произнес молодой человек. Потом встал, брезгливо отряхнувшись, словно испачкался. Взглянул на второго конюха с выражением гадливости на лице и добавил: – Ты тоже убирайся. Для меня было бы недостойно и противно считать тебя своим человеком. Поэтому теперь мне все равно, куда вы оба денетесь, и как будете жить дальше. Здесь вы не останетесь. Только когда виконт скрылся из виду, слуга решился подняться с земли, лишь теперь ощутив боль в теле от повалившего его удара, и что-то мокрое в паху. Оказывается, от охватившего его страха он обмочился. Эжени не знала, что в тот же день Армэль покинул замок, уехав в Нормандию, чтобы снова надеть сутану приходского священника… Как и не знала того, что остановившись по пути в свой приход в Париже, он проводил время совершенно не так, как следовало бы духовному лицу. Правда, и сам молодой человек не ожидал, что все обернется именно так, когда вместо того, чтобы переночевать в гостинице, согласился на приглашение герцогини де Кардона поехать в ее особняк… Теперь виконт лежал на животе, как-то мило, по-мальчишески уткнувшись подбородком в подушку, и наблюдал за служанкой, принесшей вино. Он был полностью обнажен, но его нисколько не смущали взгляды девушки. Когда их глаза в отражении зеркала встретились, он подмигнул ей, в ответ она улыбнулась. Это не ускользнуло от герцогини. На ее лице появилась недовольная гримаса, и она поспешила выпроводить служанку, ревностно поглядывая на молодого любовника. Как только девушка ушла, Бланка сбросила пеньюар, накинутый на голое тело. Взяв черную шелковую повязку, она уселась на Армэля верхом и завязала ему глаза. Виконт понял, что выспаться ему этой ночью не удастся. Он ощутил, как на его спину тонкой струйкой полилась прохладная жидкость.