Шевалье поклонился. – Простите, ваше высочество, я выполняю приказ кардинала. И если бы мне было велено арестовать вас, поверьте, я бы это сделал. Один из гвардейцев сказал, что граф должен передать ему все свое оружие, но де Монфор остановил его. В этот момент принц Конти, подойдя к Арману и положив ему руку на плечо, произнес: – Граф, хотите, эти люди сейчас же уберутся отсюда и не посмеют вас арестовать? – Спасибо, ваше высочество. Но мне не стыдно ни за одно мое слово и действие в поддержку Фронды. И я собираюсь сказать об этом Мазарини лично. – Я так и думал, что вы откажетесь, – вздохнул принц. – Ну что ж… Мы сделаем все, чтобы освободить вас. Поклонившись его высочеству и попрощавшись с герцогиней, Арман с достоинством сел в карету. Когда шевалье, чуть помедлив, последовал за ним, граф не повернулся. Лишь смотрел куда-то в пустоту с выражением презрения на лице. Они ехали в полной тишине. Каждый раз, когда его взгляд встречался со взглядом Армана, Мишель спешил отвести глаза. Как только карета отъехала от дома герцогини на значительное расстояние, де Монфор все-таки решился заговорить. Он предложил Арману бежать. – Вы сможете беспрепятственно выехать в Испанию. Я же мог просто не успеть вас арестовать. Арман повернулся к другу и посмотрел на него так, что тому стало не по себе. Холодно улыбнувшись, граф де Куси отказался. Его проницательные глаза, казалось, прожгли шевалье насквозь. Санчо примчался в замок настолько быстро, насколько вообще это было возможно. Верный слуга Армана бежал по коридору замка к гостиной. Распахнув двери, он увидел графиню, склонившуюся над рисунками, которые она хотела воплотить во фресках. Анне потребовалось одно мгновение, чтобы понять, что что-то случилось. Если Санчо посмел вот так ворваться к ней… – Что с графом? – она встала. Говорила почти шепотом от сковавшего ее ужаса, но сама не замечала этого. Дыхание перехватило, кровь оглушительно пульсировала в ушах. Было! С ней уже было все это! Вот сейчас он скажет страшную новость, сообщит ужасное известие о том, что случилось непоправимое… Именно так она когда-то узнала о гибели своего первенца, своего старшего сына. Ничего не может быть сильнее боли матери, которая потеряла ребенка. И не важно, сколько лет ему было. Но ту боль она сумела пережить благодаря ему, ее мужу. Тогда поняла что он самый близкий для нее человек, которому она может показать свою слабость. И сейчас для Анны равносильно смерти было услышать… – Его сиятельство арестован по приказу кардинала Мазарини и сейчас находится на пути в Париж, – прервал слуга ее мысли. Она вздохнула с облегчением. Даже сердце словно замерло на долю секунды, чтобы вернуться в свой нормальный ритм. Он жив! Они ехали по узкому деревянному мосту. Карета тряслась на гнилых досках. Колеса с грохотом вращались, неестественно громким казался стук лошадиных подков в тишине леса. Вдруг послышался звук нескольких выстрелов и после сильного рывка они замерли на месте. Оказалось, обе лошади застрелены. Снова раздался выстрел – один из гвардейцев с криком упал с коня. Следом был убит еще один. – Это засада, – сказал де Монфор. – Граф, если кто-то пытается вас освободить, лучше сразу предупредите их что это не выйдет. Я не сдамся добровольно. – Если кто-то и пытается меня спасти, то мне ничего об этом неизвестно, – проговорил Арман. – Скорее это охота на вас, Монфор. Услышав новые выстрелы и крики, друзья одновременно выхватили пистолеты и приготовились защищаться. Вся охрана и кучер уже были перебиты. Дверь кареты открылась, и перед ними появился человек в черном. Его лицо скрывал черный платок, видны были только глаза. – Сдавайтесь, господа, – сказал он. Но вместо ответа получил пулю в грудь от де Монфора. После этого на карету обрушился шквал выстрелов. Пули пролетали насквозь, оставляя в стенках и дверях экипажа отверстия. Напавшие, кто бы они ни были, явно рассчитывали не просто захватить тех, кто был в карете, а убить их. Монфор и де Куси выскочили наружу и спрыгнули вниз, на траву. Их тут же окружили, но они успели вовремя выхватить шпаги. Лязгнула сталь. Нападавших было много – не меньше десяти. Друзья стали спина к спине и яростно отражали удары. Граф умело теснил противников, клинок его шпаги только и успевал сверкать тот там тот тут, подчиняясь движению руки. Двоих из нападавших он заколол почти сразу. Тела поверженных врагов один за другим рухнули ему под ноги, и теперь Арману приходилось следить еще и за тем, чтобы не споткнуться о них. Фехтовальщики они были не из умелых – больше махали шпагами, чем уворачивались от выпадов. Тем не менее, шевалье пришлось не сладко. На него напали пятеро незнакомцев, и начальнику охраны Мазарини едва удавалось отбиваться. На его щеке появился тонкий порез, было задето и плечо, но легко – скорее просто касание, разорвавшее ткань камзола, которая моментально обагрилась кровью. Арман заметил, что Морфор ранен, и хоть зол был на него, не мог позволить убить друга. Теперь ему пришлось отбиваться самому, да еще и прикрывать Мишеля. Отражал чьи-то удары, крутился так, что только металл звенел. Вскоре на землю рухнул еще один противник. Оставшиеся двое попытались сменить тактику и нападали так быстро и в едином порыве, но при этом не мешая друг другу, что граф с трудом отражал удары. Улучив момент, он достал одного кончиком клинка по груди, но в этот момент второй умудрился оцарапать его плечо. Мышцы занемели от боли. Но граф вновь увернулся от удара, парировал его. Наконец он все же насадил на шпагу еще одного незнакомца. Его клинок с чавканьем вонзился в плоть противника. Быстро и смертоносно. С последним пришлось повозиться, но видя, что его друг, уже ранивший двоих и убивший одного из нападавших, теряет силы из-за серьезного ранения в плечо и бок, граф молниеносным движением выхватил из голенища сапога кинжал и метнул его в противника. Тот рухнул как подкошенный. После этого Арман взял на себя одного из двух оставшихся наемных убийц и вскоре тот позорно бежал. Последний был тяжело ранен де Монфором и истекал кровью. Однако самому шевалье было не лучше. Осев у каменной колонны, поддерживающей мост, он держался за бок, и его рука обагрилась кровью. – Силы еще есть? – спросил граф. Тот попытался улыбнуться. – А ты как был, так и остался лучшим из нас, – проговорил он. – Я такого давно не видел. Скольких положил. Какая-то досада в голосе Мишеля слышалась. Словно он не рад был такому поступку графа. Лучше б бросил его тут, позволил убить. Он и так не знал, как другу в глаза смотреть, а теперь и вовсе… Вдруг Монфор обмяк и голова его повисла. Потерял сознание. Арман, переводя дыхание, быстро соображал что делать. Вокруг лес, и ни одной живой души… Глава 11. Аудиенция у кардинала – Нет, сударь, тут вы лекаря не найдете. Был один. Да помер. Нашли недавно в лесу обглоданный животными труп. За доктором надо в город ехать, – сказал трактирщик, подавая ему кружку вина и тарелку с мясом и овощами. Арман задумался. – Эй, француз! – вдруг крикнул кто-то на испанском. Граф поднял глаза и осмотрелся. В этот утренний час в трактире почти не было народу, поэтому он сразу понял, кто кричал – в дальнем конце помещения сидели двое мужчин. – Вы мне? Вы кто такие? – спросил хмуро де Куси. Один из мужчин сделал знак другому, оба поднялись и пересели за стол графа. – Вы помните меня, сударь? – обратился к нему окликнувший его человек. – Мы виделись в Мадриде. Тогда ваш сын был ранен на дуэли. Потом вы написали для меня рекомендательное письмо и меня взяли на службу во французскую армию. Теперь граф обратил внимание, что тот одет в подбитый мехом камзол и хорошо вооружен. Лицо иностранца украшала густая темная борода. Тридцатилетняя война не так давно закончилась, но солдат по прежнему оставался главным героем и господином того времени. Элементы военной формы использовались и в мужской и в женской одежде. Поэтому совершенно не удивительно, что мужчина был одет по-военному, хоть и не в военную форму. На его спутнике была кожаная безрукавка и камзол, не отличавшийся изысканностью из-за потертостей и дыр. – Теперь я вас вспомнил, месье. Как проходит ваша служба? – поинтересовался граф. – Ушел я с нее еще лет семь назад. На другую службу поступил, но не суть. Арман смутно помнил русского офицера Григория Миловидова. Во время прошлой их встречи он, кажется, рассказывал, что отец его состоял на службе у царя и был то ли окольничим, то ли боярином. Миловидов представил графу своего спутника Емельяна Кухтерина – офицера и сына какого-то купца, имени которого Арман не запомнил. Непривычные русские имена вообще казались ему странными. По словам Григория, друг его только приехал во Францию, и язык знает крайне плохо. Постепенно они разговорились. Граф рассказал, как вернулся на родину. Он бегло говорил на испанском, а когда узнал, что его собеседник довольно сносно владеет французским – перешел на родной язык. – Эва как он лопочет, как будто поет, – шепотом сказал Миловидову его друг. – Да, язык у них… тарабарщина, – ответил тот тоже на русском, затем уже на французском с сильным акцентом обратился к Арману. – Граф, а как ваша прелестная супруга? Надеюсь, родила вам еще пару-тройку замечательных детишек? Но заметив, что лицо Армана помрачнело, добавил: – Извини, если вдруг что не так сказал. Бабы – они ж все ведьмы! У вас тут, я слыхал, их иногда сжигают. Если разобраться, то выходит, что они все с нечистым связаны. Так что от них все зло. Да и черт с ними. А дети у тебя хорошие. Помню мальчишку такого чернявого, как и ты, и девочку белобрысую. Вертихвостка, все прыгала да смеялась. Граф с трудом понял, что хотел сказать Гришка на этой смеси ломаного французского и русского. Еще вчера вечером, продираясь сквозь заросли, граф де Куси, весь перемазанный кровью Монфора, которого тащил на себе, брел, не разбирая дороги. Ему казалось, что шевалье в любую минуту может испустить дух. Вдруг Арман вышел на довольно широкую тропу. Значит, где-то поблизости должна была быть деревушка. На дороге его нагнала грубо сбитая из досок телега. – Что вы, господин, сюда доктор редко наведывается. Все к Мадин ходим, – сказал ему ехавший в ней парнишка лет четырнадцати. Он то и помог доставить раненого в дом старой женщины – местной целительницы, или «доброй ведьмы», как назвал ее мальчик. Та не очень-то обрадовалась этому визиту. Но несколько золотых монет моментально изменили ситуацию. Стянув с Мишеля одежду, граф наблюдал, как старуха обрабатывает его раны, что-то нашептывая. В домике было душно от чадивших трав. Ко всему этому Арман относился настороженно. Он привык к услугам врача, но понимал, что эти несчастные крестьяне, скорее всего и не знают, что такое нормальная медицина. Им ничего не остается, как обращаться за помощью вот к таким шарлатанкам. Тогда лекарями простого народа зачастую были именно они – колдуньи, травницы. В то время как в распоряжении знати были лучшие доктора из Салерно и Монпелье *. – Вам и самому нужна помощь, месье, – робко сказала девушка, игравшая роль то ли прислужницы, то ли помощницы знахарки. – Пустяки, – бросил Арман. Но убедившись, что кровь удается остановить и друг не собирается умирать, по крайней мере, в ближайшее время, граф позволил обработать царапину на плече. Для этого ему пришлось снять камзол и рубашку, обагренные кровью. – Я принесу вам одежду, – сказал девушка, украдкой рассматривая стоявшего перед ней мужчину. Ночью постелью графу послужила какая-то лежанка, находившаяся за занавеской в той же комнате, где лежал раненный Монфор. – Иди, развлеки гостя, – приказала знахарка. Девушка покорно шмыгнула за занавеску к де Куси. Сквозь дремоту он почувствовал, как кто-то нежно гладит его по щеке, потом по груди и животу. Когда же он ощутил, как расстегивается застежка на его штанах, глаза графа широко открылись, и он уставился на девушку. Той на вид не более шестнадцати лет, но, видимо, развлекать мужчин таким образом ей было невпервой. Арман не считал себя святым или монахом, но сейчас зудевшая рана, невероятная усталость, а также мысли о произошедшем не располагали к подобному времяпрепровождению. Он прогнал девушку и вскоре заснул. Утром граф выяснил у женщины, каково состояние его друга и решил, что нужно все-таки найти доктора. Расспросив, как добраться до ближайшей таверны, направился туда. Шумная нетрезвая компания прибыла вместе с де Куси к Мадин. Старуха тут же выставила на стол свое домашнее вино, оказавшееся редкой кислятиной, и мясо, тоже не отличавшееся изысканным вкусом. – Вот бы тебе, француз, к нам в Россию. В баньке бы попарились. Ты хоть знаешь что такое баня? А какие у нас бабы! У вас во Франции таких баб нет! У вас вообще баб нет. Одни мадамы да мадемуазели, – тараторил Емельян. – Да чего ты стараешься! Не понимает он по-русски, басурман он, – бросил с усмешкой Гришка. – Ну и страна! Вот откуда к нам эта мода на то, чтоб мужики в чулках ходили, пришла! Не нравится мне твоя Франция. Мужики душатся как бабы! Тьфу! Когда Миловидов перевел это Арману, граф лишь рассмеялся. Спросили русские и о раненом. Когда Арман назвал имя своего друга, Григорий обомлел.