– Чем больше я обо всем этом размышляю, тем больше убеждаюсь в том, что это нападение было подстроено, чтобы избавиться от тебя под видом организации моего побега. Официально арестовать и казнить тебя он не может. Свои руки в крови марать не хочет. И слишком большой шум поднимется, – сказал граф другу. Шевалье задумался. Дверь графине открыла девочка-прислужница. В доме было очень тихо и казалось, что внутри никого нет. Но Анна почти сразу увидела спящего Мишеля. Видимо разбуженный скрипом дверей, тот открыл глаза и обвел комнату сонным взглядом. Когда глаза его остановились на Анне, он сначала будто не поверил тому, что видит, приняв за ведение, а в следующую секунду обомлел. Даже приподнялся. Женщина подошла ближе, присела на край кровати. – Как вы тут оказались? – Монфор говорил с трудом, делая паузы после каждого слова. Она почувствовала, как его теплые пальцы касаются ее руки и нежно гладят ее. Анна смотрела на шевалье и вспоминала, как он ласкал ее с грубоватой торопливостью, как целовал исступленно, как она сама едва не сходила с ума, обнимая его и чувствуя, как жесткие волоски на его торсе щекочут ее грудь… Он молча смотрел ей в глаза и думал о том же самом. Графиня отвернулась. И тут же наткнулась на взгляд какого-то незнакомца. Взъерошенный мужчина выбрался из-за занавески, за которой, оказывается, находилась кровать, и с любопытством наблюдал за графиней и Монфором. – Вы меня помните, сударыня? – спросил он. – Меня зовут Григорий Миловидов. А муж ваш на чердаке спит, сейчас позову. – Арман! Как же она тосковала по нему! Как боялась, что больше никогда уже не увидит его! Он стоял так близко, ей показалось, что сейчас он ее поцелует. Она была готова к этому. Но он вдруг отстранился, холодно взглянув. – Что вы здесь делаете? Казалось, граф намного больше рад видеть своего слугу, чем жену. – Пойдем, поговорим, – он кивнул на дверь. Супруги вышли во двор. В дворовой постройке, где обычно хранится всевозможный хлам, слышалась возня. Анна приоткрыла дверь и тут же увидела голую пятую точку Емельяна – второго русского. Под ним извивалась юная служанка, которую она недавно видела в доме. Графиня с отвращением отвернулась. – Я вижу, вы тут не испытываете ни в чем нужды. И выпивка, и друзья, и даже шлюха есть, чтоб снять напряжение. – Я сплю наверху, под крышей, и мне все равно, чем они тут занимаются, – пробурчал Арман. Графиня скептически кивнула, демонстрируя, что не верит. Граф отошел к ступенькам дома, оперся на перила. Она стала рядом, смотрела в сторону и молчала. – Так как вы… – Обнаружила ваше убежище? Совершенно случайно. Когда Санчо сказал, что вас арестовали, я… поехала к герцогине де Лонгвиль, чтобы узнать, собираются ли она и ее друзья что-то предпринимать, чтобы вас не казнили. – Очень лестно, что вас так взволновала моя судьба, – отметил граф. – И по дороге мы наткнулись на перевернутую карету. Какой-то мальчишка рассказал, что тут случилось, привел сюда, – договорила Анна. Она умолкла, пытаясь в полумраке разглядеть лицо мужа. И он не мог отвести глаз от ее собственного лица. Словно сто лет не видел. Светлые волосы, сверху гладкие, спадали к плечам упругими локонами, которые удерживали жемчужные нити, мерцавшие в темноте. Длинное, почти прямое платье также было расшито жемчугом. Подол был красиво приподнят ее коленом, потому что одну ногу она поставила на ступеньку. Из-под каймы виднелась изящная остроносая туфелька. И как она тут оказалась – посреди этой глухой деревни, такая утонченная, красивая, родная… Граф поймал себя на том, что улыбается. Среди царившего в его душе мрака неожиданно наступило просветление. – Завтра же домой поедете с Санчо, – проговорил Арман, уже опомнившись. – А вы? – А я в Париж. Я же арестован. – Я поеду с вами. Что может случиться? Что с вами сделают? Мне это важно знать. – А жизнь вам не важнее? Поедете домой, я сказал. Повеяло ветром и свежим запахом осенней воды. Речка журчала совсем близко, за небольшим садиком, окружавшим дом. ___________________________________ * Пале-Рояль, Пале-Кардиналь, Пале-Руайаль (фр. Palais Royal – «королевский дворец») – площадь, дворец и парк, расположенные в Париже напротив северного крыла Лувра. Изначально стоящий на площади дворец был построен для кардинала Ришелье по проекту Жака Лемерсье и поначалу назывался Кардинальским. После смерти Ришелье дворец заняла вдовствующая королева Анна Австрийская с юным Людовиком XIV, потом здесь поселился кардинал Мазарини. Позднее в одном из флигелей «Король-Солнце» поселил свою фаворитку герцогиню де Лавальер. Там она родила двух внебрачных сыновей короля. При Людовике XIV и его преемниках дворец служил городской резиденцией герцогов Орлеанских. В малолетство Людовика XV именно отсюда принц-регент Филипп II Орлеанский вел управление всей Францией. *** Мадин толкла какие-то травы в небольшой деревянной ступке. Григорий Миловидов с любопытством расспрашивал, что это она готовит за зелье, как она этому научилась и почему ее до сих пор не сожгли. В конце концов, старухе все это надоело. – Ты б бороду хоть подстриг, а то как пугало выглядишь, – бросила она русскому. – Не твое дело! Дамам нравится! Сударыня, вот на ваш взгляд, моя борода красива? Анна оглянулась к нему, подумала, что эта растительность у него на лице похожа на медвежью шерсть, но ответила дипломатично: – Даже не знаю, что сказать. Я не разбираюсь в красоте бород. Когда Миловидов перевел Емельяну ее ответ, тот махнул рукой, дескать, что с нее взять. Она ж из сахара сделанная и мужика настоящего, небось, и не встречала ни разу. – А я считаю, у мужчины должна быть борода, а не жалкая бородка, – со значением рассуждал русский. – Как вообще можно бороду состричь? Может мне еще яйца побрить? Граф, слушавший все это, украдкой наблюдал за супругой. Заметил, как она, совершенно не смутившись, слегка улыбнулась после слов Гришки. Арману не нравились эти сальные шутки подвыпивших иностранцев. Он перевел разговор в другое русло. Давно интересно было, кому же это служит Миловидов, вот и спросил снова. Второй иностранец, Емельян Кухтерин, хоть и был убежден, что лучше русских женщин на свете нет, не скрывая восхищения, разглядывал Анну. Проследив направление его взгляда, Гришка увидел, что тот пялится на грудь графини, очертания которой угадывались под одеждой. Сказал ему что-то на русском. Что-то, видимо, грубое. Тот нахмурился, сердито надул щеки, но глаза отвел. А она и не замечала этого. Расчесывала только что вымытые волосы. Они переливались в свете свечей золотом. Благодаря их светлому цвету седых прядей в них было почти не различить. Стояла у огня задумчивая, смотрела, как потрескивает пламя и машинально проводила гребнем по волосам. – Вы оба в пристройку идите спать. Нечего гостью смущать, – суетилась Мадин. – А то прижились тут, бездельники. – Отстань ты, – рявкнул на нее Миловидов. – Сейчас уйдем. Дай договорить. Офицер повернулся к Арману. Тот сидел за столом, откинувшись на стену и скрестив на груди руки. – В общем, есть такой человек, Николя Фуке, – сказал русский. – Вот на него я и работаю. – Прокурор при парижском парламенте? Я его знаю, – проговорил граф. – Фуке прочат должность министра финансов. Уверен, его ждет головокружительный успех. А с такими людьми надо быть на короткой ноге. Арман пожал плечами. – Я предпочитаю держаться от таких людей подальше. – Может и правильно. Не знаю. Я люблю рисковать. Сейчас, когда с Фрондой покончено, наши дела определенно пойдут в гору. Граф бросил взгляд на жену. Как бы не сказала ничего лишнего! Но та словно и не слышала их беседу. Только оглянулась не спеша, потом также равнодушно перекинула волосы на другое плечо, закрыв лицо пышной золотистой волной, стала расчесывать дальше. Русский продолжал рассуждать о том, как ловок и умен Фуке, явно рассчитывая заинтересовать графа и перетянуть его на сторону своего покровителя. Говорили тихо, потому что Монфор, еще не выздоровевший окончательно, уже заснул. Вскоре и Емельян объявил, что пора на боковую. Поднялся, чтоб отправиться в пристройку, а сам все поглядывал на графиню. Та уже расположилась у темного окна, знахарка подсела к ней и они о чем-то беседовали. Миловидов и граф де Куси еще какое-то время поговорили, выйдя на крыльцо, потом разошлись. – Не пустая вы, можете еще родить ребеночка, точно говорю, – услышал Арман слова Мадин. Заметил, как жена отрицательно покачала головой. – Вы хоть представляете, сколько мне лет? – проговорила она. – Моему старшему сыну сейчас было бы двадцать семь. – Ну и что? Я младшую дочь в пятьдесят два родила! Правда, недолго прожило дитя. Если хотите понести, я дам вам одну настойку, будете принимать, как скажу, и обязательно получится. Анна наотрез отказалась и тут увидела графа. Арман смотрел на супругу. Та, кажется, даже напряглась под его взглядом, глаза опустила. – Спокойной ночи, – только и сказал он, затем быстро поднялся на облюбованную им мансарду, которую русские упорно называли чердаком. Утром графиня поднялась под крышу. На деревянных балках сидели несколько сонных голубей. Сквозь щели пробивался свет. В углу находилось подобие лежанки из соломы, на которой спал граф. Арман уже давно обнаружил это место и с тех пор ночевал тут. Иногда и днем, лежа на сене, наблюдал сквозь отверстия в досках окрестности или дремал. Сейчас чьи-то тихие шаги разбудили его. Арман открыл глаза и сразу понял, что это пришла графиня. Узнал шелест ее одежды при ходьбе, запах духов. Увидел жену. Она смотрела как-то настороженно, точно ждала его реакцию на свое вторжение. – Там внизу даже присесть негде, – произнесла она, словно оправдываясь. – Поэтому я и сплю здесь, – ответил он. Анна оглядела его убежище. Довольно тепло и уютно – на балках развешены старые рыболовные сети, какие-то травы. Сквозь щели в досках пробивается солнечный свет. Голуби жмутся друг к другу и косятся на людей. – Хорошо у тебя тут. Пойдешь вниз? – спросила она, не зная, что еще сказать. – Нет. Зачем? Молчание. Анна чувствовала себя глупо.