Графиня надеялась, что постепенно Александрин начнет приходить в себя. Но если это и происходило, то очень медленно. Теперь баронесса не плакала. Выражение ее лица стало неподвижным, а походка деревянной. Как только одинокая девичья фигурка с несчастным видом появлялась в дверях, замолкали все, кто находился в помещении, будь-то слуги или граф и графиня, и их гости. Однажды Александрин вскочила на коня и умчалась прочь, как можно дальше от замка. Здесь она могла позволить себе выплеснуть все, что копилось в ее душе. Спешившись, молодая женщина обняла лошадь, склонившую к ней свою большую теплую бархатную морду, и прошептала: – Как он мог? Как он мог поступить так со мной? Он же так мне нужен… Эжени что-то вышивала, а графиня расхаживала по гостиной, размышляя, что делать с дочерью, когда вошел граф. – Вот как ее убедить, что нельзя так убиваться? Она должна понять, что теперь нужно строить свою жизнь без него, выйти замуж, – услышал он слова супруги. – Неужели всем женщинам свойственно непостоянство и желание поудобнее пристроиться? – с неожиданной злостью в голосе сказал граф. Анна закусила губу и отвела глаза. Арман смотрел на жену пристально, с осуждением. Но потом, заметив ее замешательство, словно сжалился. Произнес уже мягче: – Просто оставьте ее в покое. Должно пройти время. И не месяц, и даже, возможно, не год. Обстановка заметно разрядилась когда барон де Бодуан, покинувший гостеприимный замок друга сразу после похорон его зятя, неожиданно нагрянул снова. Он направлялся в Париж, и по пути решил заехать к графу. Ужинали все вместе. Даже баронесса присоединилась, что очень порадовало графиню. Но когда добродушный барон заговорил с Александрин о ее муже, Анна хотела возмутиться, посчитав это бестактностью. Однако сама баронесса, напротив, казалось, даже оживилась. Ей нравилось говорить о Филиппе, каким он был до трагедии. Она рассказала, как они познакомились еще в детстве, как часами гуляли, разговаривая обо всем на свете. И как по ночам они с Армэлем и Ангеранном сбегали из замка, приказывали конюхам молчать, а сами выводили лошадей и верхом отправлялись в специально назначенное место, где встречались со всей компанией – Филиппом де Брионе и еще несколькими детьми местных дворян. Сидели у костра возле реки, рассказывали страшные легенды или смеялись до упаду. Александрин тогда было всего девять, она была самой младшей. Армэль, будучи главным заводилой в этой ватаге, никогда не хотел брать ее с собой, но старший брат умел убедить брата, например, говоря, что если ее не взять, она всех их сдаст. – А когда возвращались, я обычно засыпала по дороге, сидя в седле перед Ангеранном. И он тихо прокрадывался в мою комнату, неся меня на руках, и укладывал в постель. Даже гувернантка и служанки ничего не знали, – говорила Александрин. Граф и графиня, для которых эти выходки детей оказались новостью, пораженно слушали, то и дело переглядываясь, а барона эта история веселила. Александрин стала разговорчивее и оживленнее. В ходе беседы Эжени даже спросила у нее, когда баронесса собирается возвращаться в Париж, ведь ее наверняка ждут ее друзья при дворе. – В Лувр я больше не поеду, – вдруг категорично сказала молодая женщина. – Тебе же там нравилось. Ты сама говорила как там весело, – удивилась Анна. – Нет, на самом деле не нравилось. В Лувре все повернуто с ног на голову. Любовь подменяется страстью и блудом, люди любят одних, а волочатся за другими. А все разговоры дам сводятся к мужчинам и их… Ну, части тела… – Ох уж эти придворные. Живут в достатке и сытости и не знают чем свою похоть утолить, – пошутил барон. – Почему королева не может это прекратить? Она же правит страной, пока не подрастет ее сын, – возмущалась Эжени де Брионе. – Правит? – хмыкнула Анна. – Вы так думаете? – Ну да… Кто же тогда правит Францией, если не королева? – спросила Александрин. – Королевская кровать, – ответила графиня. Граф взглянут так, словно говорил: «Попридержите язык». Анна ответила взглядом, говорящим: «А что? Она уже не маленькая». *** В гостиной особняка де Кардона уютно потрескивал камин. Небольшая компания, собравшаяся тут, мило беседовала, наслаждаясь прекрасным вином и сладостями. – Огюст, вы с таким восхищением взираете на герцогиню. Признайтесь, вы влюбились? – поддела Лабранша графиня де Рольдан, разодетая, словно для приема в Лувре. На ней было бордовое платье, в разрезах рукавов виднелась серебряная парча, вокруг шеи и запястий – рубины. На ее фоне герцогиня, хоть и любившая одеваться роскошно, сейчас выглядела не броско. Бланке очень шло ее жемчужно серое платье. Виконт покраснел. Армэль заметил, как после слов Виктории поджала губы мадам Кардона, которую раздражали эти глупые шутки ее кузины. Тем более они смущали виконта. – Ее светлость прекрасна, – тихо проговорил Огюст. – В нее, наверное, влюблены все мужчины, которые хоть раз видели ее. Его печальные карие глаза и добрая улыбка выражали искреннюю радость от встречи с женщиной, которой он, так же как и графу де Куси, считал себя обязанным всем. Скромный наряд и чуть робкие манеры виконта де Лабранша так разительно отличали его от брата. «Бестолковая корова!» – подумала про кузину Бланка. Она видела, как неудобно из-за всего этого ее сыну и чувствовала необходимость поддержать Огюста. – Спасибо, виконт, – проговорила мадам де Кардона. – Но я уверена, что ваша дама сердца еще прекраснее, если она у вас есть. Лабранш слегка улыбнулся. – О, у вас есть дама сердца? – воскликнула Виктория. – Нет, сударыня, – ответил Огюст. Армэль почти все время молчал, хотя графиня де Рольдан и делала активные попытки его разговорить. Женщина периодически поглядывала на виконта де Куси каким-то заинтересовано-томным взглядом. Но молодой человек делал вид, что не замечает этого. – Мне кажется, мальчик еще даже не был с женщиной, – шепнула Виктория герцогине, когда Огюст отвлекся на прибежавшего с веранды черного лохматого пса по кличке Шад. Тот с лаем и поскуливаниями кружил вокруг виконта, и юноша что-то говорил собаке, похлопывая ее по мощной лоснящейся спине. Бланка посмотрела на родственницу враждебно и резко сказала: – Это совсем не ваше дело. И держитесь от него подальше. – Ну вот, теперь я вижу совершенно точно – вы ревнуете! – засмеялась та. Но видя, что герцогиня не на шутку разозлилась, уже спокойно добавила: – Брось, Бланш. Не будь такой вредной. Я же шучу. Вскоре Огюст уехал. Прощаясь со своим юным гостем, герцогиня с нежностью смотрела на сына и думала: «Мой маленький умница, ты для меня дороже собственной жизни». Побывшая еще немного в гостях у кузины графиня де Рольдан тоже объявила, что ей пора. Но герцогиня де Кардона явно не собиралась провожать родственницу. Бланка все еще злилась на нее. Озадаченная Виктория растеряно стояла в дверях гостиной. Армэль решил прийти ей на помощь и вызвался проводить даму до кареты. Они шли через тускло освещенный коридор к лестнице, когда Виктория вдруг остановилась и повернулась к виконту. Шагнув чуть в сторону, она увлекла за собой молодого человека. Теперь они стояли в затемненной нише. Армэль вопросительно поднял брови. Графиня страстно желала, чтобы он увлекся ею. Что двигало в этот момент женщиной? Да, красота, молодость и обаяние виконта, безусловно, сыграли свою роль. Но не меньше подталкивало ее к тому, чтобы соблазнить Армэля, чувство соперничества и желание иметь все лучшее, что было у ее кузины. Виконт вдыхал ее аромат, видел очертания ее бюста в откровенном декольте. Она взяла его руку и притянула к себе, накрывая его ладонью свою грудь. Она шумно вздохнула и начала слегка задыхаться. Тело молодой женщины пульсировало и жаждало его. Графиня была почти уверена, что сейчас он ее поцелует, не сможет сдержаться. Но виконт вдруг довольно холодно отстранился, равнодушно убрав руку, и вышел из ниши. Вернулся к хозяйке особняка Армэль через несколько минут. Сказал, что госпожа де Рольдан уехала и, налив себе вина, стал смотреть на любовницу выжидающе. Как она объяснит свое грубое поведение с кузиной? – Знаешь, почему у нее такая хорошая кожа? Она пользуется маской из бычьего семени, которое превосходно питает и омолаживает, – сказала неожиданно герцогиня. Армэль скривился от отвращения. – Как и любое семя, в общем-то. Мужское в том числе, – Бланка смотрела прямо ему в глаза, кусая свои пухлые губы. Герцогиня явно была настроена на ночь любви. … Еще только начинало расцветать, когда служанка незаметно принесла в спальню только что срезанные в зимнем саду розы и поставила в воду. По комнате распространился свежий аромат цветов. На герцогине была черная батистовая рубашка с широкими рукавами, украшенная кружевом и настолько прозрачная, что ее можно было бы и не надевать. Ее каштановые волосы были свободно перекинуты на одну сторону, ниспадая красивыми локонами. Армэль иногда думал, почему они такого насыщенного цвета. Чем их можно так выкрасить?* Сидя возле юноши, окруженная складками шелкового постельного белья, герцогиня медленно водила по его телу розой на длинном стебле и смотрела на него своими лукавыми темными глазами. Бутон скользил по его груди и животу, повторяя очертания мышц. Нежные благоухающие лепестки коснулись его паха, потом Бланка не спеша поводила цветком по внутренней поверхности бедер Армэля, и вернулась к его груди. Какое-то двоякое и потому извращенное чувство он рождал в ее душе. Она ревностно оберегала его, как тигрица своего детеныша, и пылала к нему страстью, как женщина к мужчине. Наслаждаясь необычными ощущениями, виконт совершенно не ожидал, когда герцогиня вдруг стеганула розой его по груди и лепестки разлетелись вокруг. Даже вздрогнул. – Ты шептал во сне чье-то имя, – сказала с грустью Бланка. Армэль молчал. Отвернулся, пряча выражение глаз. – Не молчи. Расскажи правду. Кто она? Сколько ей лет? Что она значит для тебя? Виконт снова ничего не ответил. – Как хочешь. Что нас в этой истории трое, я поняла, поверь, не сейчас. Но не надейся, что я отдам тебя другой. Пока Армэль одевался, герцогиня лежала неподвижно, повернувшись к нему спиной, кусая подушку, глотая слезы и осознавая свое бесправие. Неудовлетворенная жажда полного обладания им, непреодолимая, как в детстве, когда девочка желает заполучить игрушку, и при этом похотливая, как у кошек в марте, жгла ее и приводила в отчаянье. Он хоть и был с ней все более раскован, в то же время оставался каким-то далеким, чужим. Такой красивый, стройный, с сапфировыми глазами, приятно грассирующим голосом, он принадлежал другой… Не важным было то, что герцогиня намного старше него, но еще очень красива, не важным было, что вместе они сходят с ума. Он не любил ее. Просто с ней ему было легко говорить, хохотать, дразнить ее, ласкать ее тело. А с той нет. Потому что там любовь, а значит ответственность… Пытаясь сильнее привязать к себе юношу, мадам де Кардона часто делала ему различные сюрпризы. Очередной из них оказался довольно необычным. Молодая негритянка должна была сделать виконту массаж. Девушка совершенно не владела французским, но могла с огромным трудом изъясняться на английском. Армэль раньше однажды видел чернокожего человека. Но это был мужчина. Поэтому девушка с темным цветом кожи его очень заинтересовала. Ему хотелось внимательнее ее рассмотреть, но то, что он лежал на животе, этому совершенно не способствовало. Массаж оказался поистине божественным. Когда умелые руки девушки постепенно спустились от спины к ягодицам и ногам юноши, он удивленно приподнялся и оглянулся на массажистку. Та с улыбкой сделала ему знак перевернуться. Он послушался. Так ему было гораздо удобнее наблюдать за ней. Совсем юная, судя по всему. И кожа такая необычная, как будто шоколадная. Черные глаза, густые жесткие волосы сильно вьются. И такие пухлые губы ему еще не доводилось видеть. Пока он глазел на негритянку, та активно разминала мышцы его торса, спускаясь по животу вниз. Когда массажировала бедра, ее руки словно случайно касались члена Армэля. Его орган начал твердеть, что вызвало на лице служанки широкую улыбку. То, как покачивались ее полные груди под тонкой тканью рубашки, завораживало виконта. Неожиданно он схватил девушку, перевернул, укладывая на кровать, распахнув тесемки на ее одежде, стянул рубашку и обнажил грудь. Какая налитая, темная… Тело точеное, словно она не живой человек, а эбонитовая статуэтка… Девушка пыталась слабо сопротивляться, но то, как она постанывала и цепко обхватывала его бедра своими стройными ножками, говорило об обратном – она была совсем не против. – Оh, beautiful man! Вeautiful! Good! – войдя в комнату, герцогиня увидела, как массажистка повествует одной из служанок о своих впечатлениях. Тут девушка, многозначительно взглянув на товарку, добавила: – Big! – при этом негритянка жестами показывала размер мужского достоинства виконта. В следующий момент бедняжка получила такой удар по лицу, что завизжала, словно кошка, которой прищемили хвост. Герцогиня изо всех сил била девушку, особо не разбирая, куда попадает. Та рыдала, умоляя, чтоб это прекратилось. Но угомонилась Бланка только когда увидела, как из разбитых губ и носа служанки хлынула кровь. Оставив в покое несчастную девушку, разъяренная госпожа де Кардона бросилась в спальню к Армэлю. Тот с безмятежным видом спал, лежа на животе, обняв подушку и трогательно посапывая. Полностью обнаженный, только бедра накрыты тонким шелковым покрывалом, такой молодой, красивый, как бог. Прядь темных волос упала ему на глаза. Герцогиня принялась тормошить юношу, и когда тот проснулся, со злостью и слезами в голосе закричала: – Что, понравилась тебе эта визгливая обезьяна? Скотина! Как ты мог! Она замахнулась на него, но он вовремя поймал ее руку.