– Тихо! – твердо сказал Армэль. – Только посмейте меня ударить. После того случая виконт пропал на две недели. Герцогиня не находила себе места. Даже служанки заметили, что с их госпожой творится. – Надо же, а наш мальчик действительно совсем вырос! Как он с ней жестко! Не ожидала от него, – говорила одна горничная другой. – Сам непотребством с негритянкой занимался, а ее светлости трогать его нельзя. – Еще и заявил, что не обязан сносить ее гнев, – вторила ей вторая. – Надо сказать – вполне заслуженный гнев! В конце концов, Бланка не выдержала и, задвинув в угол свою гордость, приехала к нему после мессы. Армэль был в сутане. Вышел из церкви и не спеша шел по улице, рассматривая окружающий его мир своими большими синими глазами. Наблюдавшая за ним из кареты герцогиня любовалась его мальчишеской красотой. Заметив ее экипаж, виконт, как ни в чем не бывало, на ходу вскочил внутрь. Вместо слов они начали страстно целоваться. – Быстро домой! – нетерпеливо крикнула кучеру Бланка. Пока виконт де Куси развлекался обществе страстной испанки, Эжени не скучала в замке его родителей. Например, в один из дней она стала свидетелем того, как супруги фехтовали на специальных шпагах с защитными наконечниками. Мадемуазель де Брионе с интересом наблюдала за поединком. – Уколы наносятся во все части тела фехтовальщика, включая руки и маску, – пояснял ей Арман, не пропуская при этом ни одного выпада жены. – Все уколы следует наносить в жизненно важные органы противника, чтобы убить либо серьезно искалечить его. После этого он коротко скомандовал, обращаясь к жене: – Грудь. Через несколько секунд острие ее шпаги, несмотря на своевременный круговой батман, коснулось груди графа. Тут же прозвучала новая команда: – Живот. Анна фехтовала превосходно. И хотя шпага довольно тяжела для женской руки, она управлялась с ней не хуже мужчины. Эжени с восторгом смотрела, как она четко выполняет команды графа и искусно владеет фехтовальными приемами. Графиня в фехтовальном обмундировании выглядела великолепно. Кальсоны, куртка, гетры – все сидело как влитое. В самый разгар боя вошел слуга и доложил, что графу доставили письмо из Парижа. Арман сделал жене знак подождать, а сам взял бумагу, быстро пробежал глазами. Неожиданно он получил сзади ощутимый пинок. По старой воинской привычке резко развернулся, выбросом ноги сбив нападавшего с ног. Сбитая его подсечкой, графиня сидела на полу и возмущенно смотрела на мужа. Но тут она неожиданно засмеялась. Он тоже захохотал, потом поднял ее на ноги. Слуга удалился с выпученными от удивления глазами. А Эжени было забавно наблюдать за ними. Странная все-таки пара… Но затем и ей пришлось уйти. Она снова почувствовала себя плохо и решила прилечь. Поединок продолжился. Вскоре гарды их шпаг ударились друг о друга, и противники посмотрели друг другу в глаза. – Вы великолепны, – проговорил граф. Анна сняла фехтовальную маску. Как положено после тренировочного поединка, они пожали друг другу руки, и вдруг граф резко притянул ее к себе, стал целовать в губы. Зажатая подмышкой шпага совершенно не мешала ему ощупывать ее бедра. – Пойдем в спальню, – прошептал он ей в волосы, вдыхая их пьянящий аромат. … Она лежала в постели, еще погруженная в негу после ласк мужа, когда граф поднялся, надел халат и вышел. Нужно было одеваться к ужину, иначе гости решат, что хозяева пренебрегают ими. Хотя, по правде сказать, графиня была бы вовсе не прочь пренебречь своим долгом хозяйки, выкроив таким образом еще немного времени для долга супружеского. Раздумывая, какое платье ей надеть, Анна поднялась и вдруг заметила на столике бумагу. Вспомнила, как графу принесли письмо во время их урока по фехтованию. Пробежав глазами начертанные на листе несколько строк, графиня вдруг мертвенно побледнела и осела на постель. Рукой аббата Дюамеля-Дюбуа там было написано, что он ждет графа через день после того как тот получит письмо, либо днем у поэта Скаррона, либо вечером у герцогини де Кардона. Опять эта проклятая герцогиня… Ощущение было такое, будто кто-то ударил Анну в солнечное сплетение железным молотком. Во время ужина ее место за столом пустовало. Графиня сидела неподвижно одна в полумраке комнаты, съежившись в кресле и подтянув колени к груди. Она не сразу поняла, как сильно у нее болит голова. Снова мигрень… Анна сначала не замечала ее из-за другой боли, пронзившей, казалось, насквозь. Но теперь почувствовала, что у нее на лбу словно затягивают тугой обруч. Хотелось отключиться от окружающего мира, сидеть так вечно и ни о чем не думать. Как же она устала за него бороться… Переместившись в постель, женщина легла и закрыла глаза. На следующий день Александрин неожиданно решила ехать с отцом и бароном де Бодуаном. Когда граф сказал жене, что у него дела в столице и ему нужно срочно отправляться в Париж на пару дней, та промолчала. Она и так знала обо всем. Граф, конечно, заметил, какой печальной стала его супруга. Ему уже подвели коня, когда он вдруг подошел к провожавшей их графине, обнял при всех, целуя в висок. – Не читать чужие письма – неужели это так сложно? – прошептал Арман. ___________________________________ * В XVII веке люди окрашивали волосы в темный цвет с помощью свинцовых гребней, как это делали древние римляне. Для окрашивания в светлый цвет применяли лимонный сок и отвар ромашки. Кроме того, все большее распространение получает ароматизированная пудра белых и пастельных оттенков, которую наносят как на парики, так и непосредственно на волосы. Глава 16. Оскорбление чести Лабранша Начальник охраны Его Высокопреосвященства шевалье де Монфор шел по коридору дворца, позвякивая пряжками на сапогах. Но неожиданно остановился. Его внимание привлек разговор двух придворных, стоявших в нише окна. Это были молодые люди шевалье де Лоррен и виконт де Вард. – Этот Лабранш в последнее время часто появляется при дворе, – говорил Лоррену Вард. – Но я о нем ничего не знаю. Говорят, что никому не известно, кто родители этого человека. Уверен, что он и сам не знает. Огюста де Лабранша шевалье не раз видел в Лувре и молодой человек был ему приятен. То, что виконт де Вард злословит о нем, очень не понравилось де Монфору. Шевалье де Лоррен куда-то ушел и виконт остался один. Мишель уже намеревался подойти к нему, но тут появились граф де Бельфлер и уже упомянутый Лабранш. – О, сударь, – заметив виконта де Варда, окликнул его граф. – Я как раз хотел с вами поговорить. На днях до меня дошли слухи, что вы распускаете грязные сплетни о друге моего отца господине де Монфоре. Хочу предупредить вас, чтобы вы так больше не делали. Вард посмотрел на друзей равнодушно и даже насмешливо. Он собирался было что-то ответить, но поблизости раздался голос Монфора. – Я собирался пройти мимо, но тут назвали мое имя. Или мне послышалось? Все обернулись. Мишель с улыбкой подошел и остановился рядом с Огюстом. – Господин де Вард, вы действительно говорили обо мне за моей спиной? Улыбка исчезла с лица шевалье. Взгляд моментально стал холодным и острым. – Возможно, сударь. Уже не припомню, – промолвил де Вард. Это был довольно приятной наружности брюнет лет двадцати-двадцати двух. Его черные глаза смотрели дерзко. Но даже столь удивительное для его возраста самообладание не скрывало некоторую тревогу. – Дело в том, что я уже не впервые слышу подобное. И хотел бы, чтобы вы высказали мне свои претензии в лицо. – При свидетелях? – уточнил Вард. – Конечно. – Вам не кажется, что это неделикатно? Я не хотел бы говорить такие вещи при посторонних. – От чего же? Ведь вы уже это делали. Прощу вас еще раз – выскажете мне свои обвинения в глаза. – Речь идет о вещах, которые вас порочат, шевалье, – заметил виконт де Вард. – Вы уверены, что хотите это слышать? Лабранш и Бельфлер переглянулись. – Говорите, сударь, говорите, – подгонял Варда Мишель. – Ну хорошо. Говорят… Что вы вместо того, чтобы выполнять задания Его Высокопреосвященства, бросаете службу и ездите к некой замужней даме. И что эта дама связана с врагами нашей власти – фрондерами. Стало быть, вы не только задеваете честь ее самой и ее супруга, но и предаете интересы кардинала… – Откуда до вас дошли подобные глупые слухи – мне не интересно, – заметил Монфор. – Но разносите их вы. Даже не будучи уверенным в их правдивости. Я понял, какую даму вы имеете в виду. И поверьте, если ее муж узнает, что вы упоминаете о ней в подобном контексте, вам несдобровать. Шпагой он владеет мастерски. Виконт де Вард пораженно молчал. – Я не обязан перед вами оправдываться. Но все-таки скажу. Я люблю эту женщину. Люблю до безумия. Но она выбрала своего супруга. Ее не в чем упрекнуть. А с фрондерами, как вы знаете, давно покончено. Все, включая Варда, смотрели на него удивленно. – Теперь, господин де Вард, надеюсь, вам больше не придется распространять порочащие меня слухи. Виконт поклонился. – А еще надеюсь, – продолжал де Монфор, подходя ближе к молодому человеку, – Что вы вообще откажетесь от своей дурной привычки злословить. Ведь если вы настолько щепетильны, что ставите мне в вину совершенно обычное для любого мужчины увлечение, то тем самым вы обязуетесь сами никогда не совершать ничего недостойного, идущего против чести. Поэтому молитесь, чтобы до меня не дошла какая-нибудь история, в которой будет замешано ваше имя. – К чему эти угрозы? – спросил де Вард. – Я еще не все сказал, – резко перебил его де Монфор. – Когда вы говорили о чести женщины и мужском благородстве, это вызвало во мне даже некую гордость за молодое поколение. Приятно, что юноша вашего возраста не стремится похитить честь дамы, а напротив – защищает ее. Вард сжал челюсти, не понимая, к чему ведет шевалье. – Почему же тогда около четверти часа назад вы говорили шевалье де Лоррену, что виконт де Лабранш не знает своих родителей? Тем самым вы порочили его мать и отца. – Сударь, я сам разберусь, – обратился Огюст к Монфору. Но тот мягко отстранил его. – Не перебивайте меня, молодой человек! – продолжал он, не сводя глаз с де Варда. – Это не тот вопрос, который решается шпагой. Ошеломленный Вард молчал. – Вы сейчас же извинитесь перед господином де Лабраншем за то, что оклеветали его, – продолжал Монфор. – А если нет? – спросил де Вард. – Тогда поединок? Которому вы так стремитесь помешать…