– В Испании? – она на секунду оживилась. – Я отказался. Политика, интриги… Не хочу всего этого больше. Молчание. – Давай поедем летом к морю? – неожиданно предложил граф. – Хорошо, если ты хочешь, – ответила она спокойно, хотя раньше бы бросилась от радости к нему на шею. Она любила море. – А пока можно устроить бал. Созовем всех соседей… – У нашей дочери недавно умер муж, и она в трауре будет еще год. Бал – это неуместно. – Господи, я не подумал! Граф чувствовал себя идиотом. – Давай просто поспим, – вздохнула графиня. Но он вдруг осторожно погладил под одеялом ее бедро, проник под рубашку, лаская ее тело. Анна повернулась к нему и сама нашла губами его губы. Нет, это все же была она. Все та же. Она задыхалась, жадно, страстно, в каком-то безумии целуя его. Это было непостижимо. Прикосновения, поцелуи, ее сладостные стоны и его горячее дыхание… «Жена моя»… Они были вдвоем, несмотря на годы, расставания, потери… Они справились. Они ведь все могли, когда были вместе! *** Следующая случайная встреча баронессы да Брионе с королевским прокурором не заставила себя ждать. Александрин и Диана дю Ло прогуливались по дворцовому парку. Весеннее солнце уже начало пригревать настолько, что хоть ночи и вечера еще оставались холодными, днем стояла поистине великолепная погода. Когда перед дамами возник любовник Дианы и молодая женщина чуть ли не бросилась к нему в объятья, Александрин удержала подругу, заметив, что вокруг может быть немало глаз и ушей. Общение с герцогиней де Кардона, надо сказать, не проходило для баронессы даром… Молодые люди поспешили скрыться в отдаленной беседке, извинившись, что оставляют баронессу одну. Та понимающе улыбнулась. Александрин продолжила прогулку в одиночестве. Ей навстречу двигался отряд стражи во главе с де Монфором. – Почему вы одна? – удивился шевалье. Баронесса собиралась ответить, но тут ее перебил голос, от звука которого у нее словно все внутри переворачивалось всякий раз. – Шевалье де Монфор, я еще вчера хотел вас увидеть, – Фуке с деловым видом быстро шел по направлению к Мишелю. – Я к вашим услугам, месье. – Вчера вечером я поздно уезжал из Лувра, и мне пришлось самому поставить на место увязавшегося за мной какого-то пьяного…гм… господина. Никого из стражи поблизости не оказалось. Несмотря на то, что это королевский дворец, здесь часто шатается всякий сброд – люди, хоть и имеющие право носить шпаги и чьи кареты украшены гербами, но иначе назвать их я не могу. Поэтому вашим подчиненным следовало бы лучше следить за порядком. – Буду иметь в виду, сударь. Раскланявшись, солдаты отправились дальше, Николя же повернулся к Александрин. Чувствуя на себе его взгляд, баронесса не могла заставить себя поднять глаза. Смотрела на зеленые насаждения – кусты шиповника, клумбы, деревья, и на стоящую неподалеку статую какого-то обнаженного крылатого юноши. Пыталась вспомнить, что это за бог, чтобы хоть как-то взять себя в руки. – Это Гипнос – божество сна, сын Никты, богини ночи. Она родила его от своего брата Эреба, – словно прочитав ее мысли, тихо сказал Фуке. – Вы так хорошо знаете весь пантеон греческих богов? – удивилась Александрин. – Да, но ничего полезного в этом знании за всю свою жизнь так и не нашел, – усмехнулся интендант финансов. – Хотя вот сейчас пригодилось. – А я знаю только статуи Зевса, Аполлона, Афродиты… – Еще бы, ведь олицетворением последней вы и являетесь. – Мне по духу ближе Артемида. – Девочка с охотничьим луком и стрелами… А ведь вы действительно удачливая охотница… за сердцами. Александрин смущенно опустила глаза. Тут Фуке заметил, что они уже довольно долго стоят посреди сада и им лучше отойти, чтобы не привлекать к себе внимания. Увлекаемая Николя, баронесса сама не ведала, зачем идет с ним к скрытой деревьями резной беседке. Быть может, она попала во власть Гипноса? Когда посторонние глаза не могли больше видеть их, Фуке вдруг обнял Александрин и привлек к себе. Но многочисленные юбки и одежда интенданта не помешали баронессе явственно ощутить, как в ее бедро уперлось что-то твердое. Она быстро отпрянула. – Что такое? Александрин не ответила, однако Николя догадался сам. – Господи, простите… я… не хотел так напугать вас, продемонстрировав, что я к вам чувствую… – он говорил с такой трогательной растерянностью, что суровое выражение невольно исчезло с лица баронессы. – Успокойтесь, господин Фуке, я не маленькая, понимаю, что мужчина не только сердцу не может приказать. Ее спокойствие подействовало на Николя отрезвляюще. Снаружи раздался голос Дианы дю Ло. – Ну куда запропастилась моя дорогая Александрин?! Баронесса, где же вы! Дочь графа де Куси мигом вылетела из беседки, даже не попрощавшись с Фуке. Александрин не знала, как унять смятение, царившее в душе. Ей нужно было поговорить с кем-то о своих чувствах, но никому из своих подруг при дворе она не могла довериться. Поэтому баронесса неожиданно уехала домой, не пробыв в Париже и недели. Наблюдая, как графиня играет и разговаривает с Кристианом, Александрин задумалась. Матери уже пятьдесят. И давно было ясно – ей не родить. А хотелось бы, наверное. Сама баронесса после смерти Филиппа почему-то охладела к сыну. Отмечала, как подрос, какой милый становится, и на этом все. Не было у нее материнского обожания, стремления целовать, тискать, нянчиться с ребенком. И думала сейчас Александрин совсем не о сыне. А о своем, о женском. Сказать ли, поделиться с матерью? Кому как не ей поведать? Красивое лицо баронессы сделалось вдруг мечтательным. Задумалась так, что не сразу и услышала, когда графиня ее окликнула. – Ты не хочешь забрать Кристиана в Париж? – О нет, матушка, нет! – воскликнула баронесса. – Здесь, родная, ему будет лучше. – Это твой сын, он должен быть с тобой, – с укором произнесла Анна. – Я буду часто приезжать, – неуверенно и виновато сказала молодая женщина. Дорога хоть и утомила баронессу, но днем ей не спалось. Немного поворочавшись в постели, она так и не заснула. У графского повара сегодня был выходной, поэтому на кухне хозяйничала кухарка, которая должна была испечь булочек. Александрин решила спуститься в кухню и отведать свежей выпечки. Проходя мимо комнаты Эжени, баронесса заметила, что дверь приоткрыта и оттуда доносятся голоса. В проеме она увидела сидевшую на стуле спиной к двери мать. Мадемуазель де Брионе видно не было. Суть разговора заставила баронессу побледнеть. Речь шла о беременности Эжени. – Я тебя понимаю, потому что мне самой приходилось всю жизнь бороться за все, чего я хочу. Никто и никогда не был на моей стороне. Но есть проблемы, от которых не убежать, Эжени. Тебе придется ему все рассказать, – говорила графиня. – Что рассказать? – Александрин вошла в комнату. Графиня оглянулась на дочь и нахмурилась. – А тебе не следовало бы подслушивать. Баронесса проигнорировала это замечание матери и, окинув мадемуазель де Брионе презрительным взглядом сказала: – Беременна и не замужем. Как ни верти, а ребенок такой женщины называется ублюдком. Эжени вскочила и выбежала вон. – Значит, они тут делали детей под самым моим носом, а я видела и в то же время ничего не знала, – повернувшись к графине, воскликнула Александрин. – Эта шлюха с глазами котенка оказалась подзаборной кошкой! Не верю, что он по-настоящему в нее влюблен! Она просто подвернулась ему. Мужчинам тяжело переносить тяготы монашеской жизни, вот он с ней и переспал. – Он ее любит. Вдруг пронзительный вопль баронессы разорвал воздух: – Шлюха! Чтоб ноги ее не было в нашем замке! Ее сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот лопнет шнуровка корсета. Да, она видела, как округлилась талия Эжени, но ничего не заподозрила… – Я не понимаю, почему ты так разошлась, – говорила Анна. – Это не преступление для свободного мужчины – спать с женщинами, становиться отцом… Отцом! – Преступление! – вопила баронесса. Слезы брызнули у нее из глаз. – Он священник! Он не должен ни с кем спать! Когда я говорила о его любовницах, я никогда не думала об этом всерьез! Я хотела задеть их обоих, но никогда не думала, что это правда! Графине было странно, почему ее дочь так бесится. Александрин явилась к ужину последней. Граф, графиня и Эжени уже сидели за столом и тихо о чем-то беседовали. Появление баронессы заставило всех повернуться в ее сторону. Та молча подошла, стала у стола и вдруг выпалила: – У Армэля в Париже есть женщина! Он часто не ночует в своей квартире. А еще она приезжает к нему в карете без гербов сразу после мессы. Поведение дочери вывело Анну из себя. Вечером они говорили с Александрин наедине на очень повышенных тонах. После чего графиня в бешенстве вышла из комнаты, отхваченная яростью от кончиков волос до носочков бархатных туфелек. Когда она стремительно шла по коридору, юбки ее платья развивалась как паруса. Граф с присущей ему мудростью решил не вмешиваться во все это. Хотя окажись сейчас поблизости Армэль, он бы высказал ему все что думает. Волочиться за женщинами и при этом не отвечать за свои поступки, трусливо сбегая после содеянного – вот уж чего он не ожидал от своего сына. Баронесса проплакала всю ночь, а утром разбудила мадам Перо и ни с кем не попрощавшись, уехала в Париж. Вернувшись в столицу, Александрин сразу отправилась к герцогине де Кардона. Вот кто ее поймет, и не будет осуждать! Баронесса застала Бланку за сборами на бал в честь наступления весны, который был назначен на сегодня. – Я такое натворила! Очень сильно обидела кузину Филиппа Эжени. Что со мной происходит? То, что я говорю… Мое поведение… Понять не могу, почему я такая злая.