Она встала и отметила, что Эжени уже готова и ей пора возвращаться в зал. Когда молодая женщина вновь появилась среди гостей, улыбающаяся герцогиня де Кардона не преминула обратить внимание на это и сказала довольно громко: – О, сударыня, ваше новое платье очаровательно. Надеюсь, его юбка пришита крепко. Несколько дам прыснули со смеху. Но больше за весь вечер никто не говорил о случившемся. По крайней мере, Эжени этого не слышала. Согласно этикету, покидая бал, нужно было выразить почтение его величеству. Однако мадемуазель де Брионе, душевное равновесие которой так и не восстановилось, от волнения совсем забыла об этом. Она шла и ничего не видела кроме мозаики пола, когда кто-то осторожно взял ее за локоть и увлек в сторону. Это был граф де Куси. – Сударыня, возможно, я не имею права говорить вам то, что скажу, но… – О, ваше сиятельство, ваше беспримерное великодушие, ваше доброе сердце, ваша снисходительность по отношению ко мне дают вам право говорить со мной о чем угодно, – заверила она. Самолюбию графа трудно было польстить. Он сам мало обращал внимания на свои достоинства и его не очень заботило, замечают ли их окружающие, поэтому Арман спокойно продолжил: – Запомните, мадемуазель де Брионе, страх вредит женщине так же как и излишнее бесстрашие. В том числе в отношениях с мужчинами. Женщина, которая ничего не боится и позволяет себе все что хочет, рискует прослыть доступной. Так же как и женщина, которая боится сказать мужчине нет, особенно если это очень высокопоставленный, но при этом очень легкомысленный в силу возраста мужчина. Эжени растеряно смотрела на графа, не зная, что сказать. Неужели ему все известно? Неужели месье де Монфор рассказал? Видя, как трепещет от смущения Брионе, граф подумал, что возможно он ошибся. Комната, отведенная в Лувре для мадемуазель де Брионе, была oбстaвлeна сaмoй изыскaннoй мeбeлью. Стeны рaсписaны прeкрaсными кaртинaми, нa кoтoрых были изoбрaжeны влюблeнныe пaры, a пoтoлoк и oкнa укрaшaла лепнина. Лежа в постели, Эжени размышляла над всем произошедшим. А еще над словами графа. Все это так опечалило ее, что она готова была расплакаться, но тут услышала, как в спальню кто-то вошел. Мягкие шаги послышались возле кровати. И мадемуазель де Брионе увидела короля. – Герцогиня – гусыня напыщенная. Если бы матушка так не любила ее, я бы давно выслал эту даму куда-нибудь…. или приказал бы публично высечь, – заявил Людовик, усаживаясь на кровати Эжени, среди складок одеяла, и расправляя свою рубашку. Но заметив ее напуганный взгляд, он добавил: – Вы считаете меня тираном? – Нет, сир, я считаю, что вы страдаете от груза ответственности. Это трудно – в таком юном возрасте быть на вершине, стараться соответствовать, оправдать ожидания матери, быть примером брату. Людовик стал серьезен, и, кажется, на секунду задумался. Но быстро отмахнулся от печальных мыслей. – Должен сказать, что мои чувства серьезно задеты, – отметил он, видя, что молодая женщина молчит. – Почему, ваше величество? – Вы снова сбежали. А это значит, что вам не нравится мое общество. – Вы мне нравитесь. – Но это не нравится команданте де Куси***. Или он пастух, а вы овечка? – Простите, ваше величество, что это задевает ваши чувства, но пожалуйста, не говорите о графе так. – Я видел, как строго он с вами говорил. – Граф считает, что я просто боюсь сказать вам нет, ваше величество. Но я так не думаю. – Правда? Но для вас много значит мнение графа. – Никто не бывает прав всегда. Людовик смотрел на нее как ребенок на давно вожделенную игрушку, которая вот-вот будет принадлежать ему. Его глаза светились, а на губах играла улыбка. – Быть бунтаркой – великолепно, – сказал он. Людовик привык пoлучaть всe, чeгo тoлькo хoтeл, тaк кaк этo eму пoлaгaлoсь пo стaтусу. Годы практически нищего существования и гонений, которые ему пришлось пережить во времена Фронды, иногда еще вспоминались, но теперь все реже. И сейчас его руки упорно норовили попасть под ее рубашку. Эжени было страшно и одновременно очень приятно. – Странно, что вы так пугаетесь. Знaeте, чтo в вас умиляeт? Ваша зaкрeпoщeннoсть… Представьте, что я не король, – прошептал юноша. – Ну… что вы вообще меня не знаете. Эльф, например. А вы наяда. Но внeзaпнo их идиллию нaрушил нaстoйчивый стук. Людовик нaхмурился. Это был условный стук, и если его беспокоят, значит, произошло что-то важное. Oн нeoхoтнo oтoрвaлся oт жeнскoгo тeлa, и поправив свою длинную ночную рубашку, отворил двери. Нa пoрoгe стoял де Лоррен. – Мoй король, прoшу милoстивo мeня прoстить зa мoe втoржeниe к вaм в стoль пoздний чaс и… – Что случилось, говорите по существу. – Вашему брату плохо и он думает, что его отравили. Зовет вас. Людовик вздохнул. Филипп просто капризничает. Он всегда делает все, чтобы привлечь к себе внимание. Но Луи пойдет… Король вернулся к Эжени и присев на кровать, погладил ее по щеке. – Спокойной ночи, сударыня. – Но ваше величество… – Тсс… Не было тут никого… Вам приснилось… – прошептал король. – До свидания, бабочка. Граф и графиня поднимались по ступеням в свои покои. Почти через каждый шаг они останавливались, чтобы поцеловаться. Графиня прижималась к мужу, игриво касаясь его, покусывая и целуя. Арман же старался держать себя в руках и казаться серьезным. Хоть и заводила она его, дурманила своей горячей пряностью, жадными касаниями, ему предстояло каким-то образом довести супругу до спальни. Анна уже пыталась увлечь его в затемненную нишу, но он этому воспротивился. В том, что касается постели, он был таким же консерватором, как во всем остальном. Коридоры Лувра, где шатаются придворные и охрана, а практически в каждой нише какая-нибудь парочка наслаждается друг другом, для этого, по его мнению, явно не подходили. – О чем вы говорили с королевой? – вдруг спросила графиня, только сейчас вспомнившая, что давно собиралась задать мужу этот вопрос. – Ее величество… – граф сделал небольшую паузу. – Спрашивала, не в Париже ли сейчас Анри. – Зачем он ей понадобился? – Должно быть, ее величество и Мазарини все еще злы на нашего друга за его активное участие во Фронде. – Ну не посадят же его в Бастилию? – Не думаю. Графиня приникла к мужу и принялась целовать его скулу, подбородок, шею, чуть выступающий кадык. Притянув к себе супругу за талию, Арман впился ртом в ее губы. Герцогиня, желая избежать встречи с осаждавшим ее в последнее время графом де Рабле, и потому избрав более длинный путь к своим покоям, вышла из-за поворота, и взгляд ее остановился на целующейся паре. Ни граф, ни его жена не видели эту свидетельницу их страсти. «Прямо извелась вся, – подумала Бланка о графине. – Сучка шальная». Однако, ее могли заметить. Напоследок окинув их гневным взглядом, герцогиня скрылась в одном из коридоров, только малиновый подол сверкнул. Граф ощутил, как пальчик супруги прошелся по бугорку в паху. От этого легкого касания тело пронзила дрожь. Наконец-то двери их покоев… Арман толкнул резные створки и оба почти ввалились внутрь. Но никто не встретил их, чтобы подхватить сброшенный камзол, никто не осведомился, чего принести и не нагреть ли воды для купания. Граф словно почувствовал что-то. Мягко отстранил супругу, отиравшуюся о него, точно ласковая кошка, и прошел к двери в комнату прислуги. Санчо лежал на полу… Его лицо покрывала мертвенная бледность. __________________________________ * Лор – часть облачения византийских императоров, широкая длинная полоса ткани, расшитая жемчугом и драгоценными камнями. ** Бранль – старо-французский народный круговой танец (хоровод) с быстрыми движениями. Иногда сопровождался пением. Его танцевали повсеместно: на ярмарках, народных праздниках. Постепенно бранль становится придворным бальным танцем. *** Команданте – воинское звание в Испании. Считается равнозначным званию майора или подполковника. Тут используется как синоним командира или надсмотрщика. Глава 24. Судьбоносные встречи – Сегодня мы покидаем Лувр, – сказала с сожалением Анна. Она стояла в оконной нише. Сняв светлые перчатки и положив руки на холодный мрамор, графиня наблюдала за тем, как вальяжно прохаживаются по парку придворные. Две борзые короля, которых вел по одной из тропинок парка псарь, вышагивали не менее гордо, чем особы королевских кровей. Граф де Вард оперся плечом о стену и повернулся так, что почти закрывал собой женщину. Это был еще довольно красивый мужчина лет шестидесяти. Его когда-то светлые волосы стали почти совсем седыми. Но это, пожалуй, единственное, что выдавало его возраст. О недавно перенесенном недомогании говорила некоторая бледность. Но глаза глядели на графиню живо, с мужским интересом. Вдруг поблизости оказалась герцогиня де Кардона в окружении нескольких придворных дам. Причем появление это сопровождалось звонким смехом и болтовней. Заметив Варда, Бланка остановилась, сделав остальным знак ее не ждать. – О, граф, простите, что я забыла поинтересоваться вашим самочувствием. Виконт говорил, что вам нездоровилось. Мужчина оглянулся. – Спасибо, любезная герцогиня, сейчас все уже в порядке, – отметил он. Только тут герцогиня увидела что дама, с которой общается граф в этом пустом коридоре – никто иная, как графиня де Куси. На лице Бланки появилось многозначительное выражение. Она смерила соперницу холодным и одновременно заинтересованным взглядом. Но Анна его выдержала. Неожиданно появившийся откуда-то и искавший отца виконт де Вард тут же был представлен графине де Куси. Высокий, стройный брюнет, он был одет в превосходно скроенный парчовый костюм темно-зеленого цвета. Виконт оказался совершенно не похож на отца. Графиня слышала, что он рано лишился матери, и что та была настоящей красавицей. Юноша поцеловал Анне руку под неотрывным испепеляющим взглядом герцогини. Он старательно избегал встречаться со статс-дамой королевы глазами, опасаясь, чтобы та не сказала ничего лишнего. Но тут графиня извинилась, что вынуждена их покинуть. Она уже отошла, когда герцогиня произнесла: – И я, пожалуй, пойду. Юноша облегченно вздохнул.