Кранц всплеснул руками и ударил себя по коленям: — Ну, что ты к словам придираешься, в самом деле! Липовые, не липовые… Для самые что ни на есть настоящие, а для меня — так все, что мимо государственной типографии прошло, — липовое. И липовее не бывает. Ясно тебе? Ну, а что касается справки для военкомата, тут не сомневайся. Ты ведь что думаешь, нарисовал справку и гуляй себе? А хрен тебе! Должны быть соответствующие записи во всяких больничных журналах, лабораториях. А записи эти, вьюноша ты мой бледный, никакая цинкография тебе сделать не поможет. Понял? — И что, эти записи по поводу меня в больничных журналах на самом деле имеются? — боялся поверить Валька словам старика. — Разумеется, — заверил его тот. — Можешь проверить, коль мне не веришь. — Да не, верю я вам, конечно… — Тогда за чем дело встало? Завтра же после занятий, перед тем, ко мне сюда ехать, обязательно заскочи в военкомат. Слышишь? — Ладно, дядь Борь. — И не забудь захватить своего Сизикова! — напомнил Кранц. Валька улыбнулся. — Не забуду, дядь Борь! — И смотри не перепутай: военкомату — справку, старику — Сизикова, — намеренно ворчливым голосом, пряча улыбку, предостерег его Борис Аркадьевич, подражая известной реплике Андрея Миронова из «Брильянтовой руки»: «Бабе — цветы, детям — мороженое!». Валька не перепутал. В военкомате его встретили на следующий день так, словно ждали. Прапорщик на КПП, выслушав Вальку, направил его в корпус, где располагалась военно-врачебная комиссия. Едва он переступил порог, оказавшись в длинном пустом коридоре, так сразу же привлек к себе внимание одной толстой медички в белом халате, которая, степенно выплыв из одного кабинета, направилась было к двери другого. — Чего тебе? — деловито осведомилась она, задержав шаг. — Справку вот… принес… — срывающимся голосом сказал Невежин, все еще ожидая от этой бумаги какого-то подвоха. — Это к председателю, вон, — кивнула она на одну из дверей, после чего повернулась к юноше своей танкерной кормой и поплыла дальше. Валька приблизился к двери указанного кабинета и несмело постучал. Услышав зычное «Да!», толкнул ее. — Здрасте… — прямо с порога неуверенно поздоровался он с толстым лысым человечком в военной форме, который сидел за столом возле окна и шелестел какими-то бумагами, ловя их отражение стеклами массивных очков. Конечно, Валька прекрасно знал, что это председатель ВВК. Еще весной, на общей комиссии, он стоял перед ним голый, стыдливо сложив в паху руки, под любопытными взглядами двух докториц, сидевших по обе руки от этого вершителя юношеских судеб. Ну, а сам «вершитель» тогда, даже не удостоив призывника Невежина взглядом, устало бросил, будто и не зная иных слов: «Годен! Следующий…» Но сейчас Валька удостоился-таки его взгляда. — Здрасьте, — насмешливо передразнив, поздоровался он с посетителем, после чего осведомился, вольно или невольно каламбуря: — Кто таков? Видать, нездоров? — Нездоров вот, — с наигранной печалью вздохнул Валька. Председатель с ехидцей улыбался. — И справка у тебя есть? — И справка у меня есть, — послушно ответил Валентин, протягивая ее хозяину кабинета: — Вот. — Так-так, — быстро прочитав то, что было написано в справке, произнес председатель, — стало быть, в армию идти не хотим, да? — Нет, но… — Валька чувствовал, что краснеет. — Но, справка вот… — едва смог выговорить он. Председатель усмехнулся: — Справка, справка… — а потом вдруг ударил кулаком по столу и крикнул: — Признавайся, гад, за сколько купил? Валька совсем поник. — Не за сколько… Болею я… Однако толстячок неожиданно смягчился, даже вновь заулыбался. — Ладно, Невежин, к нам уже из поликлиники материалы на тебя пришли… Болей. Лечись. Но учти — такую справку будешь приносить мне каждый год, покуда из призывного возраста не выйдешь. Ясно? Валька тут же принял стойку как по команде «смирно» и, все еще не веря услышанному, крикнул срывающимся от радости голосом, как их учили в школе на начальной военной подготовке: — Так точно! Есть каждый год справку вам! От остановки «Военкомат» до мастерской Кранца Валька добирался на автобусе. До часа пик было еще далеко, поэтому в салоне даже имелись свободные кресла. Валька, пробив талончик из той самой партии, что предназначалась так называемому «Минтрансавто» (он не забыл втихаря прикарманить с десяток книжечек), сел, положив на колени спортивную сумку, и некоторое время тупо смотрел в окно, провожая глазами всякие мелочи. Мысли в голове путались. Все еще не верилось в то, что армия, куда он должен был попасть уже менее чем через месяц — сразу после технарской сессии, — вдруг чуть ли не по-волшебству отодвинулась от него минимум на год. А это значит — жизнь продолжается! На губах у Вальки заиграла глупая улыбка. Но вскоре он словно спохватился и извлек из сумки красивый, хотя и изрядно потрепанный, глянцевый журнал. Такой в обычной «Союзпечати» не купишь! От его обложки прямо-таки исходил тонкий аромат заграницы. Но, главное, с нее на Вальку чуть насмешливо смотрел его новый кумир — Фредди Меркьюри. Этот, явно привезенный «оттуда» журнал он взял буквально на сутки у одного своего однокурсника. Полистав пестрые страницы, Валька размечтался. Вновь перевел взгляд на окно, но больше не видел того, что проплывало за стеклом. Перед глазами его весьма отчетливо маячила белоснежная футболка с портретом солиста «Квин». Фредди Меркьюри улыбался с нее ему, подмигивал. А в ушах торжественно, почти гимном, звучало: We Will, We Will Rock You… В себя Вальку привели странные клацающие звуки, неожиданно наполнившие автобус. Гадать, что бы это значило, не приходилось: многие пассажиры бросились к компостерам пробивать талоны. По салону взволнованно прошелестело: «Контора… контора… контора…» Контролеры! Очевидно, кто-то из пассажиров успел заметить их на остановке, к которой приближался автобус, и возвестил об этом на весь салон. И, действительно, вскоре Валька услышал уверенный голос: — Готовим талончики, граждане. Готовим, готовим… На секунду Валька даже запаниковал, да тут же вспомнил, что пробитый по всем правилам талончик у него все ж имеется. Правда — можно сказать — талончик не совсем официальный, но… Однако прежнего мандража Валька не ощущал. Правда, голос контролера заставил-таки его вздрогнуть, но это больше от неожиданности. — Ваш талон? — прозвучало откуда-то сверху. — Пожалуйста, — подняв честные глаза, Валентин протянул свой талон толстощекому небритому контролеру. Претензий у того к его талончику не нашлось. Дальше Валька ехал, пребывая в какой-то радостной эйфории: и визит в военкомат удался — лучше не придумаешь; и отпечатанный в мастерской Кранца абонементный талончик с успехом выдержал очередное испытание; и Фредди Меркьюри улыбается ему с глянцевой обложки… Да не просто скалится! Улыбка его кажется Вальке поистине многообещающей. «Вскоре, — думал он, — она растиражируется по городу тысячей белоснежных футболок, и каждая из них принесет в мой карман какую-нибудь скромную копеечку…» Глава 8 Человек из черной «Волги» Кооператив по пошиву одежды с незамысловатым названием «Сампошив» располагался недалеко от Фотографического салона Кранца. Кооператоры арендовали один из цехов остановившегося в прошлом году завода радиоэлектроники и теперь с успехом шили там всякие простые в исполнении, но модные штанишки да маечки. Предложение пожилого фотографа воспользоваться его услугами по изготовлению печатных форм для нанесения снимков на ткань сначала этих кооператоров не заинтересовало. — Для чего нам та-акие сложности, Борис А-аркадьевич? — слегка заикаясь, спрашивал его Василий — директор «Сампошива». — Мы для этого используем обычные тра-афареты. Дешево и сердито! Зато получается четко, покупателю нра-авится. Наши футболки на прила-авках особо не за-алеживаются. — Да они вообще в секунду у тебя разлетаться будут! — пытался убедить собеседника Кранц. — Ты только представь, Василий, если на твоих футболках да прочей ерунде вдруг появятся не эти, пускай и модные, но простые до примитива картиночки твои, а самые настоящие фотографии. Прям как в заграничных журналах. — Не знаю, не знаю… — не соглашался Василий. — Зама-анчиво, конечно, но слишком сложно для на-ашей скромной мануфа-актуры, — улыбался он. — Да какая тут твоя забота, Вася? Я ж тебе, как яблочко на тарелочке, клише преподнесу. За чисто символическую, как говорится, плату. Хошь, прям твою собственную, так сказать, физиономию в печатной форме запечатаю? Вот представь себе только… — Не на-адо мне ничего за-апечатлять! — перебил старика Василий. — Процесс производственный у меня на-алажен. Прибыль — ка-акая-ника-акая — идет. За-ачем что-то менять, Борис А-аркадьевич? Тот вздохнул: — Ну, гляди… А через пару дней он заявился к Ваське снова. Да не один, а в сопровождении одного невысокого скромного молодого человека. И до того, наверное, скромного, что директор «Сампошива» даже не запомнил его лица. Да и немудрено! Ведь все его внимание привлекло лицо иное — то, что улыбалось ему с футболки, что была надета на этом пареньке. — Меркьюри? — с нескрываемым восхищением произнес Василий лишь одно слово, кивая на грудь юноши. Борис Аркадьевич авторитетно ответил за своего юного спутника, лаконично пояснив: