Однако Валька сумел взять себя в руки и сдержанно ответил старику: — Заманчиво, конечно, дядь Борь… — Так за чем дело встало? — Честно сказать? — Разумеется. Валька набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул: — Страшно! Кранц усмехнулся: — А ты не бойся! — Но… — Что, но? Давай прямо с завтрашнего дня и начнем. Я займусь твоей справкой для военкомата, а ты пока начни изучать теорию фотодела. Я тебе сейчас одну книжечку на эту тему дам, — с этими словами Борис Аркадьевич Кранц скрылся в своей комнате. Глава 3 Фотографический салон Кранца Уже третий вечер Валька стажировался в фотоателье Кранца. Дело оказалось не таким уж и сложным: проявил, отфиксировал, промыл, высушил — один и тот же порядок работы с пленками и фотобумагой. Однако монотонная печать снимков Вальке быстро начала недоедать. Фотографии 3x4, 5x6, 9x13… На удостоверения, права, паспорта… В личное дело! Серьезные лица клиентов — мужские и женские — вскоре начали сливаться в одно. Глядя на плавающие в фиксаже фотографии, Валька морщился и презрительно комментировал про себя: «Рожи!» Единственным утешением для него стали фотографии, которые он делал для себя. Кранц научил Вальку пользоваться фотоаппаратом, позволив ему брать старенький «Зенит» домой, и тут уж парнишка оторвался по полной! Через три дня в его фотоальбоме, до этого заклеенном фотографиями лишь на треть, не осталось ни одного пустого листа. Его украсили физиономии Валькиных родственников, а также друзей, однокурсников, ну и, конечно, однокурсниц… В тот вечер Валька пыхтел в фотомастерской Кранца над фотографией Леночки Павловой — девчонки из параллельной группы. Ленка, несмотря на то, что была на пару сантиметров выше него, Вальке нравилась. Даже, можно сказать, он был в нее немножечко влюблен. Да и как в такую не влюбиться? Стройная блондинка с высокой грудью, длинными ногами и глубокими, задумчивыми глазами… Только вот единственный кадр, где она согласилась попозировать Вальке перед объективом его «Зенита», вышел неудачным. То ли не ту выдержку он выставил, то ли с колесом диафрагмы намудрил, но негатив получился слишком светлым, по причине чего отпечатанные с него фотографии, соответственно, выходили чересчур темными. Даже снежные Ленкины волосы на снимках, казалось, принадлежали не блондинке, а обыкновенной шатенке. Валька не слышал, как в освещенную специальным красным фонарем «темную» зашел Борис Аркадьевич, поэтому раздавшийся за спиной голос заставил его вздрогнуть. — Что, не получается? — спросил старик, кивая на плавающие в фиксаже фотографии девушки. — Да не, все получается. Только как-то не очень, дядь Борь… — А ты попробуй позатенять бумагу руками, — посоветовал тот. — Как это — затенять руками? — не понял Валька. — Посторонись-ка, — попросил Кранц, плечом слегка отодвинув стажера от фотоувеличителя. — Вот так, Валюх. Он включил прибор, начав экспонирование кадра на зажатую в планшете фотобумагу, и принялся водить руками над нею, будто колдун, делающий магические пассы. — Тут вот немножечко свет придержим, здесь вот… — бормотал старик. — Учись! Думаешь, работать фотографом — это просто фотки шлепать? Не-е, вьюноша… Это целая наука! Я бы даже сказал — волшебная наука… Ма-агия! Далее бумага отправилась в кювет с проявителем, и вскоре на ней появилось изображение девичьего лица. — Какая красавица! — отметил Борис Аркадьевич. — Невеста? — Да так, знакомая одна, — уклончиво ответил Валька. — Хм, я бы, будь в твоем возрасте, на такой знакомой непременно женился бы! — Да я б тоже не против, дядь Борь. Только не по мне она… Слишком яркая. Да и ростом она выше. — Что значит — яркая? — Ну, дорогая. Как фотомодель, — пояснил Валька. — Хочешь сказать, не для тебя? — уточнил старик. — Ну… не знаю: для меня, не для меня. Но, в любом случае, не для бедного студента! — Но ведь ты же скоро станешь кооператором, — напомнил Кранц Вальке. — Возможно, денежки появятся. Валентин хмыкнул: — В том-то и дело, дядь Борь, что возможно. Когда-а этот ваш кооператив сорганизуется! — Не мой, а наш, — уточнил старик. — Мне ведь без тебя его не поднять. А что касаемо когда… Больно долго ждать тебе, Валюх, этого момента не придется. Можно сказать… — он перекинул пинцетом фотографию Ленки Павловой в кювет с фиксажем, — момент этот уже наступил. — В каком смысле? — Пойдем, — старик бросил пинцет возле кювета, — покажу тебе кое-что… Спустя пару минут Валентин с интересом, но почти ничего не понимая, рассматривал какие-то документы, которые Борис Аркадьевич с торжественным выражением лица вручил ему. — «Фотографический салон Кранца», — прочитал Валька на одном из документов, после чего вопросительно поднял глаза на старика. Тот улыбнулся. — Ну как? Звучит? «Фотографический салон Кранца»! Не ощущаете ли вы, вьюноша, легкий нэпманский аромат, что исходит от этого необыкновенного сочетания слов?.. — Какой-какой аромат? — непонимающее переспросил Валька и, вновь взглянув на бумагу в своих руках, зачем-то поднес ее ближе к носу, будто, действительно, надеясь уловить некий диковинный запах, исходящий от нее. — Нэпманский, — пояснил Кранц. — Новая экономическая политика. НЭП. Это же целая эпоха вольного предпринимательства! Неужели не слышал? — Да так, чего-то вроде слыхал… — пожал плечами Валька. — «Фотографический салон Кранца», — с нескрываемым удовольствием повторил Борис Аркадьевич. — Прямо не верится, что удалось дожить до этих времен… — Значит, теперь на всей этой фотографической лабуде, — Валька кивнул в сторону «темной», — мы с вами сможем начать стричь «капусту»? — Ну, — пожал плечами Кранц, — если освоим некоторые нетрадиционные для заурядненького советского фотоателье приемчики, то, наверное, и начнем что-то зарабатывать. — Это какие-такие приемчики, дядь Борь? Порнуху печатать? — Ну-у, вьюноша, — улыбнулся Борис Аркадьевич, — для этого не обязательно было городить кооператив. — Ну, да, — согласился Валька, — столько бумаг всяких собрать… — махнул он пачкой уставных документов «Салона». — Дядь Борь, неужели вы это все сами собрали? — Это еще не все, Валентин, — загадочно ответил старик. — Погляди, там у тебя, в этой стопочке, должен быть еще один такой неприметный желтый листик. Валька без труда отыскал его. — Этот? — он тут же прочитал вслух то, что было написано на нем: — «Центральная городская больница. Справка. Дана Невежину Валентину Ивановичу»… — Ого! — воскликнул Валька, прочитав собственное имя. — Вот тебе и «ого»! — усмехнулся Кранц. — Завтра же с этой бумагой дуй в военкомат, тебе по ней на год должны дать отсрочку от армии. Иначе, если ты загремишь служить, просто будет бессмысленно обучать тебя чему-либо. — Ага, ага… — соглашался со стариком Валентин, словно находясь на автопилоте, при этом продолжая, не веря собственным глазам, рассматривать выписанную на свое имя справку. Но вдруг спохватился: — Обучать меня? Да чему же тут обучать? Я уже почти все освоил: и пленки проявляю, и фотки печатаю. Ну, конечно, есть еще некоторые ляпсусы. Но это временно. Вот увидите, через недельку-другую я стану этим… — как его? — виртуозом… Да, виртуозом фотографии. Чес слово, дядь Борь! Я ведь только третий день тут у вас… — Эх, вьюноша! — покачал головой старик. — Разве ж можно с такой легкостью утверждать подобное? — А почему нет? — пожал плечами Валька. — Как почему? Что я тебе говорил только что? Забыл? Фотография — это наука. Магия! А чтобы стать выдающимся магом, виртуозом, как ты говоришь… — Знаю, знаю! — перебил его Валька. — Нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Как завещал великий Ленин. — Не знаю, что завещал тебе Ленин, но слова правильные. — Ага, только учиться всю жизнь все равно смысла нет. Всего не выучишь. Потому что, дядь Боря, нет предела совершенству! Кранц усмехнулся. — И кто это сказал? — Не знаю, — в который раз пожал плечами Валька. — Все так говорят.