— Да ничего не пропало! — повысил голос Кранц. — Ну, как же? А фотоаппарат «Зенит»? — Ему уже сто лет в обед, «Зениту» этому вашему. Я его все равно списывать думал. — Но ведь не списали? — следователь усмехнулся. — И вообще, еще разобраться нужно, какой организации принадлежал похищенный аппарат: государственной фотомастерской или уже вашему частному кооперативу. Так что, если кражу не заявлять, то у вас потом проблемы с отчетностью могут возникнуть по поводу этого фотоаппарата. Поэтому настоятельно советую вам написать заявление. Кранц с досадой выдохнул воздух и сел на стул возле столика. — Ладно. Так уж и быть, напишу. Давайте бумагу. — Во! Это уже другой разговор! — просветлел лицом человек в черном костюме. Он достал из своей папки чистый лист и положил его перед новоиспеченным владельцем кооператива. Как только милиция уехала, Валька бросился к старику: — Дядь Борь, я так и не понял, что же все-таки здесь произошло? — Я почем знаю? — сердито ответил Кранц. — Хулиганье! Вишь, что, паразиты, натворили? — А почему вы заявление не хотели писать? Они ж, как я понял, фотоаппарат забрали. — На помойке место этому фотоаппарату. У меня давно уже отличный «Кэнон» для кооператива припасен… — помолчав, старик тихо добавил: — Это, Валюх, было, так сказать, нападение. Этим нам с тобой кто-то что-то хотел доказать. Вот я и взялся в сердцах за телефон, в ментовку звонить. Да только ментам в их дьявольской отчетности это нападение как кость в горле, наверное… Иначе не могу объяснить, почему лепила так настаивал, чтобы я заявил всего лишь про обычную кражу. — А кто такой лепила? — поинтересовался Валька. Кранц серьезно пояснил: — Следак. Следователь, на определенном, так сказать, наречии одной угнетаемой всякими барбосами народности. Ну, да ладно, давай убираться, что ли? — Это по фене так следователя зовут? — уточнил Валька. Но ответа от старика не дождался. — Пора браться за дело, — лишь проворчал тот. — Ну, так давайте, — согласился Валька. — С чего начнем? — Как с чего? — наконец-то улыбнулся Борис Аркадьевич. — Театр начинается с вешалки, а фотосалон… с вывески. Они вытащили на улицу стремянку, на которую Валька тут же ловко залез. — Что там за эта белая хрень? — осведомился стоявший внизу Кранц. — Можно оттереть? Валька плюнул на ладонь и потер ею одно из белых пятен на вывеске. — Что-то типа известки! — сходу заключил он. — Стирается легко. Нужна просто мокрая тряпка. — Погоди, сейчас из «темной» принесу что-нибудь… — сказал ему Борис Аркадьевич и, осторожно приоткрыв дверь с разбитым стеклом, нырнул внутрь помещения. Валька продолжал тереть рукой известку и не заметил, как к входу в салон подкатили две машины: старенький 412-й «Москвич» и явно многое в своей жизни повидавший «Жигуленок»-копеечка. Валька обратил на них внимание лишь тогда, когда дверь одного из автомобилей открылась, выпустив на свободу яростные звуки песенки какой-то неизвестной группы: Мы будем жить теперь по-новому, Мы будем жить теперь по-новому, Ах, любэ-любэ-любЭ, ах любэ-любэ-любЭ, ах любэ-Люберцы мои, тыц, тыц… Из автомобилей выгрузилась компания молодых людей в трико и борцовских маечках. Возраста они были разного. На вид: и чуть старше Вальки, и немного младше. Видно было, что пацаны посещали качалку, но их «бицухам» до Шварцнеггеровских «банок» было далеко. Причем, весьма! Один из них, с небольшими светлыми усиками, хрипло крикнул Вальке: — Эй, брателла-работелла, где хозяин этой конторы? Вальке почему-то стало обидно, что пацаны принимают его за какого-то «работеллу», и он, вспомнив, как дядя Боря неоднократно уточнял по поводу кооператива, что он является их совместным предприятием, с гордостью ответил: — Ну, я хозяин. — Ты? — рассмеялся тип с усиками. Загоготали и его спутники. — А что тут такого веселого? — серьезным голосом осведомился Валька. Но вместо ответа один из парней ударил ногой по стремянке, от чего та сильно пошатнулась, заставив Вальку спрыгнуть с нее. Кто-то схватил его за шиворот и подтолкнул к двери, процедив: — Ну, пойдем, мистер Кранц, побеседуем. По-нашему потолкуем. По-русски. — Я не Кранц, — успел возразить Валька, пытаясь освободиться. — Чего вам надо, чуваки? — А что ж тогда свистишь, что хозяин? — заглянул ему в лицо тип с усиками. Валька уточнил, задыхаясь: — Я… стажер. — Стажер? — удивился парень. — А где хозяин? — Что за шум? — неожиданно для всех раздался голос Бориса Аркадьевича, появившегося на пороге. Брови старика хмуро сдвинулись к переносице, а глазки смотрели из-под густых бровей двумя ледяными звездочками. — Ага! — усмехнулся тип с усиками, по всей видимости, являвшийся предводителем всей этой гоп-компании. — А вот, значится, и настоящий мистер Кранц. Так, папаша? Ты, что ли, Кранц? — Чем обязан? — Сфоткаться хочем. Групповой снимочек. Гы! — Не получится, господа, — подчеркнуто вежливо ответил Борис Аркадьевич, — сегодня воскресенье, выходной. — А, выхо-одной… — ехидно протянул главарь шайки. — А мы уж думали из-за ремонта… Ведь у вас ремонт, да? Стеклышко, глядим, разбито, — парень осторожно дотронулся пальцем до осколка, опасно торчащего в проеме дверного окна. — Табличка, вон, покосилась… — поднял он глаза и, наклонив голову, прочитал: — «Фото-гра-фи-ческий са-алон Кранца». Ха! Кааператифф! Аперетифф-аперкот, ешкин кот. Ну, раз выходной… Дело святое! Можем и не фоткаться. Только, папаша, боюсь, в таком случае ремонт твой затянется ох как надолго! Старик прищурил глаз и с холодной насмешкой, демонстративно приложив ладонь к уху, молвил: — Ась? — Глухой, да? — главарь оскалился. — Не, ты скажи, в натуре бла, глухой? А кто-то из его спутников прикольнулся: — Да он же, Санта, старенький. Дедуля — в ухе дуля! (Сантой, как понял Валька, звали усатенького вожака этой компании) — Что надо? Говори, — вдруг неожиданно спокойным голосом обратился Кранц к Санте. — Во! Это уже деловой бэзэр! — ответил тот. — Стало быть, папаша, раз уж ты вывеску кооперативную над своей конурой присобачил, то нужно и о крыше подумать. — Какой еще крыше? — с недоумением переспросил старик, невольно подняв глаза на крышу трехэтажного здания, внизу которого располагался его салон. — Дурачка включаем? — осведомился Санта. — Или не в курсе, что на такие вот, как твой, кооперативы постоянно совершаются всяческие нападения. Вот, к примеру, — вынул он кусок стекла из дверного оконца, — кто это сделал? Ясно же — хулиганы. Шпана всякая. Они, папаша, как град. Маленькие, но вредные. Единственная защита, чтобы, значится, урожай свой от такого града уберечь, это надо крышу над ним возвесть. Так, братва? — обратился он к своим друзьям. — Точно, Санта! Верно… — ухмыляясь, загудели те. — Ну, и вот эти спортивные ребятки, папаша, и будут теперь твоей крышей. Чтоб ни один волосик не упал с твоей седой головушки, чтоб ни одно стеклышко… — Санта демонстративно отпустил осколок, позволив тому разлететься в стеклянную крошку у его ног, — не выпало из твоей дверки… Магнитола в машине за спинами ребят разразилась следующей песней: Батька Махно Смотрит в окно, Мошки бьются о стекло…