— Удачи, — желаю искренне Есе. Вообще мы обменялись пожеланиями еще в раздевалке. Даже обнялись. В спорте ведь нельзя иначе. Да, мы ограничены кортом и правилами игры, но после матча начинается другая жизнь, в которой нужно уметь существовать и не злиться на каждого соперника. Поэтому пожимаем руки и даже обнимаемся. Мы ведь все время вместе, ходим на одни и те же тренировки, как не общаться? — И тебе, — подмигивает она и, поправив гольфы, выходит на корт. Мы разминаемся в облегченном режиме, больше красуемся. Ну а как не показать себя со всех сторон? Это тренерская установка. Конечно, в последние пять минут жестим и отрабатываем по полной, но нам важно выложиться в матче, а пока можно немного повеселиться, тем более играет музыка, которая тоже заряжает. После окончания разминки начинается серьезная игра. Подает Еся, я в приеме. Адреналин искрит, я заряжена на двести процентов. Азарт уже просыпается, хотя еще не было свистка на подачу. Сгибаю ноги в коленях, в последний раз верчу ракетку в руке, чуть разжимая ладонь. Подхватываю так же уверенно. Дышу ровно. Уголки губ приподнимаются в предвкушающей улыбке. Давай же. Возвращаю мяч на сторону соперника. Играем на равных. Доходим до равного счета в конце гейма. Судья объявляет тай-брейк. Волнительно. Тело уже взмокло, но мы обе находим силы кивнуть друг другу. Тренерской помощи нет. Приходится разбираться самим. Начинаю с подачи. Две моих, я должна дойти до тридцати. Первая подача. Эйс! Подаю на вылет. Да! То что надо. Иду на вторую. Сердце колотится сумасшедше. Вряд ли повезет так же во второй раз, но надеяться не запрещено. Подаю. Мяч возвращается на мою половину. Отбиваю. Едва успеваю переставлять ноги, Еся гоняет меня по корту. В какой-то момент кажется, что проще сдаться и взять реванш в с ее подачи, но это слишком легкомысленно. Даже после одного выигранного очка просыпается такой азарт, что сложно остановиться. Это как пытаться остановить машину, которая набирает скорость. Мы идем упорно. Ни одна не хочет сдаваться. Я бегу из одного конца корта в другой. Отбиваю. Опять бежать в другую сторону. Или нет? Мяч летит туда же, откуда я его отправила. Резко торможу. Нельзя медлить. Нельзя. Быстро остановиться и…. А-А-А-А! Боль пронзает все тело и концентрируется в стопе. Бросив ракетку в сторону, падаю на корт и, обхватив колено, прижимаю ногу к груди. Слезы катятся по щекам то ли от боли, которая пульсирует в ноге и разносится выше, то ли от отчаяния, потому что для меня выступление окончено не в лучшую пользу. Едва не вою от несправедливости. Ко мне спешит медбрат, но я не слышу его голоса за шумом крови в ушах. Рядом уже оказывается Еся, чувствую, как сжимается ее ладонь на моем плече. Накрываю своей и рассеянно киваю, делая вид, что поняла все, что она сказала. Нога распухает на глазах. В таком состоянии нельзя продолжать матч. Боже. Как же так! — Нужно сделать рентген в поликлинике. Ты слышишь? — щелкает пальцами перед глазами. Киваю. Слышу. Я слышу все. Но громче всех звук рухнувшей в один миг жизни. Глава 41. Алиса — Полный покой, никаких физических нагрузок в течение следующих пяти дней. Обязательно носить повязку, — врач пишет что-то в листке. Сижу в кабинете и слушаю вполуха. Не первое мое растяжение, как справляться, знаю. — Здесь мази и обезболивающие, — протягивает мне листок. — Через пять дней придете ко мне, дату визита я тоже написал. Сделаем контрольный снимок, посмотрим, как срастается, и подберем восстанавливающую терапию. О спорте забыть минимум на два месяца. Это я тоже знаю. Кусаю губы, сдерживая слезы. Пока собирались к врачу, успели поболтать с испанцами. Конечно, они отказали. Не сообщили это прямо, посочувствовали, что я получила травму, но по лицам было понятно, что я им больше не интересна. Надо будет Есю поздравить по дороге домой. — Хорошо. Спасибо. — Выздоравливайте, Алиса. — До свидания, — оперевшись на костыли, выхожу в коридор. Там уже кружит мама. Ей позвонили в первую очередь, такие правила — тренер всегда держит родителей в известности, и плевать ему, что мы уже совершеннолетние. Мама встречает меня со слезами на глазах. Тянет руки и обнимает крепко. Я еле стою на одной ноге. Костыли давят подмышки, поэтому опираюсь на них по минимуму. — Родна моя, — всхлипывает на моем плече, гладит спину, — как ты себя чувствуешь? — Нога болит, мам. Ты чего ревешь? Я же живая, — не хочу рыдать в больнице. Я проплакала всю дорогу сюда, хватит с меня публичного позора. Теперь только в своей комнате. А хотя… я ведь не доползу до второго этажа. В общем, я обречена. — Переживала за тебя сильно, — говорит искренне и снова заходится в рыданиях. Вот как с этой женщиной быть? Такое ощущение, что я золото олимпийское проиграла или ее мечту всей жизни сломала. Но нет ведь. Единственная, кто должен реветь, я. — Дай мне несколько минут, я успокоюсь и поедем. — Давай тогда сядем. Тяжело стоять. Мы и правда опускаемся на скамейку. Выходит доктор, хмуро нас осматривает, а я только пожимаю плечами, одной рукой обнимая рыдающую маму. Свободной достаю телефон. Там сообщение от Демьяна. Как дела, чемпионка? Делаю фотку затянутой в повязку ноги и отправляю. Я даже в кроссовок влезть не могу — боль адская. Поэтому меня еще ждет квест по надеванию носка, мама должна была привезти шерстяные из дома. На дворе уже декабрь, и я понятия не имею, как буду ходить в универ даже когда отек спадет. Это же все равно неудобно. Дёма звонит тут же. Рассказываю ему все, что случилось. Мама продолжает реветь, слушая историю, причитает над ухом. Измайлов спрашивает, нужно ли за мной приехать или, может, стоит что-то привезти. Обещаю отправить ему список, который мне выдал врач и прощаюсь, потому что слишком много сырости мы развели в поликлинике. Надо уже ехать домой. Не знаю, каким чудом держусь. Кое-как поднимаю маму, уговаривая ее уехать. Нервничаю, конечно, злюсь, но стараюсь не срываться.