Разбудил меня высокий голосок горничной: — Миледи, доброе утро! Я с трудом разлепила глаза. Захотелось взвыть и накрыть голову подушкой. Что за изверги живут в этом замке? Чего им не спится в такую несусветную рань? За окном ведь едва рассвело! Ладно сами вскочили, а других-то зачем будить?! Даже Ирэн, оголтелый жаворонок, такого себе не позволяла. — Бетти, что случилось? Пожар? Мор? — Н-нет, миледи, — растерялась она, застыв со стопкой свежих полотенец в руках. — Не приведи боги, миледи! — Тогда зачем ты будишь меня в шесть утра?! — шепотом, чтобы не потревожить дрыхнущих кошек, гаркнула я. Марка тихо сопела, устроившись на моих ногах, нелюдимая Лиса предпочла кресло. — Так хозяйка приказала, — пролепетала горничная, тараща круглые глазищи. — В деревню, на утренний молебен. Я уронила голову. Опять дорогой «маменьке» неймется. — Теперь я тут хозяйка. Хочешь дальше быть моей личной горничной — слушайся меня, а не мою свекровь. Все понятно? Она побелела, как молоко, и прижала полотенца к груди. — Да, миледи! — Тогда растолкаешь меня за полчаса до завтрака. С этими словами я накрыла голову подушкой, а потому донесшийся из ванной вскрик и грохот (уронила-таки топор!) услышала еле-еле. Спа-а-ать!.. Во второй раз получилось лучше. Разбудил меня божественный запах кофе. Зевнув, я сладко потянулась и лишь потом открыла глаза. Горничная как раз поставила на прикроватный столик поднос и наклонилась, чтобы поднять что-то с пола. — Миледи, вы обронили. — Она положила рядом со мной сложенный листок бумаги. Хм? Не припоминаю. Прихлебывая кофе, я машинально взяла бумажку, развернула… и чуть не подавилась. Короткая надпись, составленная из вырезанных из журнала букв: «Вчера было предупреждение. Хочешь жить — уезжай». — Миледи? — встревожилась горничная, видя, что я застыла с чашкой в руке. — Все в порядке? — Все замечательно! — заявила я с чувством, глотком допивая неприятно горчащий кофе. В памяти всплыл леденящий ужас, когда неведомая сила утаскивала меня на глубину, и меня разобрала злость. Предупреждение, значит? Не по нраву я местным жителям? Что же, я от них тоже не в восторге. На завтрак я отправилась в крайне задумчивом настроении. Рассеянно поприветствовав семью и выслушав нестройные ответные «доброе утро» — свекровь ограничилась кивком, — я села рядом с Доналом. Он скользнул по мне взглядом и вернулся к беседе с бароном. Свекровь с дочерями сидели напротив, Фицуильям, как всегда, во главе стола. Похоже, муж спал дурно, если вообще ложился. Вид у него был всклокоченный и хмурый, на щеке красовалась свежая царапина, а под глазами залегли темные круги. Интересно, это его камердинер совсем ворон не ловит или барон изволил ночевать вне дома и в заботливые руки слуг не попал? Если так, то где носило моего благоверного? Неужели спускал пар (и излишек гормонов) в каком-нибудь борделе? Даже думать об этом противно. Я со злостью воткнула нож в бифштекс и замерла, так меня поразила внезапная мысль. Я его ревную? Что за собственнические замашки? С чего я вообще взяла, что барон загулял? Мог ведь, скажем, над бухгалтерскими книгами до рассвета корпеть. — Маргарита, дорогая, с вами все в порядке? — участливо осведомился заботливый муж. — Вы так побледнели. — Не переживайте, дорогой, — через силу улыбнулась я. — Вспомнила о неприятном. Хелен фыркнула и что-то шепнула сестре. Судя по тому, как залились краской щечки Джорджины, это была какая-то гадость. От барона это не укрылось. — Хелен… — начал он грозно, зло сверкнув глазами. — Что? — Она с вызовом вскинула голову. Барон начал закипать. — Ты что-то хотела сказать? Тогда поделись с остальными. Повторить колкость вслух у нее кишка оказалась тонка. Видимо, сказанула в сердцах нечто такое, чего даже любящий братец бы не спустил. — Мы секретничали! — выпалила она, кусая губы. Барон перевел взгляд на младшую сестру. — Джорджина, что Хелен тебе сказала? — Фицуильям, — попыталась вмешаться свекровь, но была остановлена поднятой ладонью сына. — Мама, помолчи, пожалуйста. Джорджина, я жду. Девушка опустила глаза. — Я… Я не буду это повторять. Это… грязно! Под скрестившимися на ней взглядами Хелен покраснела. — Хелен, я полагал, ты усвоила урок, — проговорил барон нарочито спокойно, только желваки на скулах выдавали его бешенство. Она отчего-то стушевалась и кивнула, пряча взгляд. — Усвоила. Звучало загадочно, однако уточнять я побоялась — не стоит вызывать огонь на себя. Правильно, потому что Фицуильям внезапно закричал: — Так какого же темного бога ты говоришь за спиной то, что стесняешься повторить вслух?! Я вздрогнула, испытывая детское желание спрятаться под стол. Ничего себе барона разобрало! Не ожидала, что его так заденет сказанная в мой адрес гадость. — Почему ты все время принимаешь ее сторону?! — закусила удила Хелен и невоспитанно ткнула в меня пальцем. — Ты даже на меня кричишь, чтобы перед ней выслужиться! Она ведь обычная мещанка! Я лишь головой покачала. Ох уж этот дворянский гонор. Не видит Хелен, что ли, что братец ее вот-вот отшлепает? Фицуильям меня удивил. Он прикрыл глаза, сделал глоток воды и поправил ровным голосом: — Не она, а Маргарита, моя жена. — Это не значит, что я должна ее любить! — закричала Хелен, да так пронзительно, что Донал, поморщившись, отвернулся. Зато свекровь наблюдала за разгорающимся скандалом не без злорадства. — Любить — нет. Я требую от тебя хотя бы уважения, — заявил барон с нажимом, глядя в полные гневных слез глаза сестры. — И вспомни наконец, что девушке из приличной семьи так себя вести недопустимо. Теперь он отчитывал ее так спокойно и методично, что лучше бы по щекам отхлестал. Хелен обожгла меня ненавидящим взглядом и, швырнув на стол салфетку, выбежала из столовой. Повисла гнетущая тишина. Донал методично насыщался, Джорджина алела щеками и гоняла по тарелке зеленый горошек, моя дражайшая свекровь дернулась было догнать старшую дочь, но под злым взглядом сына побледнела и опустилась обратно на стул. Я сидела и гадала: кто из них? Вчера я была слишком потрясена, чтобы рассуждать здраво, теперь же задумалась. Кому понадобилось от меня избавиться, а главное, зачем? Пусть на озере мог орудовать кто-то посторонний (оставим пока вопрос, как), записку ведь точно подложил кто-то из своих! Слуги или члены семьи? У слуг мотива нет — вылететь за здорово живешь из хорошего дома никто не захочет, а если какая-нибудь горничная попадется на том, что подкидывает хозяйке записки с угрозами, ее в тот же день уволят с треском. На первый взгляд, у Скоттов тем более нет резона от меня избавляться. Они должны беречь меня как зеницу ока. Ведь не будет меня — не будет и вожделенного баронского титула с прилагающимися к нему имением и состоянием, а значит, прости-прощай, сытая и безбедная жизнь. Судя по тому, что Фицуильям всерьез собирался работать ветеринаром, семья была если не бедной, то весьма ограниченной в средствах, так что за свалившееся на голову богатство Скотты должны были ухватиться руками и ногами. Джорджина вон робко улыбается и ищет моего взгляда, явно пытаясь загладить демарш Хелен. Младшая сестра мне симпатизирует, хотя против воли матери не пойдет. Свекровь, конечно, извиняться не собирается. Хотя, если вдуматься, она всего лишь мелко пакостит, не более. Причем скорее — просто из желания показать, кто в доме… хозяйка. Барон тоже слишком дорожит титулом и вдобавок терпеть не может своего кузена, которому этот самый титул уступать не хочет. Остался Донал. Зачем начальнику стражи изводить жену барона? К тому же я ею стала его же стараниями. М-да, ерунда получается. Никому не нужно, чтобы я уехала… и все-таки это кому-то нужно! Пока я размышляла, механически жуя и глотая, барон с начальником стражи что-то обсуждали вполголоса. До моих ушей донеслось: «Надо повторить заказ», — и я наконец вспомнила, о чем хотела спросить у мужа. Так увлеклась игрой в замужнюю даму, что забыла узнать, как обстоят дела с обещанной лабораторией.