– Ромашка? Улыбнувшись, я присела рядом с ним. На этот раз его удивление меня подкупило. В нём читалось что-то тёплое, неожиданное и приятное. – Что ты здесь делаешь? – спросил он, поморгав. – Принесла тебе витамины. И книгу, чтобы ты не умер со скуки, – достав пакет с мандаринами, я положила их на тумбу, а на грудь парня уместила тяжеловесный том. Янис внимательно изучил корешок обложки, а затем взглянул на меня. – Зигмунд Фрейд? Ты ещё к тому же извращенка? Помещение наполнилось гоготом. Парни с соседних коек бесстыдно подслушали наш разговор. – Нормальная у тебя чувиха, Янис! – выкрикнул парень с загипсованной ногой. – Позаботилась о здоровье! Физическом и ментальном! – Захлопнись там, – развернувшись, рявкнула я, – иначе вторая нога тоже в бинты переобуется. Парень замолк, а Долмацкий по-доброму улыбнулся. – Так зачем ты здесь? Прикусив губу, я улыбнулась в ответ. – Я передумала… Янис показательно сделал вид, что не меня не понимает. – О чём ты? – Ну вчера… Помнишь? – наклонившись, я сказала чуть тише: – Мы оказались у тебя, а потом… Янис округлил глаза. – Ты? У меня? Прости, но вчерашний день стёрт из моей памяти. Ничего не помню, – парень выгнул бровь. – Так что произошло? Очередной удар был под дых. Заметно растерявшись, я принялась теребить подол платья. Щёки тотчас залились румянцем. – Не бери в голову, – нелепо отмахнулась я, вдруг собравшись уходить. – Выздоравливай. Тогда Янис снова схватил меня за запястье и вернул к себе, но в этот раз его жест отличился трепетом и нежностью. – Всё я помню, Даша, – подмигнул он, игриво улыбаясь. – И я рад, что ты передумала. Боже... Тепло расплылось по телу, до самых кончиков пальцев. Любой ответ показался излишним. – Дуй домой, Ромашка. Скоро вернусь. И… спасибо за Фрейда. Прибывая в собственном бреду, я помахала парню, а затем устремилась к выходу на ватных ногах. Нескольких минут хватило, чтобы за спиной запорхали фантомные крылышки. Кажется, я снова попала в аварию… ГЛАВА#24 Неделю спустя Я с детства ненавидел больницы. Не переносил запах хлорки и всевозможных лекарств, преследующий повсюду. Белые халаты, стерильные стены и отголоски фальшивой заботы – всё это вызывало чувство отвращения. А теперь я был вынужден прозябать здесь каждый божий день, беспристрастно изучать потолок и давиться пресной кашей, надеясь на скорейшую выписку. Но даже в этом безнадёжном месте мне удалось исключить свои плюсы. Друзья были рядом. Я мог навещать их, когда только вздумается, при этом каждый раз моля о прощении, не экономя на словах о том, как сильно я сожалею. Впрочем, они нисколько не держали зла. Напротив, отвечали мне поддержкой, словно лишь я один был пострадавшим. Размышлять о том, что ждёт меня дальше – уже не хотелось. Меня не пугали суды, разбирательства и все те возможные неприятности, что приготовил мне участковый. Будущее и без того рисовалось безрадостным. Единственное, о чём я мог думать, так это о недавнем, ещё зелёном прошлом. Ярком, переменчивом и едва похожим на реальность. – Эй, Янис, а где подружка? – мерзкий голос соседа по палате оторвал меня от чтения книги. – Она всё реже и реже приходит. Небось, уже другого нашла. Здорового, да побогаче. Недолго думая, я запустил в него примитивным детективом. – Захлопнись, инвалид. К тебе даже бабка не ходит. Небось, другого внучка присмотрела. Красивого, да с мозгами, что побольше пуговицы. – Да ты не злись, Бес. Просто я по мандаринам соскучился. От столовской жрачки уже в глазах белеет. – Будешь на мой гостинец варежку раскрывать – потемнеет. Причём навечно. – Это ты про мандарин? – ехидно улыбнулся он. – Или про девчонку? Разговоры о Даше выводили меня из себя, но не потому что я не хотел о ней слышать. Одно звучание её имени из чужого рта вызывало во мне дикую ярость. Я не мог терпеть взгляды, что сопровождают её каждый раз, когда та заходит в палату. Не переносил глупых шуток, брошенных в адрес Ромашки, и даже безобидные комплименты, что проходились по моим ушам наждачкой. И если подобные вспышки принято считать за ревность – пусть будет так. Теперь она точно не являлась для меня «просто соседкой». Больше нет. До того, как началась неделя экзаменов, Даша приходила каждый день. Приносила фрукты, вещи и хлопотала надо мной, как над смертельно больным. Я смотрел на белокурую девчонку, чья ангельская внешность таила в себе чертовщинку, и не мог понять – зачем я ей сдался? В ней было столько трепета и ласки, что это попросту сбивало с толку. Кто бы мог подумать, что за этим бунтарским характером крылось столь нежное создание? Она открылась совершенно с другой стороны – удивительной и не менее цепляющей. Но правда в том, что меня тянуло к ней любой. И прежней. И новой. И ещё неразгаданной. Я не влюбился, нет. Либо сам того ещё не знал. Чувство, что разрасталось во мне со стремительной скоростью, ещё не закрепилось в чётком пояснении. Я скучал по ней. Я ждал её. И всё не мог забыть поцелуй, что разграничил нас на «до» и «после». Она стала мне ближе, в то время когда следовало отдалиться, и это так же не давало мне покоя. А точнее, убивало с каждым днём. – Как самочувствие, Янис? – спросил мой лечащий врач, зайдя в палату. – Голова не болит? Судороги не тревожат? Я был знаком с ним много лет, но так и не привык к его вопросам. Наши мимолётные встречи неизменно сопровождались раздражением и желанием стать невидимкой. – Чувствую себя превосходно, – солгал я, резво оторвавшись от подушки. – Теперь как новенький. Даже видеть лучше стал. Усы у вас потрясные. Мужчина недоверчиво нахмурил брови. – Что ж, отлично. Будем наблюдаться дальше. Меня словно вдарило током. – Что значит, будем наблюдаться?! Я здоров как бык! Мне домой нужно. Вы меня на годы заточить решили? – В твоём случае можно и на годы, – записывая что-то в тетради и не поднимая глаз, ответил мужчина. – Ну Виталий Николаевич! – Я восхищён вашей крепостью духа, Долмацкий. Но это не отменяет того факта, что вы по-прежнему нуждаетесь в лечении, – выдохнув, он добавил. – Я говорю о том лечении, от которого вы так яро отмахиваетесь. Любопытный сосед по палате, казалось, раскрыл рот, вменяя каждое слово врача. Но эта информация его не касалась. – Я пью эти чёртовы таблетки. Большего мне не нужно, – процедил я сквозь зубы и сжимая в кулаках простынь. – Этого недостаточно, Янис. Тебе назначены процедуры. Мы уже как год выбиваем квоту на… – Заткнись! – вспылил я, выбив тетрадку из рук мужчины. Я стоял напротив его, обжигал тяжёлым дыханием и едва держался, чтобы не разнести больничную комнату. – Это моя жизнь, ясно? Никто не в праве решать за меня. Выдержав угрожающий взгляд, я обогнул мужчину и вышел за дверь. Уже в коридоре дал себе время, чтобы немного остыть. Мысли о том, чтобы уйти в самоволку развеялись так же быстро, как и надежда поскорее оказаться дома. Возвращаться к соседу мне не хотелось – излишние расспросы могли довести дело до драки. Недолго думая, я направился к Вадику. Он лежал этажом выше, в реанимационном отделе, пусть чувствовал себя намного лучше. Гере же обеспечили индивидуальную палату, где он только и делала, что спал. – Салют, – безрадостно поздоровался я, плюхнувшись на кровать друга. Его лицо до сих пор покрывали ссадины, а от белокурых локонов остались лишь воспоминания. Бритый и фонарём под глазом он походил на гопника. – Снова пришёл издеваться над моей причёской? – фыркнул Вадик. – И в мыслях не было… Но кочанчик вышел знатный. – Да пошёл ты, Бес. Вадик демонстративно перекатился на другой бок. Я же решил отмолчаться – просто не знал, с чего начать. Меньше всего я хотел начинать запретную тему, но и таить всё в себе было попросту невыносимо. – Врач приходил, – сухо бросил я, играясь с трубкой от капельницы. – Сказал, что нужно продолжать лечение. Что-то про квоту болтал и прочую чушь… Плечи друга дрогнули. Я не видел его лица, но знал, что тот злился.