– Мир. Соседка. Жвачка… – улыбнулся парень в ответ, а затем бессовестно повторился: – Всё равно дружить больше не с кем. Бо́льшую часть вечера мы провели за разговором о насущных делах и поеданием отвратной еды – присутствие на празднике вдруг обрело смысл. Мне хотелось поведать Дубко обо всём – поделиться проблемами, сбросить груз с плеч, – но обязательства перед Янисом вынуждали быть скупой на откровенность. Всё, что мне оставалось, так это выслушивать друга и без конца натягивать улыбку, прячась за маской беззаботной семнадцатилетней девчонки. Мои мысли были не здесь. Каждый раз, наблюдая за воркующими парами, я сгорала от зависти, потому что не могла насладиться романтикой. Трепетные чувства повлекли за собой препятствия, как некую плату за вспыхнувшую влюблённость. Я так редко проникалась к людям любовью, ежедневно обрастая коркой льда, отчего лишилась права на выбор. Встреча с Янисом – это как зыбкий шанс на спасение, которой нельзя упустить. И по зловещей иронии я прихожусь ему тем же. – Так и будешь просиживать помпезные штанишки, болтая с соседкой по парте? – взглянув на время, спросила я. – Выпускной вот-вот закончится: пробьёт полночь, девчонки превратятся в тыквы, а ты до сих пор не решился пригласить химичку на танец. Едва ли случай ещё подвернётся... – С Ириной покончено, – неожиданно выдал Веня, дёрнув ворот пиджака. – Я вдруг понял, что бесцельно трачу энергию. Сейчас любимая юна и прекрасна, но уже через десяток лет она растеряет весь шарм. Я не готов разбивать её сердце, оставляя в одиночестве бальзаковской женщины и ворохе комплексов. Мы слишком далеко зашли, пришла пора поставить точку. Мне с трудом удалось сдержать смех. – А как же тривиальное: «Любви все возрасты покорны!»? – В современном мире примитивная присказка прямо граничит с корыстью, безысходностью и нередко – уголовной статьёй. Ничто из этого меня не привлекает. К тому же, проскочил слушок, что Ирина стала частой гостьей в коморке физрука. Сомнительный способ пережить расставание, но я не берусь её осуждать. Лишится молодого ухажёра – сильнейший удар. – Теперь всё ясно, – догадалась я, заглянув врунишке в лицо. – Ты просто сдулся. Узнал о конкуренте и тут же в кусты. Хорош любовник! И как только ты рубаху натянул на такое раздутое эго? Глядишь, сейчас по швам разойдётся, – я ткнула парня пальцем в грудь. Крохотные глазки друга забегали. Отмахнувшись, он попытался оправдаться, а затем торопливо сменил тему: – Сама-то, что? Яниса вот-вот девчонки растерзают, а ты сидишь тут с фриком и котлетами… Казалось, слух меня подводит, но стоило обернуться, как слова Вени пропитались подлинностью. Вместе с этим разогналось сердце. Разодетый в повседневное Янис стоял на входе в актовый зал, подпирая плечом стену. Как всегда отстранённый, задумчивый, хмурый. Вокруг него мельтешили девчонки, не оставляя попытки склонить горделивца на танец, но тот упрямо отмахивался. И лишь когда наши взгляды столкнулись, он сбросил суровую маску и устремился навстречу. В ту же секунду я помечтала стать невидимкой. Коленки задрожали, кровь прилила в щёки. На языке застыла масса приветственных фраз, из которых одна была глупее другой. На пару с самообладанием постепенно таяла обида. Как он, чёрт возьми, это делает? – Потанцуем? – протянув руку, предложил Янис, и тогда «смекалистый» Веня предусмотрительно юркнул в толпу, оставив нас наедине. – Прости, но я не сильна в танцах… на чужих чувствах. Янис игриво выгнул бровь. – Я готов преподать мастер-класс. – Лучше преподай себе сольфеджио, – продолжала капризничать я. – Петь ты умеешь, но слишком часто фальшивишь. Так что придержи свою лживую серенаду для какой-нибудь дурочки. А потом сбеги, ведь в этом ты спец. – Так легко от меня отказалась? – терпеливо ухмылялся он. – Беру пример с тебя! – вспылила я, хотя в реале нисколько не злилась. – И вообще, зачем ты здесь? Пришёл жирок нагулять? Прости, но тарталетки закончились. Можешь шуровать обратно. – Это и мой выпускной тоже. – В какой момент ты это понял? Когда прятался от врачей или за поеданием очередного пломбира, что остудил твой воспалённый мозг? Парень устало вздохнул, словно боролся с несмышлёным ребёнком. – Что ж, ты права: здесь полно других девчонок. Поищу себе другую, от которой не веет злобой и подгоревшими котлетами, – он задумчиво осмотрелся. – Соня выглядит потрясно. Приглашу-ка я её. Янис принялся уходить, но я, вскочив, преградила ему путь. – Уговорил, бритый. Потанцуем разочек. Но учти, это ничего не значит. – Ты делаешь мне одолжение? Я равнодушно дёрнула плечиком. – Так повелось, что у любого приговорённого к казне остаётся право на последний ужин. Ты давненько записал себя в смертники. А значит, кушай – не обляпайся. – Что-то аппетита нет… – То-то слюнки так и текут. – Тоже мне, пампушка с кремом, – хмыкнул Янис, выдернув меня на танцпол. Мгновение, и холодные руки сомкнулись на талии, а сладковатый аромат мяты по новой вскружил голову. – Колючка ты, Дашка. Причём ядовитая. Уткнувшись парню в плечо, я закусила хитрую улыбку. – Если садовник глупец, то и ромашка обрастёт шипами. В повисшем молчании притаилось множество недосказанных фраз: от едких упрёков до рвущихся наружу признаний. Но несмотря на все разногласия, мне до одури хотелось прильнуть к нему всем телом, прижаться к груди и просчитать ритм сердца, ведь оно никогда не лгало. Под звуки лирической песни пришло расслабление. Желание закрыть глаза и всецело насладиться моментом, нарушило внимание зевак. Даже Вера отвлеклась от «фуршета» и, заключив руки в молебный замок, с трогательным интересом наблюдала за нами. Единственный, кто не поддался любопытству, был Веня. Задрав к потолку подбородок, он невозмутимо танцевал Соню, которая, казалось, жила по принципу: «Лучше Дубко в руках, чем Семёнов в небе». Ведь негоже королеве школы оставаться в тени на скамье запасных… Ещё пару минут назад я бы вспыхнула от удивления, но сейчас мне было плевать. Рядом с Янисом вообще не хотелось думать. – И всё же, зачем ты пришёл? – словно отойдя ото сна, прошептала я. – Расценивай мой приход как согласие. Окончательно проснувшись, я взглянула на Яниса. Его кофейного цвета глаза улыбались. – Ты согласен лечиться? – Попробовать стоит… И не спрашивай, почему я передумал. Радость затрепетала в горле. – Почему ты передумал? – вырвалось спешно, и Янис закатил глаза. – Ты ведь сама назвала меня эгоистом, вот я и поступаю во благо себе. Моя алчная натура не смогла смириться с тем, что может тебя потерять. Я не ослышалась? Меня обдало волной мурашек. Затаив дыхание, я всячески подавляла ликующие чувства, но уже через секунду выдала себя с потрохами. – Значит, мальчик одумался? – прозвучало с дрожью в голосе. – Не прошло и полгода, как он прозрел? Так зачем всё усложнять? – Беру пример с тебя, – парировал он, прокрутив меня в танце, а затем снова притянул к себе. Шею обжёг горячий вздох. – Всё в твоих руках, Ромашка. Моё сердце, преданность и, как оказалось, жизнь. – Увесистый вышел наборчик, – лукаво улыбнулась я. – Ты сама напросилась. Пользуйся. Музыка стихла, танец прервался. Тогда Янис снял с себя куртку и накинул её мне на плечи, тем самым дополняя бунтарский образ. – Вот теперь всё в норме, – подмигнул он. Наплевав на присутствующих, я потянулась к парню с поцелуем, но мгновенно осеклась, когда включились люминесцентные лампы. Зал наполнился гулом негодования, ведь праздник прервался раньше времени. Морщась от яркого света, я попыталась разглядеть виновника «бардака» и, замерла от страха, когда заметила двух людей возле рубильника. Это был Семёнов и его, разодетый по форме, отец. На их довольных мордах застыло превосходство: они пришли по душу Яниса. ГЛАВА#31 ЯНИС Я смотрел на Дашку – как никогда нежную, смущённую, робкую – и не мог поверить, что когда-то взбалмошная соседка способна на столь разительное перевоплощение. Теперь она не закрывалась от меня, обрастая шипами, а смотрела тёплым, пронизывающим до глубины души, взглядом. Согревала, пусть всё ещё являлась льдинкой. Себя я также не узнавал. Навсегда пустой и холодный, не способный ни на что, кроме ропота, – таким меня запомнил Мирный. Однако сейчас, я когда вижу её улыбку, дрожь ресниц и ощущаю взволнованный ритм сердца, то едва справляюсь с проснувшимися разом чувствами. Ромашка стала той, кто протянула руку помощи – отнюдь не из жалости – и этого хватило, чтобы снова научиться дышать. И парадокс: я по-прежнему погибаю, но уже по причине иного диагноза… Amor, amor… – или как там говорят испанцы? Жизнь учила не обольщаться, и когда потерял контроль, взял несколько минут на передышку и наивно поверил в лучшее, она напомнила о строгом правиле. Сказка оборвалась не начавшись. Стихла музыка. Включился свет.