Обернувшись, вглядываюсь в толпу и нахожу Дарью. Она с пристрастием капается в коробке полной неприглядных вещей, спорит с продавщицей и хмурит носик. Меньше всего мне хочется ранить это чудное создание, которое и без того настрадалось, но отрицать нет смысла, ведь в словах Мирона присутствует правда – ненавидеть всегда легче, чем любить. – Возможно, вы правы, – признаю неохотно. – Молодец, парень. И что бы там не случилось, знай, в первую очередь я надеюсь на твоё возращение. Ни пуха. Из недавних воспоминаний меня вырвал клаксон подъехавшего автобуса, в который в жадной схватке прорывались люди. В последний раз вдохнув воздух Мирного и закинув на плечо сумку, я прошмыгнул в салон. И какая же была удача занять ближайшее место у окна, рядом с водителем и без соседа. – Ну что вы там возитесь? Проходите! – огромный багаж мужчины образовал пробку в проходе и завёл ворчливых старушек. – Долго мы ещё стоять будем? Опаздываем! – Да что ж такое! Совести у вас нет! Дорога обещала быть нелёгкой. В попытке спрятаться от раздражительных криков, я воткнул наушники в уши, поставил рандомный трек и закрыл глаза. Это был самый серый мой день рождения. Впрочем, последние тоже не радовали. После выявленного диагноза этот праздник обрёл иное значение, и чем реже я о нём думал, тем было проще. Задувать свечу и загадывать желание, когда смерть дышит в затылок – удел извращенцов. Но когда ты оборачиваешься и смотришь ей в лицо, словно перед спаррингом – другое дело. Со временем ты попросту перестаёшь её бояться. Вот и я перестал. Единственное, о ком сейчас я мог думать, так это о Даше. Чувство вины озверевшей пиранью кромсала душу, вонзала острые зубцы в сердце и потрошило сознание. Облегчение не приходило даже в момент уговоров, что я поступил правильно. И правильно ли? – Ну что там, командир? – спросил я водителя, когда остановка затянулась до получаса. – У меня самолёт. Едва ли там подождут. – Сейчас, – рявкнул седовласый мужчина. – Почти уселись. Автобус медленно тронулся. Ну вот и всё. Прощай, Мирный. Но не успел я снова надеть наушники, как меня отвлекло мелкое пятнышко в зеркале заднего вида. Откатив окно, я вынырнул наружу и увидел Дашу – туманную и в то же время реальную. Она бежала вслед за автобусом, голосуя руками и что-то крича. Сердце дрогнуло. А когда девчонка упала на пыльную трассу и, несмотря ни на что снова ударилась в бег, вовсе пропустило ток. – Тормози, – бросил я водиле, который тут же нахмурил брови. – Жми по тормозам, я сказал! Сейчас же! – Тьфу! – плюнул он, остановив машину. – Вас хрен поймёшь! Минуя камни из недовольства, я выпрыгнул из автобуса и бросился девчонке навстречу. Расстояние между нами сократилось за секунды. И только когда она в крике бросилась мне на шею, заметил, что та плакала. – Сволочь! – рыдающий голос обжёг ухо. – Как ты мог, Янис?! Как?! Сгорая от стыда, я гладил её спину, путаясь пальцами в волосах и не мог найти достойного оправдания. В жизни приходилось чувствовать себя убогим, чёрствым, но вот мразью – никогда. – Прости. Прости, Ромашка… Так было нужно… – Ненавижу! Ненавижу тебя! – крохотные кулачки колотили грудь. – На это я и надеялся. – Никогда тебя не прощу, слышишь?! – захлёбываясь слезами, она крепче приживалась ко мне – вонзалась пальцами, зарывалась носом в шею. – Ты подлец, Долмацкий! Я тебя проклинаю! После смерти родителей, я перестал надеяться на любовь во всяком её проявлении. И даже забота Веры была лишь толикой того, что требовало сердце. Но сейчас, глядя в полные слёз глаза, слыша ярость и отчаяние в голосе и вкушая вескую уверенность, что кому-то нужен, я стал по-настоящему счастливым. Я стал любим. И пронесу это столько, сколько будет позволено. – Прибереги ругательства, Ромашка, – прошептал я, смахнув слёзы с её щеки. – Ты выплеснешь их мне в лицо, но в другой раз. Обещаю. Наши лбы соприкоснулись. Я заметил ссадины на её коленках, из которых сочилась кровь, и закрыл глаза. – Можешь навсегда проваливать, – чуть успокоившись сказала Даша, всё ещё обижаясь. – Я здесь не за этим. – Тогда зачем? – не отрываясь от девчонки, задавался я. Её дыхание прерывалось, как если бы мертвец ежесекундно возвращался к жизни и снова погибал. – Хотела сказать… С днём… С днём рождения, мудак. Я улыбнулся. И она, кажется, тоже. – А теперь вали от меня, Долмацкий. Когда захочу, то сама тебя достану, – отпрянув, Дашка поправила волосы, что налипли ей на лицо и подула на стёсанные ладошки. – Надеюсь, на этот счёт сомнений у тебе не осталось. Этими самыми руками отовсюду выскребу. – Я вернусь, – пообещал я и напоследок чмокнул её в лоб. Уходя, я услышал, как хрустнула ткань моей футболки в её руках, но всё же не остановился. Лопатки прожигал взгляд, ноги не шли. Оставалось только догадываться, кому сейчас тяжелее. Да и сравнивать не хотелось. Запрыгнув в автобус, что покорно ждал меня на обочине, я удивлённо посмотрел на водителя. – Почему не уехали? – Это тебе не самолёт, – хмыкнул он, дёрнув рычаг передач. – Всегда подождём, если нужно. – Спасибо. – Не за что, Ромео. В салоне больше не галдели. Скорее, сочувствовали. Отъезжая от Мирного, я по-прежнему видел Дарью, пока её силуэт не превратился в точку, а затем и вовсе исчез. Тогда я решил, что сделаю всё, чтобы вернуться к ней вновь. ГЛАВА#37 7 месяцев спустя За окном завывал февральский ветер, разнося по столице хлопья снега и беспросветную тоску. Где-то истерили клаксоны застрявших в сугробах машин. В ногах миролюбиво спал Блэк. Сидя за туалетным столиком и смотря в зеркало, я поправляла ворот траурного платья и чёрный шёлковый шарф, которым намеревалась накрыть голову. Меня до костей пробирало ознобом, но зимний холод был не причём. – Ты готова? – аккуратно поинтересовался отец, заглянув в мою комнату. Он облачился в строгий костюм, до блеска начистил туфли, но так и не смог примерить искреннюю скорбь. – Разве к такому можно приготовиться? – огрызнулась я, не сводя с себя глаз. Некогда длинные волосы теперь едва касались плеч, а лицо заострилось, слегка придав возраста. – Да ещё погодка ни к чёрту. – Машина приедет уже через час, – сухо добавил он. – Нам не стоит опаздывать. Поторопись. – Покойникам всё равно на задержки. В том числе на показательную церемонию, которую ты устроил. С кортежами и оркестром. Будто устав пререкаться, отец скрылся за дверью, оставив меня в облаке угнетающих мыслей. Дышать было больно от колючих чувств. Пять месяцев назад я вернулась в столицу, в родной дом, надеясь проветрить голову, вырваться из места, где всё напоминало о Янисе, но едва ли нашла утешение. Я чувствовала себя пустой, разбитой, фактически прозрачной. И даже учёба в элитном ВУЗе не привнесла мне нужных эмоций, только лишь раздражение. Меня нервировало всё: высокомерные подростки, жадные до денег педагоги и фальшивая похвала, от которой попросту тошнило. Возвращаться в Мирный тоже не хотелось – стоило пощадить родных, ведь они жутко устали от моего настроения. Мама углубилась в работу и достигла немалых успехов, получив одну из высоких должностей. Теперь при помощи отца она нередко проводила вечера благотворительности, за что была отмечена местной главой и даже засветилась в телевизоре. Веня так же не отставал, выиграв городской турнир по игре в «КС», за что получил денежное вознаграждение и хлипкую грамоту. Уже несколько месяцев он красовался на доске почёта в своём новом универе и, без шуток, нежился в женском внимании. Неизменным оставалось только одно: моё разбитое сердце. Закончив сборы, я потянулась к мобильнику. Набрала номер Яниса и, в который раз услышав равнодушный голос оператора, до боли закусила губу. Мы не общались с ним с того дня, как он запрыгнул в автобус и скрылся в закате. Всё, что запечаталось в моей памяти, так это вкус солёных слёз и фальшивое обещание: «Я вернусь!». Только потом я узнала о совете Романа, который он дал Янису перед отъездом, и перестала греть обиду. Но только не на отца. Своей душащей любовью Роман Миронов доставил мне немало боли, пусть сам того не осознавал. Родитель решил, что любая связь с Янисом будет травить мою душу, тем самым окончательно её изничтожив. Он подарил надежду, но лишил времени. Того крохотного времени, что нам оставалось. – Поверить не могу, что ты всё это устроил, – бросила я отцу, смотря в запотевшее окно «Рендж Ровера». – Прощальный банкет, показательные похороны, транспортировка тела, чёрт возьми… Зачем тебе всё это? Указав водителю дорогу, отец обернулся ко мне. – Он должен быть похоронен на родине. Он бы хотел этого. Меня пронзило отвращением. – Откуда тебе знать о его желаниях? Ты практически с ним не общался! – Это не так, дочка.