На фото мелькали разные лица: она, группы детей, старики, женщины в одинаковых футболках. Все они светились от счастья, позируя перед камерой. Казалось, Вера обожала свою жизнь, занимаясь чем-то вроде волонтёрства. Однако, ни на фотокарточках, ни в жизни она не нашла места для меня и папы. Мы обоюдно вычеркнули друг друга, как какой-то пройденный пункт. Родившая меня когда-то женщина выглядела старше своих ровесниц. В свои сорок два она напоминала моложавую старушку. Осунувшиеся лицо. Неуверенная осанка. Неухоженные русые волосы, что потеряли цвет. Морщины. В ней будто не было жизни, только тоска и подавленность. Мы не имели ничего общего, казались полными противоположностями, будто наше родство – роковая ошибка. Время близилось к обеду, когда раздался звонок в дверь. Раздражающий и звучный, он оторвал меня от «экскурсии». Поправив отцовскую майку, что едва прикрывала пижамные шорты с цветастым принтом, я босиком проскочила в прихожую. Уверенно распахнула дверь и на мгновение стушевалась. Передо мной стоял парень в разгильдяйской куртке с пугающими нашивками. Он поглощал стаканчик мороженого и нервно дёргал ногой, словно измаялся в ожидании. – Тебе кого? – устало спросила я, решив, что незнакомец ошибся адресом. Почесав затылок, он прошёлся по мне оценивающим взглядом. Непозволительно долгим. – Зачётные ромашки, – бросил парень, а затем уверенно прошагал в квартиру, нарочито задев меня плечом. – Ну и вонь здесь… Меня пошатнуло. Несколько секунд я переваривала ситуацию. – Извини? – На первый раз извиняю, – донеслось уже из кухни. Спешно прикрыв дверь, я проследовала за ним. Уведенное там повергло меня в шок. Незнакомец по-хозяйски шустрил по шкафам, напевая себе под нос что-то неразборчивое. – Мне вызвать полицию? – спокойно предложила я, на что парень хмыкнул и продолжил проводить «обыск». – Коньяк на месте. Спички не тронуты. Потопа нет. Полагаю, мамкиной косметикой ты тоже не красилась? Будто проделав непостижимо сложную работу, он расслабленно плюхнулся на диванчик и вытянул руки вдоль спинки. В его огромных карих глазах танцевали дьявольские огоньки, что сильно нервировало. – Да кто такой? Вор? Сумасшедший? Или нагулянный сынок Антиповой? Парень покачал головой. – Столько вопросов и ни одного предложения угоститься чаем… Вера говорила, что ты невоспитанная, но я хотел верить в лучшее. Вера? Я не ослышалась? – Ох, кажется, я всё поняла, – ехидно улыбнувшись, я скрестила на груди руки. – Эта кукушка обзавелась сопливым любовником. Боже, какая гадость. – Гадость – это то, что сейчас вылетает из твоего рта. Меня всего-то попросили проследить за тем, как выдерживает тебя квартира. Не спалилась ли к чертям? Не взлетела ли на воздух? Или всё то, что ты можешь здесь устроить, будучи совсем одной. – Нянька, значит? – нервно усмехнулась я. – Скорее неравнодушный сосед, который многим обязан твоей матери. И если бы не уверенность в его тоне, я бы сочла его за преступника. Такие как он встречались мне редко, но я точно знала, что от подобных экземпляров стоит держаться подальше. Бритая голова. Расхлябанный вид. Несколько ссадин под глазом. Нет, он не походил на бедняка, скорее на «настойчивого прохожего», который попросит закурить, а после отожмёт твой мобильник. – Болеешь чем? Или бомжуешь? – беспечно спросила я, облокотившись о дверной косяк. – Вера подбирает всех ущербных… Сдаётся мне, ты один из них. Послышался шумный вздох. – Никогда не играй в казино. Интуиция – не твой конёк. – Одно мне известно наверняка: я не позволю, чтобы за мной приглядывал блохастый пёс. Парень вскинул бровями. – Бог ты мой, к нам в Мирный занесло породистую колли, – приподнявшись, он открыл морозильную камеру и достал очередной стаканчик мороженого, точно зная о его наличии. – Расслабься, леди, бродяга кусаться не станет. Пока что. Жуя мороженое, он двинулся к выходу, а я проследовала за ним. – Пока что? – Сама не поняла, зачем переспросила. – Да, ведь ты не проштрафилась. Пока что. – Угрожаешь мне? А ты ничего не перепутал, мальчик? Он притормозил. В спешке мне не удалось удержать дистанцию, и я наткнулась на парня. Упёрлась руками в каменную грудь и затаила дыхание. Теперь нас разделяло несколько жалких сантиметров. Незнакомец был выше меня на голову. От него пахло мятой, бензином и табаком. Острые скулы. Хмурые брови. И крохотная родинка над верхней губой. На мгновение показалось, что он смотрит сквозь меня. – Выгулять тебя? – без стеснения бросил он. – Что? – Проблемы со слухом? – Да пошёл ты! Неожиданно парень улыбнулся, а затем наклонился к моему уху. Так близко, что его дыхание опалило шею. – Будешь хорошо себя вести, я подарю тебе намордник. Ты слишком мерзко тявкаешь, – выпалил он, прежде чем покинуть квартиру. Да как он смеет? Наблюдая за раскачивающейся дверью, я подавляла в себе чувство ярости. Ощущение проигрыша коробило внутренности инородным комком. Моё слово всегда оставалось последним. Всегда. Схватив остывший чайник, я прошмыгнула на балкон, распахнула настежь окно и принялась ждать. Это было ужасно глупо. Несерьёзно. По-детски. Но чёртов наглец не оставил мне выбора. Это был вызов. Очередной вызов, который я не могла пропустить. Дождавшись, когда его самодовольная фигура вынырнет из подъезда, я опрокинула на него содержимое чайника. Снаряд воды попал прямо в яблочко. Расписанная черепами куртка тотчас стала мокрой, а на асфальте образовалось тёмное пятно. Прошло несколько секунд, прежде чем потерпевший поднял голову. – Угощайся, придурок! – довольный крик эхом прошёлся по округе. Мои внутренний чёртики кружились в победном танце. – Вот ты и проштрафилась, ромашка! – не менее радостно отозвался он, стряхнув воду с лица. – Теперь держись! Я буду кусаться! Мне не понравилась его весёлость. И неспроста. Замахнувшись, он приготовился к ответу, отчего я, позорно сдавшись, припала к бетонному полу. Расстояние в три этажа не помещало куску пломбира угодить в стеклопакет и, медленно сползая, оставить безобразный след. – Ещё увидимся, Ромашка! Ещё увидимся! ГЛАВА#4 Меня изводит душащий кошмар: семнадцатый день рождения, ночь, столкновение. Он повторяется по кругу, подобно бешенной карусели. Я открываю глаза. Морщусь от головной боли и прикладываю пальцы к вискам. На полу безобразным комком лежит отсыревшее платье. Возле входа в комнату разбросаны туфли, местами стёсанные и грязные. Во рту пустынная сухость. Мои губы покрыты коркой. Пошатываясь, я покидаю комнату и спускаюсь вниз по лестнице. Хочу умыться холодной водой, хочу как можно быстрее утолить эту невыносимую жажду, но оказавшись в гостиной, резко замираю. Два незнакомых мужчины в форме расхаживают по нашему дому, как по собственному. Они что-то говорят отцу, монотонно, заучено, словно оглашают обвинение. В то время как папа уверенно кивает им в ответ. Он не смотрит на меня. Не оборачивается. Нарочито делает вид, точно я – пустое место. Привидение, что недоступно человеческому взору. Я задаюсь десятком вопросом. Кто они такие? Зачем пришли? Что им от нас нужно? Но никто меня не слышит. Они уводят отца под руки, а мне не удаётся сделать шаг. Ноги не слушаются, будто вросли в бетонный пол. Кричу. Кричу так сильно, что сводит скулы. Всё без толку. Дверь закрывается, оставляя меня в темноте и гнетущем одиночестве. Боже, что я натворила? Десятое апреля запомнится мне надолго. Это был один из тех редких дней, когда моя железная позиция разбилась о множество досадных фактов. Моё нежелание посещать школу привлекло внимание опеки, а затем последовало строгое предупреждение от одной из её представительниц: «Если мать не справляется, ты поедешь в интернат» – так легко они решали чужие проблемы.