Но опускать руки рано. Я ведь обещал тебе, что не сдамся. 31 декабря, 22:46 Скоро полночь. Где-то на другом континенте пробьют куранты. И мне жутко интересно, что происходит с тобой сейчас. Сидишь за семейным столом, разливая шампанское по бокалам, или гуляешь по заснеженной площади под руку с новым знакомым? А быть может, как и я, тоскливо разглядываешь ночное небо и считаешь звёзды? Неважно. Самому противно от всех этих сантиментов. Едва ли ты представляешь, сколько раз я тянулся к мобильному, чтобы услышать твой голос и буквально бил себя по рукам. Ты наверняка уже не хочешь меня слышать… Либо жаждешь, дабы отправить к чертям. 7 января, 23:01 Я вдруг вспомнил первый день нашей встречи. Картинка явилась отчётливой, каждая её деталь. Острый взгляд. Дерзкая речь. Стаканчик мороженого. И забавные шорты в ромашку. Ты стояла в пороге, словно воин перед битвой, а я тогда подумал, что не встречал человека противнее. Как же я ошибался… Тебя прописала мне судьба, как тот утешительный приз перед полным забвением, как последнее слово перед казнью. И если бы мне дали выбор, прожит жизнь в здравии без тебя или пустить дни на отчёт, но рядом с тобой, я бы непременно выбрал второе. Ведь только с тобой я научился жить. Если ты это читаешь, знай, я где-то рядом. 24 января, 08:45 Уже несколько минут меня готовят к операции, бреют голову и просят надеть странную сорочку. Мне не страшно. Я вообще ничего не чувствую. Но точно знаю, что должен сказать. Здесь, на бумаге, ибо в реале так и не нашёл смелости. Я полюбил тебя, Ромашка. И продолжаю любить. Так, как умею. *** Целый день я помогала бабушке с переездом. Неугомонная старушка всё же сдалась, устав кочевать в гостинице. В Испанию она так же не торопилась, что было вполне объяснимо. Признать себя одинокой – дело нелёгкое. – Ох, Дашенька, что бы я без тебя делала? И вещи разложила. И комнату выделила. Даже чаем угостила, – нахваливала она, одновременно почёсывая Блэка за ухом. – Вместе явно веселее будет. Да еще с таким охранником! По правде моя инициатива была приправлена личной выгодой. Мне нужно было чем-то себя занять. В дневнике Яниса оставалась одна нечитанная страница, а я нарочно оттягивала время, боясь в неё заглянуть. – Не обольщайся, ба. Охранники, выпущенные из Мирного, профессионализмом не отличаются. Что не скажешь про их умение портить мебель и гадить по углам, – отзывалась я, выставляя в шкаф обувь старушки. – Особенно, после пирожка с капустой… На мгновение в сердце заклубилась тоска. По приезду в столицу моя жизнь походила на механическую – кофе по утрам из начищенного сервиза, приветливые встречи с соседями, лживые пожелания, ровная осанка и снова кофе. Я скучала по «неидеальной» жизни в Мирном, скучала по проблемным дням, подгоревшей еде мамы и даже по несносной Мадиловой. Но буду ли я любить Мирный с равной силой, если в нём не будет Яниса? – Ты маешься здесь, верно? – подала голос бабушка. – Понимаю. Мне тоже не по себе. Но и вернуться страшно. Дом без Гены – не дом. Так, чертога с душащими воспоминаниями. Пару туфель застыла в руках. Сердце дрогнуло. – И как же тогда быть, бабуль? – послала я в ответ. – Да никак. Жить дальше – вот, что остаётся, – прозвучало обречённо. – Пить чай с надменной мордой. Жрать круассаны. Спать так, будто ты никогда никого не обидел. И если позволяют силы, благодарить судьбу за каждый прожитый день с любимым. Закрыв шкаф, я прошла на кухню, где потупив взгляд в пол, сидела Галина Миронова. Разбитая и печальная. – О чём ты жалеешь? – поинтересовалась я, приблизившись. – Стоит ли говорить о предательстве, что коснулось тебя и Веру? – грустно усмехнулась она. – Я далеко не подарок, однако этот проступок тяготить меня всю мою жизнь. – Если тебя это упокоит, то ты прощена. – О, спасибо, милая. Это действительно для меня важно. И всё же моё главное сожаление кроется в другом, – её морщинистый губы задрожали. – Я жалею о словах любви, что не успела сказать. Жалею о страхах, которые помешали мне когда-то вразумить мужа. Жалею о том, что недостаточно поддержала его в намерении помириться с сыном при жизни. И, чёрт возьми, жалею, что не сделала ту проклятую запеканку, о которой он просил меня долгие месяцы. – И какой вывод ты сделала? – Никогда не бойся, дабы не сожалеть. Страшиться – значит, отрицать жизнь. Я поняла это только в свои семьдесят два. Не повторяй моих ошибок. После разговора с бабушкой я снова заперлась в своей комнате. Приметная тетрадь уже ждала меня на тумбе. Прошло безмала пять минут прежде чем я решилась открыть последнюю страницу. Боже… Сначала меня коснулась радость, ведь она была заполнена, а затем тело разом парализовало, когда в чернильных каракулях я распознала чужой почерк. Мне писал уже не Янис. ГЛАВА#39 – В Мирном есть выходящие? – спросил водитель автобуса, притормозив на выкрашенной в зелёный цвет остановке – безлюдной и заснеженной. – Есть! – выкрикнула я, пробираясь сквозь тесный ряд с накинутой на плечо сумкой. Несколько задетых женщин фыркнули мне в спину, прежде чем я выскочила в распахнутые двери и с жадностью вдохнула станичный воздух. Зимний Мирный выглядел иначе, благороднее, что ли. Ухабистые дороги покрыла белоснежная пелена, во дворах трудились дворники, а фасады домов украшали пёстрые вывески – те, что остались после праздников. Но несмотря на душевные перемены, станица будто опустела. На некогда оживлённый улочках теперь лениво кружил снег, а тишину разбавляла музыка из мегафонов. Что ж, мне не привыкать к сухому приёму… Вернуться в то место, что помогло мне повзрослеть, было однозначным решением. Не прошло и пяти минут, как моя нога вступила на островок воспоминаний, как в душе потеплело. Мурашки пробежали от предвкушения встречи с родными людьми, которые, почему-то, задерживались. Что ж, меня встречали и похуже… Устав томиться в ожидании, я пошагала вдоль дороги, морщась от порывов ветра. Вместе с погодой бушевали эмоции, которые безустанно сменялись. Меня трясло, но не от холода. Волнение, что атаковало каждую клеточку тела, было чувством приятным и в то же время наводило грусть, а затем и вовсе стало тревожным. В голову полезли колючие мысли. А вдруг, меня никто не ждёт? Что, если моё желание вернуться было только моим и невзаимным? Потупив взгляд, я миновала площадь и уже подходила к зданию ДК, как меня окликнул знакомый голос: – Даша! Дашенька! Обернувшись, я увидела маму, которая торопливо пробиралась мне навстречу, размахивая руками, и широко улыбнулась. *** Квартира мамы так же поддалась метаморфозам: новые обои, мебель и занавески. Теперь за дверьми серванта красовались наши совместные фото, а прежде мрачная комната стала светлой и украшенной к моему приезду. Даже выложенные на тарелку блины отличались красивой золотистой корочкой. Но главным всё же оставалась хозяйка дома – похорошевшая и счастливая. – Новая должность тебе к лицу, – сказала я, отметив преображение матери. – Да и квартирка стала уютнее. – Спасибо, милая, – отозвалась она, не перестав заставлять стол сладостями. – Мне тоже нравится твоя причёска. Ты выглядишь чудно. – А вот врёшь ты по-прежнему хреново. – Верно, ведь это чистая правда, – подмигнула она. – Как и то, что я безумно тебе рада. Прости, что не смогла явиться вовремя. С нынешней работой я как белка в колесе… Не верилось, что я снова нахожусь на этой кухне, внимаю воодушевлённые рассказы матери и греюсь от тепла беспрекословной любви. Мне хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, и замедлить время, дабы не спугнуть момент. И пусть здесь всё изменилось, мне это нравилось. Как раньше уже никогда не будет.