– Что насчёт Вени? Он придёт с тобой поздороваться? – спросила мама, закончив с делами. – Я не против, если он поддержит нашу компанию. – Будет как штык. Уже небось слюной истёк, представляя трубочки с варёной сгущёнкой, – хмыкнула я, окинув взглядом угощения. – Ты здорово постаралась. Но меня не покидает ощущение, что я попала на утренник. Вера обречённо похлопала ресницами. – Я облажалась, да? – Ну что ты! Нет! Лучше и быть не могло! Облегченно выдохнув, мама посмотрела на время. – Тогда я пошла в душ, а ты пока отдохни с дороги. Тебе нужны силы, чтобы всех поприветствовать. Они по тебе жутко соскучились. – Они? – скептически усмехнулась я, на что мама виновато поджала губы и, обойдясь молчанием, покинула кухню. Вера успела поделиться всем тем, что стряслось с ней за месяцы разлуки, рассказала о своих успехах и узнала о моих делах, но не завела речь о главном. Она побоялась говорить о Янисе, наверняка посчитав, что меня это заденет. Не хотела сделать больно, поскольку не знала, что я чувствую сейчас. Злюсь или тоскую? Ненавижу или люблю? Забыла или по-прежнему жду? Я и сама не знала правильный ответ. Оказавшись в «своей» комнате, я плюхнулась на кровать, а затем достала дневник Яниса и снова погрузилась в него с головой, как если бы читала любимую книгу. Сейчас его концовка не вводила меня в ужас, ведь теперь я знала, чего от неё ожидать. 24 января, 13:02 Всо будит хорощо! …обещала корявая подпись, оставленная неизвестным автором, которому, очевидно, с трудом давался русский язык. Я до сих помнила, когда прочла её впервые и была готова лишиться сознания. Помнила то душащее чувство, что на мгновение отравило воздух, душу, жизнь. Я вспоминала, как лихорадочно пролистывала белые страницы в надежде увидеть знакомый почерк и небеса меня услышали. Просто сегодня, 00:00 Привет, Ромашка! Это снова я – твой несносный сосед. Но ты можешь смело называть меня Франкенштейном… или Счастливчиком, как нарекли меня врачи. Впрочем, сейчас это неважно. Спешу тебе сообщить, что операция прошла отлично. Уже как несколько дней я чувствую себя хорошо, даже смог прикоснутся к еде. В общем, иду на поправку. Одно лишь трудно: свыкнуться с мыслью, что теперь я нормальный. Но всё это мелочи… Не знаю, сколько ещё продлится стационар, быть может, неделю или месяц, но я сплю и вижу, как возвращаюсь домой. Даже вещи все собрал. А ещё я не уверен, ждёшь ли ты меня? Вспоминаешь или давно живёшь новой жизнью? Смелости не хватит спросить тебя об этом лично, ибо меньше всего я хочу снова тебя потревожить. Сегодняшняя запись последняя. Вскоре я передам дневник человеку, который поможет мне с его отправкой. Это единственное решение, что показалось мне правильным. Дальше выбор только за тобой. А я приму любой. Мы неидеальны, помнишь? И если нам больше не суждено увидеться, хочу попросить у тебя прощения. Пожалуйста, прости, иначе вся эта история с исцелением потеряет всякий смысл. Мама всё ещё принимала ванну, а метель за окном постепенно сходила на нет. Захлопнув тетрадь, я вскочила с кровати и накинула куртку, не в силах больше лишать себя главного – долгожданной встречи с Янисом. Да, я всё знала. Знала, что всё самое страшное позади, и, вопреки сомнениям Яниса, выдвинулась в Мирный при первой возможности. И вот я здесь. Вся та же – влюблённая и изголодавшаяся по родному голосу. Теперь во мне играло два желания: кричать на весь мир, что я вернулась, а после «убить» придурка Долмацкого за то, что заставил меня страдать. Оставалось только найти подлеца. Этот сюрприз он запомнит надолго! Однако, оказавшись возле нужной квартиры, меня снова обдало тишиной. Я колотила по железу трясущимися от переживания руками и слепо верила, что дверь откроется. И только спустя час бессмысленных ожиданий меня осенило, где может находиться хозяин квартиры… Мне было не впервой взбираться на крышу, минуя опасную лестницу, а затем проходить через нечто небезопасное, походящая на миниатюрную, полуразрушенную мансарду, прикрывая руками голову. Но как только я вступила на запорошенную снегом кровлю, поняла, что мой риск бы оправдан. На уже излюбленном месте одиноко восседал Он – силуэт из прошлого. Вразрез с уверенностью, что меня настигнет обморок, я ощутила невероятное спокойствие. То искомое умиротворение, которого мне не хватало все эти месяцы. Ноги сами понесли меня к нему, несмотря на слабость. Мне не хватило десятка шагов, чтобы коснуться парня – меня выдал хруст снега, отчего тот насторожился и резко обернулся. Ну вот и всё. Сложно передать, что творилось в наших сердцах, когда взгляды встретились. Они были полны удивления, радости и диким чувством вины. Лишь спустя секунды я заметила, как изменился Янис. Он окреп в плечах, побледнели синяки под глазами, а из-под плотного капюшона выглядывала тёмно-русая чёлка. Hombre... (Боже…) Моё появление буквально ввело Долмацкого в ступор, а я, эгоистично сочла это за хороший знак. – Теперь я знаю твой секрет, – почти шёпотом произнесла я, найдя силы первой нарушить повисшее молчание. – Ты живёшь по соседству, лазаешь по крышам, вечно исчезаешь загадочным образом, а затем появляешься, когда кто-то настигает опасность. И, наконец, отказываешься от родных тебе людей, наивно решив, что так отгородишь их от неприятностей, – сглотнув болезненный ком, я продолжила: – Признайся, ты и есть Человек-паук? Янис пошатнулся. Уголки его губ дрогнули. – Только скажи, и, клянусь, я прощу тебе всю твою глупость, – договорила на выдохе, тщетно подавляя навернувшиеся слёзы. – Ромашка… – одними губами обвёл он, кинувшись мне навстречу. Мгновение, и меня заключили в объятия – до боли крепкие и до мурашек пылкие. Ещё мгновение, и я ответила тем же. Казалось, время остановилось. Закрыв глаза, я уткнулась носом в родное плечо, жадно вдыхая аромат мяты, по которому смертельно соскучилась. Сердце колотилось в ушах, когда цеплялась пальцами за одежду, за каждый островок тела, в страхе снова его потерять. Лишь сейчас я поняла, как сильно мне его не хватало. Лишь сейчас я поняла, как сильно ему не хватало меня. – Прости, – чуть отстранившись, произнёс Янис. Его одурелый взгляд блуждал по моему лицу, как если бы он смотрел что-то невозможное. Не получив ответа, Долмацкий провёл костяшками руки по моей щеке, а следом зацепил пальцами выбившуюся прядку уже коротких волос. – Тебе идёт, – прохрипел он, улыбнувшись, и я тотчас оттаяла. – Тебе тоже, – ухмыльнулась я, растрепав его «новую» прическу. – Ты вернулась. – Пятёрка за очевидность. – Но… – Лучше помолчи, тупица. Диалог не складывался – всё было ясно без слов. Отбросив все предрассудки, я потянулась к его губам и в один миг стала самой счастливой на свете. Говорят, что загаданные в Новый год желания обязательно сбудутся. Мои же зачастую оставались без ответа. В свои семнадцать я оставалась ребёнком, но не оставляла веру в волшебство праздничной ночи, и прошедшая полночь стала особенной. Моё заветное желание сбылось. И плевать, что вредный дед запозднился с его исполнением. ГЛАВА#40 Отец часто твердил, что любые перемены к лучшему. Стоит только решиться на новую жизнь, как с плеч соскользнёт балласт прошлого, а картина будущего непременно заиграет яркими красками. Теперь я готова ему поверить. В мире, где непросто найти своё место, каждый следующий шаг на пути к новому может сделать тебя до одури счастливой. И всё что тебе остаётся, так это следовать одному лишь правилу: идти только вперёд и никогда не сдаваться. – Эй, просыпайся, – пробивается сквозь сон до мурашек ласковый голос. В каждом прикосновении нарушителя моих снов читается нежность, отчего мгновенно пробуждается сердце. – Пора вставать, Ромашка. Неохотно открываю глаза и вижу родное лицо – улыбчивое, светлое, с лисьей хитринкой во взгляде. Я люблю эти черты, каждый неприметный шрамик, – Я всё пропустила? – задаюсь слегка хриплым ото сна голосом. – Ничего интересного, – загадочно улыбается Янис, аккуратно убирая волосы с моего лица. – Я всего-то поругался с соседом, завёл трёх котов и к чертям спалил кухню. – Что?! Всего лишь трёх? – дивлюсь наигранно, а затем виновато морщу носик. – Прости. Я не думала, что дневной сон затянется так надолго. Эта новая работа меня убивает… – Не выдумывай, Ромашка. Стажировка длилась всего час. – И что с того? Ранний подъём в воскресенье сравним с каторгой. К тому же, у меня был стресс. Думаешь, легко смотреть в огромные глаза таксы, Только глянь, как руки трясутся. – Ты права, – вздыхает парень. – Это слишком бесчеловечно. Чмокнув меня в лоб, Янис просит не задерживаться и выходит из комнаты. Я же мечтательно смотрю ему вслед, по-прежнему не веря, что уже несколько месяцев разделяю с ним быт.