— Похоже, дома никого нет, — прошептала Беате. — А вдруг он экономит электричество? — предположил Харри. Они остановились перед низкими проржавевшими металлическими воротами. — Так что будем делать? — спросила Беате. — Просто постучим в дверь? — Нет. Ты сейчас приготовишь мобильный и подождешь здесь. А когда увидишь, что я устроился под окном, наберешь вот этот номер, — Харри передал ей вырванный из записной книжки листок. — Зачем? — Если я услышу, что в доме зазвонил мобильник, значит, Лев там. — Понятно. Ну а как ты собираешься его взять? Вот с этим? — Она указала на здоровенную черную штуковину, которую Харри держал в правой руке. — А почему бы и нет? — спросил Хари. — На Рогера Персона это произвело впечатление. — Харри, окстись, он же эту штуку видел в полутьме, да еще и в зеркале. — Верно. Но раз нам нельзя брать с собой в Бразилию огнестрельное оружие, придется довольствоваться тем, что есть. — Типа рыболовной лески, прикрепленной к цепочке сливного бачка, и какой-то игрушки? — Это не простая игрушка, Беате. Это Namco G-Con 45, — сказал Харри и хлопнул по пластмассовому пистолету чудовищного размера. — Ты по крайней мере этикетку «Playstation» отдери, — посоветовала Беате и покачала головой. Харри разулся и, согнувшись, быстрым шагом пересек сухое, потрескавшееся пространство между воротами и домом, на котором, по первоначальному плану, предполагалось разбить газон. Он примостился спиной к стене под окном и махнул Беате рукой. Он ее не видел, но знал, что она различит его фигуру на фоне белой стены. Харри поглядел на небо, где Вселенная выставила напоказ все свои звезды. Через несколько секунд из дома донеслись слабые, но вполне различимые трели мобильного телефона. Дворец Доврского деда. «Пер Гюнт». Иными словами, этот малый не лишен чувства юмора. Харри задержал взгляд на одной из звезд и попытался выбросить из головы все другие мысли и сосредоточиться на том, что же ему следует предпринять. Но у него ничего не вышло. Эуне как-то сказал, что если мы знаем, что в нашей Галактике больше солнц, чем песчинок на пляже, то зачем нам гадать, есть ли на них жизнь или нет. Лучше задаться вопросом, мирно ли настроены эти цивилизации. И решить, какова степень риска при контакте с ними. Харри сжал рукоятку пистолета. Именно этот вопрос он только что задал самому себе. Телефон перестал играть мелодию Грига. Харри подождал. Потом он перевел дыхание, поднялся на ноги и пробрался к двери. Прислушался, но в доме стояла тишина, звучали только песни сверчков. Он осторожно взялся за ручку двери, предполагая, что она заперта. Так и оказалось. Харри тихо выругался. Он заранее решил, что в таком случае не сможет воспользоваться эффектом внезапности и им следует подождать до завтра, купить волыны и только потом вернуться на место. Он нисколько не сомневался, что в таком городишке без труда раздобудет пару пушек приличного качества. Но он также прекрасно понимал, что Льву вскоре донесут о случившемся, так что времени у них в обрез. Харри подскочил, когда почувствовал боль от укуса в правой стопе. Он инстинктивно отдернул ногу и поглядел вниз. В слабом свете звезд он различил черную полоску на белой оштукатуренной стене. Она вела от двери на лестницу, где только что стояла его правая нога, и дальше — вниз по ступенькам, где и терялась из виду. Он вынул из кармана электрический фонарик Mini Maglite и зажег его. Это были муравьи — те самые lava ре. Крупные, рыжие, полупрозрачные, они двигались двумя колоннами — одна направлялась по лестнице вниз, а другая — вверх, проникая в дом через щелку между дверью и порогом. Местные муравьи явно отличались от привычных норвежцам, тех, что заводятся в сахаре. Рассмотреть, что они несли, Харри не мог, но насколько он разбирался в муравьях, какой-то груз у них все-таки был. Харри выключил фонарик. И, немного поразмыслив, двинулся восвояси. Спустился с крыльца и направился к воротам. Но на полпути остановился, развернулся и со всех ног бросился к дому. Трухлявая, хлипкая дверь сразу слетела с петель, когда Харри врезался в нее со своими девяносто пятью килограммами и на скорости под тридцать километров в час. Он упал локтем на каменный пол, и резкая боль пронзила руку и отозвалась в затылке. Он лежал в темноте, ожидая выстрела. Так и не дождавшись, поднялся и снова включил фонарик. В узкой полосе света от фонарика он снова обнаружил колонну муравьев, двигавшихся вдоль стены. На затылке под повязкой он почувствовал тепло и понял, что рана опять кровоточит. Посверкивая в свете фонарика, муравьи продвигались по потертому ковру в следующую комнату. Там колонна сразу же поворачивала влево и забиралась вверх по стене. Свет фонарика выхватил край картины из Камасутры. Муравьиный караван продолжал путь по потолку. Теперь они находились прямо над ним. Харри задрал голову вверх, что отозвалось небывалой болью в затылке. Ему пришлось повернуть голову. Чтобы снова отыскать муравьев, он поводил фонариком по потолку. Неужто они и вправду нашли кратчайший путь к пункту назначения? Но не успел Харри подумать об этом, как увидел Льва Гретте. Тело его нависало над Харри, который выронил фонарик и отшатнулся. И хотя ум подсказывал ему, что делать это уже поздно, он, испытывая одновременно шок и приступ тошноты, зашарил руками по полу в поисках Namco G-Con 45. Глава 28 Lava pe Из-за жуткой вони в комнате Беате через несколько минут выскочила на воздух. Харри вышел следом за ней и нашел ее в темноте скрюченной в три погибели. Он сел на ступеньку крыльца и закурил. — А тебе эта вонь нипочем? — со стоном произнесла Беате, у нее текло изо рта и из носа. — Дизосмия, — сказал Харри. — Частичная потеря обоняния. Некоторые запахи вообще больше не чувствую. Эуне говорит, это из-за того, что слишком часто приходилось иметь дело с трупами. Эмоциональная травма и все такое прочее. Беате вырвало. — Прости, — еле выговорила она. — Это из-за муравьев. Мне дурно стало, когда я увидела, как эти гадкие твари заползают в одну ноздрю, а из другой выползают. Будто улица с двусторонним движением. Зачем? — Ладно. Если настаиваешь, я могу объяснить тебе, где в человеческом теле больше всего протеина. — Нет-нет, благодарю покорно. — Ну извини, — Харри бросил окурок на высохшую почву. — А ты, Лённ, молодцом держалась там, в комнате. На видео-то все по-другому воспринимается. — Он поднялся и вернулся в дом. Тело Льва Гретте висело на короткой веревке, конец которой был закреплен на люстре. Ноги его находились примерно в полуметре над полом рядом с опрокинутым стулом. Так вот почему только мухи покушались на труп, не считая желтых муравьев, которые все так же сновали вверх и вниз по веревке. На полу рядом с диваном Беате обнаружила мобильный телефон с подключенным зарядным устройством и сказала, что теперь можно определить, когда у Льва состоялся последний разговор. Харри вышел на кухню и включил свет. На лежавшем на кухонном столе листе бумаги формата А4 он увидел таракана цвета голубой металлик, который задвигал усами в его сторону, а потом быстро ретировался под плиту. Харри взял исписанный от руки лист. Ему доводилось читать всякого рода предсмертные записки, и лишь малая их толика могла считаться образцом литературного творчества. Как правило, прощальные слова представляли собой путаные объяснения, отчаянные крики о помощи или банальные инструкции насчет того, кому завещается тостер, а кому — газонокосилка. На памяти Харри наиболее разумно поступил один крестьянин из Маридалена, начертавший предсмертную записку мелом на стене сеновала. «Здесь висит мертвый человек. Будьте добры, позвоните в полицию. Прошу прощения». Так что письмо Льва Гретте было если не уникальным, то во всяком случае необычным. Дорогой Тронн! Я все никак не мог понять, что он чувствовал, когда плита пешеходного мостика ушла у него из-под ног. Когда перед ним разверзлась пропасть и он догадался, что сейчас произойдет какая-то бессмыслица, что сейчас он умрет ни за что ни про что. Возможно, у него еще оставались дела здесь, на земле. Может быть, кто-то ждал его тем утром. А может, он именно в тот день решил начать новую жизнь. Что касается последнего, то в каком-то смысле он оказался прав. Я не рассказывал тебе, что навестил его в больнице. Явился с большим букетом роз и сообщил ему, что видел все происшедшее из окна, что это я позвонил в «Скорую» и передал полиции приметы пацана с велосипедом. Он лежал на кровати, такой маленький, серый, и благодарил меня. И тогда я спросил его, точно настырный спортивный комментатор: «А что вы тогда чувствовали?» Он не ответил. Он просто лежал под капельницей, опутанный какими-то проводками, и глядел на меня. Потом он снова сказал «спасибо», а санитар предупредил, что мне пора уходить. Так я и не узнал, что люди чувствуют в последний миг жизни. Не знал до тех пор, пока пропасть внезапно не разверзлась передо мной самим. Это случилось не тогда, когда я бежал по Индустри-гате после ограбления. Или когда потом пересчитывал деньги. Или когда смотрел новости. Это случилось в точности как с тем стариком, когда однажды утром я шел по улице без всяких дурных предчувствий и на душе у меня царили мир и покой. Светило солнце, в Дажуде я был в полной безопасности, и у меня появилась возможность отдохнуть и снова позволить себе поразмышлять. Вот я и размышлял. И думал о том, что отнял у того, которого любил больше всех в жизни, ту, которую он любил сильнее всех на земле. О том, что у меня есть два миллиона и на них вполне можно жить, только ради чего? Эта мысль пришла мне в голову сегодня утром. Я не жду от тебя понимания того, что я совершил, Тронн. Что ограбил банк, что она меня узнала, что я оказался заложником игры, имеющей свои собственные правила, которым нет места в твоем мире. Не жду я и того, что ты поймешь поступок, который мне сейчас предстоит совершить. Но я надеюсь, ты поймешь, что и от этого можно устать. От жизни. Лев. P.S. В тот раз, Тронн, я не придал значения тому, что старик благодарил меня без улыбки. Но вспомнил об этом сегодня. Так, может, все-таки никто не ждал его тогда, и нечего ему уже было делать на земле. Может, он просто почувствовал облегчение, когда перед ним разверзлась бездна и он понял, что ему не придется самому лишать себя жизни. Харри вернулся в комнату и увидел, как Беате, стоя на стуле рядом с трупом Льва, пытается разогнуть один из окостеневших пальцев покойника, чтобы приложить его к внутренней стороне блестящей металлической коробочки. — Черт! — воскликнула она. — Я все это хозяйство в номере на солнце оставила, вот губка и высохла. — Если не сумеешь как следует снять отпечатки, воспользуемся, так сказать, пожарным методом. — И в чем его суть? — Погибая от огня, люди автоматически сжимают руки в кулак. Иногда даже у полностью обгоревших трупов на кончиках пальцев сохраняется достаточно кожи, чтобы снять отпечатки. Бывает, что пожарным приходится отрезать палец и передавать его судмедэксперту. — Это называется опознанием трупа. Харри передернуло: — Посмотри на другую руку — на ней одного пальца не хватает. — Я видела, — сказала Беате. — Похоже, его недавно отрезали. Что бы это значило? Харри подошел ближе и посветил фонариком: — Рана не зажила, а крови почти нет. Выходит, он долго здесь провисел, пока у него палец не отрезали. Кто-то сюда заходил и убедился, что парень сам сделал за него работу. — Кто же? — Видишь ли, в некоторых странах цыгане наказывают воров, отрезая у них палец, — ответил Харри. — Если те обворовали цыган, прошу заметить. — По-моему, отпечатки отличные получились, — сказала Беате и вытерла со лба пот. — Обрежем веревку? — Нет, — возразил Харри. — Сейчас осмотримся, приберем за собой и смоемся. Я видел телефонную будку на главной улице. Позвоню в полицию, не представляясь, и дам отбой. Когда вернемся в Осло, ты сюда позвонишь и попросишь прислать нам акт судмедэкспертизы. Не сомневаюсь, что он умер от удушья, но меня интересует, в котором часу наступила смерть. — А что делать с дверью? — Да ничего. — Как у тебя затылок, болит? Повязка вся красная. — Не беда. Хуже с рукой — я на нее приземлился, когда дверь вышибал. — Сильно болит? Харри осторожно поднял руку, и лицо его исказила гримаса: — Не болит, пока она в покое. — Скажи спасибо, что не страдаешь сетесдальской трясучкой. Двое из троих, находившихся в комнате, рассмеялись, но смех быстро утих.