Глава 38 Fusiform gyrus Том Волер протянул подарок, но постарался обойтись без прикосновений, отметив, как боязливо она держится, словно антилопа, почуявшая запах хищника. Он прошел мимо нее в гостиную и расположился на диване. Она последовала за ним и остановилась посреди комнаты. Он огляделся. Жилье свое она обустроила примерно так же, как и другие молодые женщины, в чьих квартирах ему частенько доводилось бывать: на свой лад, но безвкусно, уютно, но без изюминки. — Откроешь? — спросил он. Она сделала, как он сказал. — Компакт-диск, — растерянно произнесла она. — Это не просто диск, — поправил он, — это «Purple rain».[58] Поставь его, и все поймешь. Волер внимательно разглядывал ее, пока она возилась со своим убогим музыкальным центром, который она и ее сестры по полу называют стереосистемой. Фрекен Лённ красивой в прямом смысле слова не назовешь, может быть, по-своему обаятельной. Формы у нее не ахти — подержаться не за что, но тельце стройненькое и упругое. И ей нравилось то, что он выделывал с нею, она даже проявляла интерес к грубому сексу — в разумных пределах. Во всяком случае, в предварительных раундах, когда он слегка сдерживал себя. Да-да, они не ограничились одним свиданием у него дома. Что, собственно говоря, удивительно, ведь она совсем не в его вкусе. Но как-то вечером, когда он отодрал ее по полной программе, она, как и большинство женщин, с которыми он встречался, не вполне восприняла правила игры. В определенной мере это ему нравилось, но обычно приводило к разрыву. Вообще-то оно ему только на руку. А Беате еще пусть спасибо скажет. Ей и вовсе могло не поздоровиться. За несколько дней до этого, когда они лежали в его постели, она вдруг рассказала, где видела его в первый раз. — На Грюнерлёкка, — сказала она. — Дело было вечером, ты сидел в красной машине с опущенным стеклом, а мимо проходили толпы людей. Это случилось прошлой зимой. Слова ее Волера ошеломили. В особенности потому, что, если память ему не изменяла, прошлой зимой в вечернее время он был на Грюнерлёкка только в ту субботу, когда они ухлопали Эллен Йельтен. Заметив, как у него изменилось лицо, она сказала с торжествующими нотками в голосе: — Я лица хорошо запоминаю. Fusiform gyrus. Это такая извилина в мозгу, благодаря ей человек запоминает лица. А у меня она развита до чрезвычайности. Меня в кунсткамере надо показывать. — Наверное, — сказал он. — А что ты еще запомнила? Он приподнялся на локтях, наклонился над ней, провел большим пальцем по горлу. И почувствовал, как кровь у нее в жилах забилась, точно у насмерть перепуганного зайчишки. Или, может, это у него пульс участился? — Так ты, наверно, и того мужика запомнила? — спросил он, начиная прикидывать, знает ли кто, что она была здесь сегодня вечером. Не проболталась ли она кому-нибудь об их отношениях, хотя он ее предупреждал? Есть ли у него мешки для мусора в кухонном шкафу? Она повернулась к нему и удивленно улыбнулась: — Что ты имеешь в виду? — Ты узнаешь того мужика, если, к примеру, тебе покажут его фотографию? Она посмотрела на него долгим взглядом. Осторожно поцеловала. — Ну? — спросил он и выпростал другую руку из-под одеяла. — М-м. Нет. Он стоял спиной ко мне. — Но может, помнишь, как он был одет? Я имею в виду, на случай, если тебя попросят опознать его. Она покачала головой: — Веретеновидная извилина помогает запоминать только лица. В остальном мой мозг функционирует совершенно нормально. — Но ты ведь запомнила цвет машины, в которой я сидел? Она засмеялась и прижалась к нему: — Наверное, потому что мне понравилось то, что я увидела. Он медленно убрал руку у нее с шеи. Два дня спустя он проверил ее по всем пунктам программы. И ей не понравилось то, что она видела. И то, что слышала. И то, что чувствовала. Dig if you will the picture of you and I engaged in a kiss — the sweat of your body covers me…[59] Беате приглушила звук. — Чего ты хочешь? — спросила она и опустилась в кресло. — Я же сказал. Попросить прощения. — Ты уже попросил. Так что подведем под этим черту. — Она демонстративно зевнула. — Я вообще-то лечь собиралась, Том. Он чувствовал, как его начинает обуревать гнев. Не тот, что огненно-красной лавой сметает все преграды и ослепляет, а тот, что, вздымаясь белой лавиной, придает мысли ясность и силу. — Отлично. Тогда перейду к делам. Где Харри Холе? Она рассмеялась. Принц сорвался на фальцет. Том закрыл глаза, чувствуя, как наливается силой от бешенства, словно наполнившего его сосуды ледяной освежающей водой: — Харри звонил тебе в тот вечер, когда исчез. Он переслал тебе сообщения. Ты его связная, единственный человек, на которого он сейчас может положиться. Так где он? — Я и вправду очень устала, Том. — Она поднялась с кресла. — Если у тебя еще есть вопросы, на которые ты не получишь ответа, то давай отложим этот разговор на завтра. Том Волер не тронулся с места: — У меня сегодня случился разговор с охранником в «Ботсене». Харри побывал там вчера вечером, из-под носа у нас улизнул, хотя мы всю уголовку на ноги подняли. Ты знала, что Харри заодно с Расколем? — Ума не приложу, о чем ты говоришь и какое все это имеет отношение к делу. — И я тоже, но предлагаю тебе присесть, Беате. И выслушать короткую историю; мне сдается, она заставит тебя посмотреть на Харри и его друзей иными глазами. — Ответ будет отрицательный, Том. Уходи! — Даже если эта история связана с твоим отцом? Он заметил, как у нее дрогнули губы, и понял, что он на верном пути. — У меня есть источники — как бы это сказать, — недоступные простым полицейским, вот почему мне точно известно, что произошло, когда твоего отца застрелили в Рюене. И кто убил его, тоже известно. Беате напряженно уставилась на него. Волер рассмеялся: — На такое ты не рассчитывала, верно? — Ты лжешь. — Отца твоего убили из «узи» шестью выстрелами в грудь. Согласно рапорту, он вошел в банк для переговоров с грабителями один и без оружия, следовательно, никаких аргументов у него не было. Он мог добиться только того, что грабители разнервничаются и еще больше ожесточатся. Вопиющая ошибка. Непостижимая. Особенно если учесть, что твой отец славился своим профессионализмом. Но на самом деле с ним был напарник. Многообещающий молодой инспектор, у которого впереди блестящая карьера. Но он никогда не сталкивался с ограблением банка live,[60] во всяком случае с налетчиками и настоящими пушками. В тот день он предложил отвезти твоего отца домой после работы, поскольку всегда старался оказаться в обществе начальства. Так что отец твой подъехал в Рюен не на своей машине, о чем в рапорте не говорится. Ведь когда вам с мамой сообщили о случившемся, машина стояла у вас в гараже, верно, Беате? Он заметил, как у нее на шее набухла и посинела артерия. — Черт бы тебя побрал совсем, Том. — Иди сюда и послушай папочкину сказочку, — сказал он и хлопнул рукой по лежавшей рядом с ним думке. — Потому что я буду говорить очень тихо, а тебе, честно говоря, следует ее запомнить. Она непроизвольно приблизилась к нему на шаг, но остановилась. — О'кей, — сказал Том. — Случилось так в тот день… когда это произошло? — В пятницу, третьего июня, в четверть четвертого, — прошептала она. — Ну да, в тот июньский день. Они услышали сообщение по радио, банк оказался неподалеку, они подъехали и заняли позицию с оружием в руках. Молодой инспектор и умудренный опытом старший инспектор. Они действовали по инструкции, ждали подкрепления или хотя бы того момента, когда грабители выйдут на улицу. Но тут вдруг в проеме двери появился один из грабителей, приставив к виску сотрудницы банка дуло автомата. Он выкрикнул имя твоего отца. Грабитель увидел их через окно и узнал старшего инспектора Лённа. Он заявил, что женщине вреда не нанесет, но им нужен заложник. Так что если Лённ согласится занять ее место, то все о'кей. Но в таком случае он должен оставить оружие и войти в помещение один. И что же делает твой отец? Он начинает соображать. А соображать ему надо быстро. Женщина в шоке. А люди от шока умирают. Он подумал о своей жене, твоей матери. Июньский день, пятница, наступают выходные. И солнце… светило солнце в тот день, Беате? Она кивнула. — Он представляет себе, какая духота стоит сейчас в помещении банка. Он в жутком напряжении. В панике. И наконец решается. На что же решается твой отец, Беате? — Он входит в банк, — прошептала Беате, чувствуя комок в горле. — Он входит в банк, — Волер понизил голос. — Старший инспектор Лённ входит в банк, а молодой все ждет и ждет. Ждет подкрепления. Ждет, когда из помещения выйдет женщина. Ждет, когда кто-нибудь скажет, что ему делать или что это сон, учения и он может отправляться домой, ведь сегодня пятница и солнышко светит. А вместо этого он слышит… — Волер прищелкнул языком. — Твоего отца отбрасывает на входную дверь, она открывается, он падает на порог. С шестью пулями в груди. Беате медленно опустилась на стул. — Молодой инспектор видит тело старшего инспектора, и до него доходит, что это не учения. И не сон. Что у грабителей настоящие автоматы, и они хладнокровно застрелили полицейского. Его охватывает такой страх, какого он никогда не испытывал ни раньше, ни позже. Он читал об этом — у него были хорошие оценки по психологии. Но теория поверяется практикой. Он впадает в то паническое состояние, о котором так здорово написал в ответе на вопрос экзаменационного билета. Он бросается в машину и жмет, жмет, жмет. И наконец приезжает домой, где молодая жена встречает его на лестнице и упрекает за опоздание к обеду. Он, точно нашкодивший школьник, без возражений сносит нагоняй, обещает, что такого больше не повторится, — и они садятся за стол. После обеда они смотрят новости, и телерепортер сообщает, что во время ограбления банка погиб полицейский. Что твой отец умер. Беате закрыла лицо руками. Все словно бы вернулось вновь. Весь тот день. С круглым, словно удивленным солнцем на бессмысленно безоблачном небе. Она тоже думала, что ей это приснилось.