Замдекана снова щелкнул пальцами, и упырь, обезумев, бросился на девушку. Дзынь! Фыр! Плюх! Василиса отошла, стирая грязь со штанов, а останки упыря отлетели прямо под ноги появившемуся в дверях юноше — светленького, тоненького и такого миловидного, что на раз-два с девчонкой спутаешь. Что-то в нем было от одуванчика — наверное, пушистые густые волосы. Прямо как цветочек! Он посмотрел на упыря, на Василису — особенно на ее сковородку. И выдал: — Э-э-э… — О, замечательно! — заявил толстячок, появляясь в дверях кабинета. — Эрик, ты удивительно вовремя. Вот, принимаем новую студентку на твой курс. Как думаешь, сдала она вступительный экзамен? — Э-э-э? — беспомощно протянул бедный Одуванчик. Василиса свирепо уставилась на него, раскручивая сковородку. Глаза Одуванчика неотступно следили за ней. — Ну что ты, Эрик? Будешь учить нашу прекрасную даму? — Ай! — сглотнул Одуванчик. И выдохнул: — А без этого никак? — Мой-с-с-с дорогой, — прошипела госпожа Серпентина, появляясь в коридоре и отодвигая обоих мужчин — замдекана с ректором — к стене. — Ты напиш-ш-шал программу курс-с-са? — Э-э-э?! — снова завелся Одуванчик. Василисе даже сквозь презрение стало его жалко. Чего «э-э-э»-то? — Вот, дорогая, познакомьтесь, — улыбнулся ректор, обращаясь к Василисе. — Это ваш будущий куратор. Он будет вести у вас практикумы. — И теорию неш-ш-шити, — вставила госпожа Серпентина, и Василиса уставилась на ее ноги. Точнее, на их отсутствие — вместо ног у госпожи был змеиный хвост. И начинался он еще в кабинете. — Но я уже веду теорию нежити у некромантов! — выпалил Одуванчик. — И у целителей! И даже у чаровниц! — Ты ш-ш-то-што имеешь против-с-с-с? — просвистела госпожа Серпентина. Одуванчик как-то сразу сник. И пролепетал: — Мне бы в субботу днем отгул взять… — Заш-ш-шем? — Матушка попросила… «Какой слизняк», — подумала Василиса и отвернулась. Слабых мужчин она презирала — а этот был еще и жалким. — Тогда иди-с-с-с, — разрешила госпожа Серпентина. — Я с-с-сделаю тебе с-с-сзамену… Пос-с-смотрим-с-с-с. — Спасибо, — вздохнул Одуванчик и, тоскливо глянув на Василису, поскорее исчез из коридора. — Его матушка уже третью жалобу императору подала, — словно между прочим сказал замдекана, когда дверь за Одуванчиком закрылась. — И тот обещал разобраться. Толстячок ректор хмыкнул. — Господа, давайте вернемся в кабинет? Там чай остывает… Все последовали его примеру, а замдекана продолжал говорить, обращаясь к нагине: — Госпожа Серпентина, может… Что, у нас других специалистов нет? — Не мош-ш-шет, — прошипела госпожа. — Нет-с-с-с. — Но император, госпожа Серпентина… Нагина резко обернулась и рявкнула в лицо замдекана: — Это — моя вотш-ш-шина! Мое! С-с-с! И никакой-с-с-с император-с-с-с мне не укас-с-с! — Но… — Примерно то же ответит его величество мадам фон Цветкофф, — вставил ректор, снова устраиваясь в кресле и подливая себе и нагине еще чаю. — Точнее, конечно, его секретарь. Успокойся, Кристоф, и запомни: не стоит без нужды злить женщину. — И подмигнул Василисе. Та, помахивая грязной сковородой, нахмурилась. — Что ж, дорогуша, вы приняты, — продолжал ректор. — Между прочим, отец не будет вас искать? — И посмотрел на Василису так внимательно, что той стало не по себе. — Будет. Замдекана, севший за стол и зарывшийся в бумаги, страдальчески поморщился, словно у него прямо сейчас вдруг заныл зуб. — И? — поднял брови ректор. Василиса посмотрела на него в упор. — Не найдет. Ректор хмыкнул и протянул: — Ну, тогда конечно… Кристоф, что ты там копаешься? Заводи дело на нашу беглянку, и давайте уже отпустим девочку обживаться. Дорога дальняя была, лягушкой от Корчаковских болот прыгать долго, да? Василиса промолчала. А спустя пару минут замдекана нашел нужную папку, вытащил чистый свиток и глянул на Василису. — Имя? — Вася. — Вася? — поднял брови замдекана. — Вася. Замдекана кое-как сдержал улыбку и сделал пометку в свитке. — Чудесно. Род? — Женский. За вторым столом хихикнул ректор, и даже нагина сдержанно улыбнулась. Замдекана снова отвлекся от свитка и поднял взгляд на Василису. — Да, это мы как-то уже поняли. К какому роду вы принадлежите, моя дорогая? «Фон», «де», «ви»… Василиса дернула губой. — Безродная я. Ректор снова поперхнулся чаем и выдавил: — Да уж, безродная… Всем бы такими безродными быть… Но Василиса бросила на него не менее внимательный взгляд, и ректор, отмахнувшись, вернулся к чаю. — Ладно. Напишем тогда «фон Безроднофф», — пробормотал замдекана. — А пош-ш-шему тогда «фон»-с-с-с? Выс-с-сший род-с-с-с? — прошипела нагина. Улыбалась она весьма зловеще. — Потому что мы что-то подозреваем, — замдекана кинул взгляд на ректора. — Но не говорим что. — А может, тогда «фон Анонимус»? — предложил тот. — Я уже записал, — отрезал Кристофер. — Так… Возраст? — Шестнадцать, — отозвалась Василиса. — Предыдущее место жительства? — Болото. — Какое? — Корчаковское.