В шесть утра ее разбудил звонок в домофон: – Это я. – Кто я? А, я поняла, заходи. – Купил? – встретила она меня через несколько минут на пороге. – Что? – Сигареты. – Да, купил, – протянул я ей пакет с шампанским. – Только курить уже неохота. – Вот и мне тоже расхотелось. Я весь вечер тебя прождала, на стол накрыла. – Я запутался в ваших домах, они все одинаковые. – Я знаю, твой любимый фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Ладно, проходи. – Еще телефон сел, как назло. – Чай, кофе, потанцуем? – Это было нелегко. Сколько квартир я обзвонил, если бы ты знала. – Секс по домофону, – едко пошутила Полина, заглянув в пакет. – Тебе смешно. – Знаешь, какой самый безопасный секс? – поставила она на пол мой джентельменский набор. – Секс, которого не было. Гражданский брак i_013.jpg – Я не верю в случайные связи. Мое сердце не гостиница. Там нет номеров на ночь. Сколько раз я повторяла про себя эту фразу, стоя перед зеркалом и лежа в кровати, но его сильные теплые точные пальцы, спускались и поднимались, они знали куда идут и зачем, они искали меня, настоящую. Нашли, чтобы убить удовольствием. Я истекала прозрачной кровью, я умирала от любви. Они уходили и возвращались вновь, перебегая от одной точки к другой. Оставляя фото жертвы на память. Точка здесь не одна, как кажется обывателю, и не две, и даже не четыре, как кажется профессионалу, их тысячи. Многоточие – вот что является главной силой любви. Туризм – это тоже своего рода секс, мы забираемся все дальше, все глубже, иногда в самую клоаку и стимулируем, чтобы получить как можно больше наслаждений. При сильном возбуждении ткани души начинают сильно сокращаться и приносят удовольствия. Двигаемся от одной стенки к другой, быстро, медленно, замираем, останавливаемся, ищем ракурс. Ищем эрогенные зоны, стимуляция которых дает нам полный спектр эмоций и переживаний, любви и привязанности к городу, доставляя особо острый и яркий оргазм – культурный. Сытые и пьяные от любви, мы валялись в постели, то касаясь друг друга, то политики и искусства: – О чем думаешь? – Как же мне повезло. – Как? – Сказать тебе правду? – Да. – Очень просто. Хочешь познакомиться с девушкой, выйди в парк с собачкой. – Ты знал? – Что? – Мужчины с собачками так же привлекательны, как дамы с собачками. – Почему? – Они внушают безопасность и доверие. – Не всегда, конечно, так получается, как планируешь, но тем не менее жизнь не может состоять из одних минусов, потому что они пересекаются и дают плюсы. Бесконечность по сути тоже минус, пересеклась с другой похожей, оп, плюс еще одна вселенная. К чему я клоню? Плюсы демократии и технологий повлияли на искусство. Теперь каждый сам себе искусствовед, и каждый пытается оставить след на мировом холсте. Толпа съела индивидуальность. – А шредер – холст. Слышали эту историю? Так что можно нарисовать и пустить холст через шредер. – Или не резать, оставить просто холст, потому как всякий мазок уже грязь, чистотой ты вроде как уже что-то сообщаешь. Но сегодня даже к чистоте есть претензии, чистота не стерильна, поэтому дело дошло до того, что собственное тело используют вместо красок и материалов. Кто-то прыгает с небоскреба на холст, а другие соскребают и рисуют этой гуашью. Художники делают из себя объект искусства. Я весь художник. – Художники всегда были высокого мнения о себе. Не правда ли? – улыбнулась Анна. – Правда. А что может быть дальше правды? За правдой? А дальше только эпатаж, где-то распяли на кресте парня, он сознание потерял прямо в образе. – Анти-Иисус. – Точно. Каждый ищет свой язык выражения. – Как ты нашел свой язык в живописи? – Чисто случайно. Встретил примерно так же случайно, как встретил тебя. – На улице? – В России есть такая организация – Союз художников. Она – как зеленый свет для художника, она выставки, она мастерские и прочие блага. Но я не состоял в союзе, поэтому шансов особенно не было. Мои картинки реализма их не вдохновили. Принесите что-нибудь еще, если у вас есть. Дали мне неделю. А что еще? Я по-другому не умею, решил в этот день напиться, набрал вина. Как сейчас помню, «Портвейн» три семерки. – Три семерки? – повторила Анна. – Это не тот портвейн, что в Португалии, это из того, что было. Пойло, одним словом. Сел на берегу Москвы. Пароходики ходят, красиво. Пробка у вина пластиковая, ты таких не видела, наверное. Стал открывать канцелярским ножом и так сильно порезал руку, что можно было подставлять стакан. Сухожилие порезал, наложили швы, шину. Время шло, я взял кисть в левую руку, в буквальном смысле нарисовал то же самое, что было у меня. Несколько пейзажей нашего светлого будущего. Получилось ярко, толсто, непонятно и насыщенно. Все как у детей. – Взяли? – А то. – Дети искреннее взрослых, значит твоя левая рука тоже оказалась ближе к детству. – Ну да, она же занимается другими вещами, чем правая. – У левой меньше прав. – Как вообще понять, чем заниматься в жизни? – В каждом что-то есть. Главное понять, что ты можешь делать лучше, чем все остальное, – вот это и делай, и не ведись на провокации, типа не престижно, не востребовано. – Рисково. А где шампанское? – улыбнулась Анна. – Вот именно, ждешь его, ждешь, а его все нет. Где эти презентации с дорогими девушками и уважаемыми людьми. Так что художник рискует. Не факт, что ты тот самый талант, который должен выстрелить. Рискуешь чуть ли не всей своей жизнью. Не в смысле смерти, а в смысле судьбы, как жизнь сложится, что будет вычтено, на что умножено и кем поделено, а что останется в итоге? – Поделено будет наследниками, – пошутила Анна. – Это я точно знаю. – Наследники ничем не рискуют. Это художник готов за идею пойти в тюрьму, мучить себя, издеваться над собой. – Разве он преступник? – Конечно, он же постоянно преступает, то мораль, то понятия. Помнишь, Гойю, который бежал от инквизиции во Францию. А всего-то нарисовал обнаженную маху. – А убийцу можно считать художником? – Ну и вопросики у тебя. Анти-художником, – улыбнулся Борис. Ты, наверное, знакома с таким понятием как синдром Вертера. Вот Гёте можно считать художником в литературе, безусловно. Но именно его роман «Страдания юного Вертера» запустил по Европе волну подражающих самоубийств. Художник не всегда добрый самаритянин, чаще – злой гений. А как написал Карамзин? Сотни девушек бросились в воду вслед за бедной Лизой. Дело дошло до того, что у водоемов пришлось ставить столбы с надписью: «Здесь в воду кинулась Эрастова невеста, топитесь, девушки, в пруду довольно места». Все творцы – провокаторы. Просто у кого-то это получается лучше. Что-то и правда шампанского захотелось, может, выйдем, пройдемся до ближайшего бара, – взглянул Борис на Анну, которая лежала с закрытыми глазами. – Что там за веками? Какие мысли? Какие картинки? После этого вопроса веки ее резко распахнулись, Анна вскочила с постели и надела на себя платье: – Я готова. * * * – Спасибо, Муха, за вовремя поданную косточку. Может, пойдем на асфальте полежим, вроде прогрелся уже, помечтаем. – Не знаю, ты думаешь, они еще долго там будут миловаться? – Ой, я тебя умоляю, в прошлый раз помнишь, сколько мы их ждали, аж замерзли. – Думаешь, чувства? – Да, брось ты. Гражданский брак. – Это как? – Когда встречаются женщина с низкой самооценкой и мужчина с нулевой решительностью.