– А что такое низкая самооценка? – Двойка по собственному достоинству – Мне казалось твой такой решительный весь. – Пыль в глаза. Одни только разговоры о высоком, об искусстве. Возвышающий обман. – И что делать? – Ну, надо твоей хозяйке исправлять самооценку. – Надо, а как? – Заново влюбиться в себя. – Ладно, попробую ей намекнуть. С другой стороны, если они вдруг разбегутся, то нашим встречам конец. Мне бы не хотелось. Начну скучать, скулить, чего доброго выть по ночам. – Значит, так и будут по отелям скитаться. – Так ты теперь у этого в квартире живешь? – Ну, пока да. Надо же ему с кем-то гулять, пока они встречаются. – А что с цирком? – Жизнь бродячая надоела, да и дрессировщик тоже. Шарика за сахар не купишь, пусть поищет себе другого дурака! В общем, откусил я ему эту руку, которая меня кормила, так и бежал потом без оглядки из цирка: в зубах рука, в руке сахар. – Отчаянный ты, Шарик, хотя правильно, пусть люди работают, им за это платят. – Вот ты мне объясни, Муха, – завелся Шарик. – Неужели так трудно научиться доставать из кармана сахар? – Конечно, Шарик. Это же его сахар. – Знаешь, в чем его ошибка, да и других тоже? Им кажется, что это они нас дрессируют. На самом-то деле это мне приходится выполнять кульбиты, чтобы он просто протянул руку с куском рафинада. Муха зашуршала в кармашке и достала кусок сахара: – На, Шарик, успокойся. – Спасибо, добрая душа. – Скажи еще, что я лучше поддаюсь дрессировке, чем люди, – рассмеялась веселым лаем Муха. – Пойдем лучше в парк. День обещает быть жарким, а там тенек. – С тобой хоть на край света, – проглотил рафинад Шарик. – Но, по-моему, там ремонт, – почесал он задней правой свои худые ребра. – Тем лучше, народу меньше. – Тогда догоняй, – рванул он навстречу парку. – С тобой бежать одно удовольствие, – трусила рядом с Шариком Муха. – А лежать – другое? – Ой, и не говори. – Сколько же здесь столбов, этак у меня на всех не хватит. – Ладно, тебе ли жаловаться. Куда думаешь теперь податься? – Собираюсь на границу пойти служить, если пройду медкомиссию. – Может, лучше сразу за? – А там видно будет. – Ты, кстати, слышал, тут конкурс объявили в отряды космонавтов. – Нет еще, а где это? – Здесь рядом, в клубе «Собака вдруг человека» кастинг проводят. – Ты уже сбегала? – Завтра собираюсь. Хочешь, побежим вместе? – Не знаю, в космос меня что-то не тянет, темно там и скучно. Кроме звезд ни одной живой души. А мне же общение нужно, – прошмыгнул сквозь прутья железной ограды Шарик и затем галантно помог это сделать Мухе. На парке не было лица… Он действительно был в ремонте. Его прическа, взъерошенная рытвинами и канавами, лишний раз напоминала о беспорядке внутри. Людей почти не было, только воронье кружилось вверху, покашливая. Оно уже вывело птенцов и теперь учило их летать. Шарик с Мухой припарковались рядом, молодые, счастливые: его мужество отливало сиренью, ее женственность отсвечивала одуванчиками. – Шарик, у меня к тебе только один вопрос: что в отношениях, на твой взгляд, является главным? – Нежность, – перевернулся на спину Шарик и закрыл глаза солнцу. – Да, женщина – душа, что ищет удовольствие телом, – согласилась Муха, погладив себя лапой по пузу. – Это, пожалуй, самое важное, больше всего не люблю, когда грубо и сразу в душу… Черт! Вот, что я говорила, – начала стряхивать с себя что-то Муха. – Отложила мне прямо на голову, как будто хотела засрать мой мозг. «Если бы не его отсутствие», – пошутил про себя Шарик и добавил вслух: – Хорошо, что ты оставила его дома. – Смешно тебе, – терлась о траву пузом Муха. – Вообще, это считается хорошей приметой. – Вряд ли ты хотел бы оказаться на моем месте, – все еще избавлялась от следов чужих экскрементов Муха. – Отомстил бы хоть за даму, – досталось и Шарику за равнодушие. Шарик лениво встал на лапы и так же лениво кинулся лаять на ворону, которая спустилась с небес и, посмеиваясь, вышагивала рядом. Как только Шарик пересек воображаемую границу безопасности, она вспорхнула и крикнула ему что-то сверху. Вскоре парочка забыла об инциденте, продолжая валяться в тени жарких лучей солнца, не обращая внимания, что кусок природы был на ремонте. Деревья выражали чувства, шелестя листвой. Недалеко от них за решеткой сидел Чернышевский, грустный, с вечным вопросом «Что делать?». Он еще не знал, что ему дали пожизненное. Но несмотря на это, ему крупно повезло, некоторые отбывают срок стоя. Редкие прохожие не обращали на это внимание, как и на Муху с Шариком. Кто-то шел по своим делам, иные убивали безделье. Шарик наблюдал за молодым человеком, который чудом здесь встретил старого приятеля, изо рта у обоих воняло лестью: они обменялись ею по поводу внешнего вида. – Какие любезные, – восхищалась Муха. – Плевал я на любезность. Даже парк пытался меняться, а люди – нет, и в жару ходят в масках, – прокомментировал Шарик. – Успокойся, – жмурилась от удовольствия Муха. – Внешний мир настолько разнообразен, насколько ограничен внутренний. – Ты за этим в космос собираешься? – Да, я все время мысленно общаюсь со звездами по ночам. Посылаю им сигналы, только отсюда их не достать. – Зачем тебе звезды? Они же тупые, лживые и корыстные, у них кроме денег в голове ничего. – А я бы хотела к ним поближе. Только конкурс, говорят, сложный. По подиуму надо пройтись. Сколько ни пробовала, все на бег перехожу. – У тебя фигура хорошая, должны взять. – Там творческие нужны. Которые умеют создавать атмосферу. Там же ее нет – Не смеши. Знаю я эти кастинги. Твой-то как? Отпустит тебя в космос? – Ты про Бобика? Прогнала я его, свободная теперь сука. Как он меня достал! Ни денег, ни внимания, собачились постоянно. – Вот как? А кем он работал? – В метро стоял с одним хмырем. Точка у них там, частное предприятие «Пятая нога». Может, видел, они с табличками и с ведрами в зубах на жалость давят. – Вроде денежное место – метро. Но там тоже конкуренция, каждый со своим отверстием для денег. – Да, если бы не поезда… Он как поезд увидит, так и срывается. Издержки воспитания, у него же родители всю жизнь на цепи просидели. Уволили как профнепригодного. – Тяжело расходились? – Я до сих пор не знаю, что со мной происходит в этой жизни, я не нахожу себе места. – Да, место – это важно. Говорил тебе – ищи мужика с квартирой. Так ты теперь одна живешь? – С сыном. Спасибо хозяйке, взяла из приюта на передержку. – Это что? – Один из видов одиночества, когда людям скучно одним. – Не скучно? – Некогда, щенок весь в папашу, тоже все на приключения тянет. Связался с каким-то ультраправым движением, вот и митингуют у НИИ им. Павлова за свободу условных рефлексов. Боюсь я, как бы его туда не забрали. Может, ты с ним поговоришь, Шарик? – Посмотрим. Посмотрим что-нибудь вечером?