Маша говорила, что Нюта круглая дурочка. Пользоваться надо, пока мужчина перьями как павлин трясёт, принимать подарки, радоваться, но Нюта не могла. Коля – не бизнесмен, не миллионер, всего лишь лейтенант, живущий в общаге. Зачем же тратиться? Разве могла Нюта думать иначе, если росла в офицерской семье? Это сейчас капитан Кузнецов хорошо получал, мог позволить себе отобедать в ресторане, отдыхать на Чёрном море в дорогом отеле, купить жене шубу. Нюта отлично помнила другие времена, когда жалование не платили, давали только паёк из жёлтого, перемороженного минтая, круп и подсолнечного масла. Помнила времена, когда для офицеров Северного флота лакомством был обычный картофель. Об апельсинах не приходилось и мечтать. Помнила холод в квартире, как вылетали пробки из-за обогревателей, и что спала между родителями, потому что так теплее. Знала, насколько маме приходилось экономить, поэтому и выросла такой – слишком рачительной. Выходило, либо снова гулять по улицам, либо сидеть в детском кафе, либо… Не было больше никакого «либо». Раз в неделю работал дом офицеров, выступали ансамбли самодеятельности, вечером были «танцы», только на те танцы никто никогда не ходил, кроме срочников, которым всё равно, где проводить время, лишь бы не в казарме. Нюта посмотрела на сотовый, хотела написать сообщение Коле, что придёт к нему в общежитие, поняла, что язык не поворачивается, пальцы не поднимаются и вообще – напишет, потом передумает, только зря расстроит Колю. Быстро натянула свитер, джинсы, выскочила в коридор. – Куда? – вышла из кухни мама, посмотрела внимательно на Нюту. – Гулять, – буркнула Нюта, спрятав взгляд. – Гуляла бы в своей комнате, – многозначительно сказала мама. – Никто мешать не будет. – Ага, – пролепетала Нюта, не зная, куда деваться от стыда. Маме она ничего про Колю не рассказывала. Не находила слов, было неловко, стыдно даже. Собиралась окончить институт, уехать в Москву, потом под пальмы, и вот – встречается с лейтенантом подводного флота, успела принять кольцо и согласиться выйти замуж. С ума сойти! Нюта сама не помнила, как оказалась на крыльце общежития. Не раздумывая, поднялась на третий этаж, остановилась у окна в торце коридора, перевела дыхание. Мимо проскочили два парня, один, в низко сидящих трениках и майке, прошлёпал мимо, бросив на Нюту заинтересованный взгляд. Нюта невольно отвернулась. – Девушка, вы к кому? – остановился тот, что в трениках. – К Николаю… Цыплакову. – А, в двести восьмой он. Только громче стучите, он занят, – бросил парень, ещё раз оглядел Нюту с головы до ног, отправился по лестнице вниз. Нюта подошла к обыкновенной белой двери, кое-как покрытой краской, постучала раз, другой, третий, посмотрела внимательно на цифры «208». Не могла она ошибиться. Вот же, рядом двести девятая и двести седьмая комнаты. Из-за двери доносилась музыка, значит, кто-то там был, но не открывал. Нюта развернулась, ударила со всей силы ногой, в голове сами собой стали появляться нехорошие мысли. Что молодой парень в своей комнате может делать под ритмичную музыку? Уж точно не крестиком вышивать! Добро пожаловать в реальный мир, Нюта Кузнецова! Пока ты думала о бюджете «Курочкина», не хотела с ним гулять, отказывалась не то что «в гости» зайти, – совершенно ясно с какими планами, – целовать лишний раз не позволяла, Коля нашёл с кем проводить время. Так и надо! Парню секс, а тебе… тебе… Таиланд с пальмами! Нюта всхлипнула, слабо ударила ладонью по двери, развернулась и отправилась к выходу, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не зареветь от обиды и боли, настолько сильной, отчаянной, что руки тряслись как в лихорадке. – Нюта? – услышала она за своей спиной удивлённое, резко обернулась. Распахнув дверь, на пороге стоял Коля, в низко сидящих тренировочных штанах серого цвета, с голым торсом, запыхавшийся, совершенно потный, будто бежал марафон или… – Нюта? – переспросил Коля, будто не верил своим глазам или не узнал Нюту. – Что ты здесь делаешь? – последний вопрос был задан таким тоном, будто общежитие находилось где-нибудь на Сатурне, а Нюта пришлёпала туда пешком прямо по его кольцам, причём босиком. – Я пойду, – очнулась Нюта. Не реветь же на виду у Цыплакова этого, Курочкина, тем более то из одной двери, то из другой начали выглядывать любопытные. – Заходи! – Коля рывком распахнул дверь, жестом приглашая зайти. – Только это… тут не убрано, – пробурчал он, вопросительно глядя на Нюту. Она в свою очередь посмотрела внимательно на Колю: если приглашает, значит, в комнате один? Конечно, Нюта совсем наивной не была, слышала, что иногда в этом деле… только это было бы совсем за гранью добра и зла и вообще – глупо как-то. Нюта потопталась с секунду, неуверенно подошла к двери, почему-то уставилась прямо на голый торс Коли, разглядывая то, что видит: прокаченные мышцы груди и рук, упругий живот с кубиками, как на рекламе единственного спортивного клуба, переименованного недавно в «фитнес-клуб», в их городишке. Грудная клетка заметно поднималась, опускалась, а когда взгляд Нюты невольно, сам собой, – точно не специально – скользнул до резинки штанов, живот у Коли дрогнул. Нюта поняла, что покраснела, быстро проскочила в комнату, стараясь спрятать алеющие щёки. Дурочка! Можно подумать ни разу полуголых мужчин не видела! Нет, настолько близко, конечно, не доводилось, почти нос к торсу, но уж краснеть точно не от чего! Огляделась. Типовая комната прямоугольной формы с одним окном с короткой, по подоконник, занавеской. Трёхстворчатый шкаф, диван и узкая кровать вдоль стен, обеденный стол, вешалка у входа. Ничего примечательного. Одиноких лейтенантов размещали в таком жилье, позже давали квартиру, исходя из семейного положения – малосемейку или полноценную жилую площадь, – но поначалу все жили в спартанских условиях. – Ты один? – зачем-то уточнила Нюта, прекрасно видя, что в комнате никого нет, только зачем-то прямо по центру стоят два стула, а рядом устроились гантели и несколько гирь. – С кем я должен быть? – нахмурил лоб Коля. – С девушкой, – пожала плечами Нюта. Захотелось услышать, что никаких девушек в этой комнате никогда не было, она первая переступила порог. Лучше, конечно, чтоб совсем не было, никогда-никогда, но это фантастика, но конкретно в этой комнате – почти возможно. – Зачем? – Коля уставился на Нюту с нескрываемым удивлением, детским любопытством каким-то. – Для секса? – Нюта не знала, что ответить. Действительно, «зачем?». – Зачем? – повторил вопрос Коля, выглядя настолько ошарашенным, что Нюта опешила. Что ответить на этот вопрос она не понимала. Теоретически знала, для чего люди занимаются любовью: удовольствие, продолжение рода, что-нибудь ещё важное. Но чётко сформулировать ответ не могла. Опыта у неё не имелось, вдруг это не так уж и приятно, продолжать же род она пока не собиралась. И вообще – почему она должна объяснять очевидные вещи Коле? Мужчине нужна женщина, женщине – мужчина, что непонятного?! Поэтому ответила просто: – Для удовольствия. – А! – Коля хлопнул себя по лбу. – Не, я лучше пельмени. – Зачем? – в этот раз удивилась Нюта. – Какие пельмени? – Для удовольствия пельмени, – широко улыбнулся Коля. – Люблю пельмени. Хочешь? – Давай, – кивнула Нюта. – А любовью я только с тобой хочу, – у самой двери выдал он, хватая полотенце и футболку. – Но пока нельзя, так что я пельмени. Коля выскочил, видимо, на кухню и в душ, Нюта же осталась смотреть на закрытую дверь. Шлёпнулась на стул, обхватила ладонями лицо, совершенно счастливо улыбаясь. Глупый комплимент, совсем не книжный, не романтичный – это же надо, сказать девушке, что заменяешь её пельменями. Пельменями! А Нюта сидела, счастливо пялилась на крашеное полотно двери, не в силах прекратить улыбаться. Потом они ели покупные пельмени с кетчупом, майонезом, соевым соусом. Целовались, чувствуя на губах эту ядерную смесь. Коля постоянно улыбался, совершенно глупо шутил, говорил о том, что будет, когда они поженятся. Весной или летом. И что поедут к его родителям на Чёрное море, и что она обязательно понравится его маме, иначе быть не может. Ещё у них будет двое детей. Коля хотел троих, Нюта считала, что достаточно одного ребёнка, в итоге сошли на цифре два – хорошая же цифра! Условие, что дети появятся после Нютиной учёбы, Коля принял легко, пока же пусть работает, тем более хозяин магазинчика намекал, что ему нужен бухгалтер «на первичку», он же товаровед. Снова целовались. Это был самый насыщенный поцелуями день за все восемнадцать лет жизни Нюты Кузнецовой и самый счастливый. Они стали проводить почти каждый день в комнате, в общежитии. Нюта иногда приносила пельмени, между прочим, сама лепила. Перед мамой оправдывалась, что всё время у подружки сидит, готовятся к сессии, неудобно объедать чужих людей, перекусить же во время учёбы хочется. Мама лишь качала головой, улыбалась, иногда к пайку студенток добавляла пирожки, котлеты, салаты. Говорила: – Пусть подружка поест домашнего. Ещё Нюта узнала, почему Коля в первый раз вышел потным, запыхавшийся. Он много занимался спортом, помимо того, что ходил в служебный зал, постоянно дома отжимался, поднимал здоровенные гири, штангу, подтягивался. Иногда просил Нютe лечь ему на спину и отжимался прямо с ней, порой на стульях, что приводило её в какой-то неописуемый восторг. Коля был очень, очень сильным! Нюта со своими пухлыми пятьюдесятью пятью килограммами, попой и объемом груди ощущала себя рядом с ним невесомой Дюймовочкой. Это было совершенно бесподобное чувство, когда Коля легко поднимал её, чтобы приседать с ней на руках. Особенно ей нравилось лежать на его спине, обхватив шею руками, прижав щеку к горячей коже. Качаться, словно на большом, теплом матрасе, чувствовать, как заходится от удовольствия сердце, учащается дыхание, слезятся глаза, сами собой приоткрываются губы. Иногда Коля останавливался, перекатывал Нюту под себя, упираясь руками, чтобы не придавить, смотрел так, что тысячи фейерверков взрывались в голове и животе Нюты. Целовал, порой по-настоящему, жадно и жарко, но никогда не переходил грань, которую мысленно провела Нюта, даже под кофточку ни разу не забрался, гладил только по ткани. Нюта почему-то считала, что последнюю черту переходить рано, нужно подождать. Кого или чего ждать – объяснить не могла, не свадьбу же, только говорила Коле, что пока рано. Он терпеливо соглашался. Пришло время, когда Нюта пожалела о своём необоснованном упрямстве. Сначала у неё началась сессия, и по закону подлости у первокурсников выпадала она на начало декабря, а не на январь или даже февраль, как у старших курсов. Пришлось ехать в Мурманск, снимать там квартиру напополам с той самой подружкой, с которой Нюта «усиленно готовилась к сессии». Потом, не успела она вернуться в родной городишко, Коля ушёл в свою первую в жизни автономку. Нюта рвала, метала, злилась на себя, укоряла. Вспоминала шальные глаза Коли, раскрасневшиеся вовсе не от спорта щёки, уши, которые тоже становились красными в такие моменты, и думала, что большей дурочки, чем она, земля не рожала. Ведь он хотел близости, она тоже… хотела, просто отчего-то упрямилась, ждала, придумывала отговорки. Одну глупее другой, а теперь сидела в одиночестве, глазея на море, покрытое льдом у берега. Боялась? Страшно было, но не сильно и вообще – природой заложено, значит, совсем ужасно не должно быть, иначе человечество бы вымерло. Стеснялась? Совсем немного, самую-самую чуточку. Может и Коля стеснялся, откуда Нюта могла знать? Говорят, у мужчин намного больше комплексов в интимной сфере, вдруг у Коли они есть, а она ещё отказывала! Ой, глупая, глупая! В день, когда подлодка Коли вернулась, Нюта проспала дольше обычного. Всю ночь ворочалась, волновалась, страшно боялась, что Коля её разлюбил. За что её любить-то? За ослиное упрямство? За отказы? За то, что ругалась постоянно, когда Коля на ерунду деньги спускал? Правильно Маша говорила: угождать мужчине надо телом, а не делом. И подарки принимать с благодарностью. Нюта же ровно наоборот поступала, конечно, Коля её разлюбил. Точно разлюбил! – Нюта? – На пороге комнаты появился папа и будничным тоном, словно делает так каждый день, сказал, что подлодка Коли уже несколько часов, как стоит у причала. Нюта подорвалась в одну секунду. В отчаянии рванула в ванную, потом схватила первые попавшиеся джинсы, нацепила свитер прямо на футболку, в которой спала, проигнорировав бюстгальтер, засунула ноги в сапоги, обмотала шарф поверх куртки, помчалась вниз по лестнице. – Шапка! – крикнул следом папа. – Капюшон хоть надень, – услышала Нюта сквозь отцовский смех, когда проскочила три пролета. В общежитии Коли не оказалось, телефон не отвечал. Нюта побежала к причалам. Объект военный, посторонних не пустят, но она постоит у проходной, потопчется под бетонным навесом, дождётся. Нюта как никто знала, что личный состав не покидает судно в тот же миг, когда причаливает к берегу. У команды хватает забот, у простого лейтенанта тем более. Нос начал мерзнуть даже под шарфом, под капюшон пробирался колючий ветер с моря, пальцы ног застывали, ладони спасали только глубокие карманы куртки, но Нюта стойко ждала Колю под пристальными взглядами других военных и семей, которые подтягивались к причалам, встречать мужей, сыновей, братьев. Когда наконец появился Коля, у Нюты уже зуб не попадал на зуб,. – Нюта? – спросил он, уставившись на встречающую, ей оставалось только кивнуть, и нахмурился: – Пришла? Зачем? Нюта стояла, смаргивала слёзы, которые упорно ползли по щекам, успевая остыть, добравшись к губам, и молчала, не зная, что сказать. Разлюбил?.. Разлюбил! – Ты же окоченела вся! – ещё сильнее нахмурился Коля. – Пойдём, я тебя домой отведу. – Не пойду, – всхлипнула Нюта. – Как это не пойдёшь? – скрипнул зубами Коля. – Заболеешь же ж! Своё «же ж» он даже прошипел, и Нюта сжалась. – Не пойду, – заупрямилась она.