— Я рад. Отныне это так. На секунду мне показалось, что мир раздвоился, а затем вернулся в норму. Ощущения словно бы дали сбой, все тело онемело, но это быстро прошло. Я поежилась: — И что теперь? — А теперь жди. Я ищу эхо. И ищу лучший способ и время для нападения. Готовлю план. Просто жди. И я назову время и место. Одиночество Прошло еще семь дней. Я ворочалась ночью в кровати, не в силах уснуть. Пустота. В душе зияла какая-то глухая черная дыра. Влада нет, Михаила нет. Я одна. Я всегда боялась именно этого — остаться одной. И вот это случилось. Сама не поняла, в какой момент разревелась, но слезы покатились градом. Я уткнулась носом в подушку, заглушая рыдания. Я не сдамся. Не сдамся. Не сломаюсь. Ни за что. Я не знала, куда себя деть. Хотелось убивать и плакать одновременно. Сложно сказать, чего сейчас во мне больше: злости или боли. Кажется, эти два чувства всегда приходили вместе, и кто из них кого приводит за собой, я не знала. Да и какая разница. Важно только одно. Я одна. Если подумать, я осталась одна уже очень давно: когда Михаил стал призраком. Потому что брата я потеряла еще раньше, когда он убил Романа, а меня изнасиловал. Но все эти годы я не хотела верить. Не хотела принимать свое одиночество. Я цеплялась за призраков прошлого. За брата, которого когда-то любила и который оставался для меня единственной семьей долгие годы. За погибшего возлюбленного, к которому была привязана всей душой так сильно, что даже после смерти заставила его остаться. Они оставили меня одну уже очень давно… Очень… давно… Я лежала, уткнувшись носом в подушку, изливая в нее все свое горе, и мне становилось все хуже и хуже, желание жить периодически отказывало, и потому инстинкт самосохранения в панике пытался найти причину успокоиться и взять себя в руки. Может не так уж все плохо? Ведь в конце концов прямо сейчас в доме кроме меня есть тот, кто с радостью помог бы мне скрасить одиночество. От меня еще никто не отказывался, и такому телу, как у меня, многие бы позавидовали. Я поднялась с кровати, набросила на себя ночную рубашку и двинулась по темному коридору к комнате Петра. Стучаться не стала, просто открыла дверь и вошла. В комнате темно, но шторы раздвинуты, и внутрь попадал тусклый свет уличных фонарей, давая достаточно света, чтобы можно было разглядеть общие очертания, но недостаточно для более детального рассматривания. Я тенью застыла над кроватью Петра. Мужчина спал под тонким одеялом, в доме было тепло. Оно лежало по контуру его тела. Что ж, для сорока лет он неплохо выглядит. Михаилу и Владу конечно не конкурент, однако я не привередлива. Мое пристальное внимание, а может движение по комнате, разбудило его. Увидев меня спросонья, он вздрогнул и шарахнулся в дальнюю часть кровати. От него приятно полыхнуло страхом. — Это Вероника, Петр, не бойтесь. — Вы жутко себя ведёте, если вы не знали, — от него повеяло гневом. Эмоции — это всегда хорошо. Ведь между ненавистью и любовью, как все мы знаем, всего шаг. — Вы слишком нервничаете, Петр. Я помогу вам расслабиться, — я потянула завязочки на груди, и платье с тихим шорохом упало к моим ногам. — Госп… — он нервно сглотнул. — Госпожа Князева, я не имею права не спросить… вы в здравом уме? — Абсолютно, — я встала на колени на краю кровати и выпрямилась темным изящным силуэтом на фоне окна, заскользила пальцами по своему телу. — Хочу, чтобы это были твои руки, Петр. Хочу ощутить, как они касаются и ласкают меня. Он все еще сидел, замерев, однако возбуждение его витало в воздухе почти осязаемой массой, и я опустилась на четвереньки перед ним, заглядывая в глаза: — Не бойся, не раздумывай. Просто у меня давно не было мужчины. И тут он будто с цепи сорвался. Схватил меня за затылок, сдавил волосы в кулаке, жадно захватил мои губы своими. — Я возжелал тебя с того момента, как увидел. Приходи ко мне чаще. Обещаю, эти ночи ты не забудешь. Только будь моей, — шептал он в каждую свободную секунду между поцелуями, и его голос прерывался и дрожал. — Ты меня с ума сводила все эти дни своей близостью и в то же время недоступностью. Ты такая сильная, властная, знаешь себе цену. О боже, как я тебя хочу. Всю. Прямо сейчас. Его пальцы ласкали мою грудь, а язык исследовал рот. Он прижимал меня, сидящую, к себе за спину, второй рукой крепко держал за волосы, не имея душевных сил разжать кулак. Ему казалось, отпусти он меня, и я развеюсь, как дым. Я глубже залезла в его эмоции. Жажда обладать мной перекрывала все остальное. Он давно не испытывал таких мощных эмоциональных положительных всплесков, и сейчас был просто не готов к такому. Его эмоции полыхали тем самым вкусом, который я так любила в постели. Но все не то. Все было не так. Пожалуй, я не отказалась бы сейчас вкусить его страх. А вот возбуждение я бы хотела от других людей. Влад или Михаил. И только от них. — Вер… — с трудом выдавил из себя Петр, привлекая мое внимание. Оказывается, уйдя в свои мысли, я инстинктивно парализовала его, чтобы он меня не касался. От него веяло непониманием и быстро рассеивающимся под давлением страха возбуждением. — Это была случайность, прости, — я чмокнула его в губы и опустила из парализации. — Мне лучше уйти. — Что я сделал не так? Испугал? — спросил он, глядя, как я покидаю кровать. — Ты? Меня? — я усмехнулась. — Нет. Просто я вдруг осознала, что хочу быть только с тем, кого люблю. И это не ты. — Очень жаль. Передумаешь — приходи, — сказал он, когда я покидала его спальню, и ему с трудом удалось сохранить спокойный голос. Он хотел продолжения, и желательно, прямо сейчас. Но я не хотела его. Так и не выпущенные на свободу эмоции кипели, заставляя искать другие выходы. Мне было просто жизненно необходимо кого-нибудь убить, иначе я не успокоюсь, и всем в этом доме будут как минимум сниться кошмары, а как максимум — и думать не желаю. И я вдруг поняла, на кого обрушить свою ярость. Светлана, ты хорошая женщина, и ты действительно была мне подругой. За добро всегда надо платить добром. Я дошла до своей спальни, быстро и тихо оделась, не включая свет, и бесшумно выскользнула на улицу. Уже через час пешего пути я была у дома Светланы. Фонари горели приглушенно, улица была погружена во мрак. Странно, что так темно и серо кругом, ведь звезды светят и луна полная. А может мне просто кажется… Я отбросила лишние мысли и подошла к дому, намеренно пройдясь по грязной цветочной грядке и сделав круг вокруг дома. Не хотелось бы, чтобы убийцей выставили саму Светлану, так что буду оставлять улики. У нее на кухне редко запираются окна, это я узнала случайно, когда заходила к ней в гости. Слышала разговоры слуг. Так что план был прост, и начинался с того, чтобы забрать с кухни нож. Не брать же было нож из дома Петра, кто знает, насколько уникальна его кухонная утварь. Как и думала, в кухню удалось пробраться без труда. В два часа ночи весь дом конечно же спал. Я вытащила нож из ящика и, продолжая оставлять грязные следы, двинулась в гостиную, из которой вела лестница наверх, к ее с мужем спальне. Ковры благополучно заглушали шаги, а к концу пути и следы закончились, оставшись грязью на ковре позади. Я оглянулась. В темноте было плохо видно, однако на блестящей в лунном свете лестнице по следам прекрасно читалось, что неизвестный убийца, то есть я, прошел с лестницы в сторону этой комнаты. Отлично. Я надавила на ручку двери. Открыто. С тихим скрипом, на который я молча выругалась, дверь отворилась. Я проскользнула внутрь и так же тихо прикрыла ее за собой. Они оба мирно спали под одним одеялом. Ее муж храпел, лежа на спине, закинув руку под голову. Ну конечно, с его степенью упитанности на животе спать просто не получилось бы. Такая хрупкая на его фоне, Светлана спала, подложив локоть под голову и повернувшись к нему спиной. Ее волосы собраны в косу, а поза отдаленно напоминает позу эмбриона. Да уж, дорогая моя, натерпелась ты от него. Но не волнуйся, потерпи еще всего пару минут. Я сейчас. Я тихо подошла к их кровати с его стороны. Лучи лунного света, видимые за счет витающих редких пылинок. Храп, режущий по нервам. Занавески, колыхающиеся под летним ветерком. Мой темный силуэт на фоне окна. Клинок ножа сверкнул лунным зайчиком, когда я нанесла удар. Я намеренно не ударила смертельно. Нет, сначала он помучается. Ее муж всхрипнул и хотел схватиться за горло, но я перехватила его руку и парализовала. Теперь он не сможет ни кричать, ни шевелиться, ни даже биться в конвульсиях. Такие, как он, эгоисты, всегда жутко боятся смерти. Им кажется, что там нет ничего, пустота, и это пугает их до чертиков. Пугает то, что в какой-то момент их просто не станет. О да, паника наполнила его эмоции. Страх разнесся по комнате. Я усмехнулась, впитывая в себя это. Да, бойся меня. Я — твой кошмар, и именно это будет последним, что ты увидишь в жизни. А чтобы твоя жена не проснулась, ты не будешь шевелиться. Тебе страшно, что ты не можешь двигаться. Не можешь позвать на помощь. Твое тело тебя не слушается. И ты… узнал меня. Я расплылась в еще более широкой ухмылке, наконец-то получая истинное наслаждение, почти оргазм. Мои пальцы на его горле сдавливались сильнее, ногти вонзались в кожу. Ты больше не тронешь свою жену, мразь. Ты больше не будешь подсиживать моего мужа и таких, как он. Мир без тебя станет чище. А за все содеянное ты будешь страдать перед смертью! Я не выдержала и хохотнула от удовольствия. Этот звук разбудил Светлану, и она пошевелилась. Черт! Я замерла, а потом поняла, что времени у меня совсем мало, а ее муж еще жив. Ладно, черт с ним, надо просто убить и уходить. Я схватилась за нож и выдернула его из горла мужчины, занесла его снова, чтобы нанести добивающий удар. В этот момент Светлана, заметив движение, повернулась и привстала на локтях. Для нее я выглядела черным силуэтом на фоне лунного света, льющегося из окна. Силуэтом с ножом в руках. Лунный зайчик, отразившийся в зеркале трюмо, скользнул по ее лицу, когда я опустила нож во второй раз. Ее муж всхрипнул в последний раз и обмяк. Немая сцена длилась ровно пять секунд, а затем мы начали действовать одновременно. Она открыла рот, чтобы закричать, а я обратилась к богу, переходя в его измерение. Время остановилось, позволив мне подойти к Светлане. Я встала так, чтобы оказаться за ее спиной, и вернулась в реальный мир. Схватила ее за рот ладонью, а второй рукой приставила нож к шее, ощутимо надавив, и она, уже собиравшаяся закричать, кашлянула и затихла, тяжело дыша. Ее мысли бессвязно метались в панике. — Тише! — прошипела я. — Я сейчас отпущу твой рот, и ты сможешь говорить. Советую делать это шепотом, не то Машутку разбудишь. Ты ведь не хочешь оставить ей психологическую травму на всю жизнь? Светлана отрицательно замотала головой, и я медленно отпустила ее рот, но нож не убрала. Конечно я не собиралась убивать ее, клинок нужен просто для устрашения. — Кто вы? — шепотом произнесла Светлана, сглотнув. Я склонилась к ее уху, положив ладонь на ее плечо и сжав его. — Я пришла сделать то, на что у тебя никогда не хватило бы духу, Светлана. Ради тебя и твоей дочери. Больше твой муж тебя не тронет. — Вер… — она икнула от испуга и снова судорожно сглотнула. — Вероника? Свят-свят-свят. Господи, спаси и сохрани. Светлана закрыла глаза и начала неистово молиться шепотом: — Во имя Отца, и Сына, и Святого духа… — Черт, Светлана! — зашипела я, убрала нож от шеи и тряхнула ее за плечо. — Я живая, дурочка. Я не призрак. Она снова открыла глаза и повернулась в мою сторону. — Ты же… сгорела… — Ага, а хоронили меня наверняка в закрытом гробу. Ты мой труп видела? Не видела! Вот то-то же, — я скрестила руки на груди. — И не благодари за своего мужа. Светлана будто только сейчас вспомнила, что ее муж мертв. Повернулась на его труп. Помолчала, глядя на него несколько секунд, а затем развернулась и бросилась на меня. Не ожидав от нее такого, я потеряла бдительность, и потому свалилась на пол под ее весом. Она, впрочем, по пути сама запуталась в ночнушке, и потому я быстро перехватила инициативу, перекатилась и уселась на ней сверху, схватила ее за руки. Платье мне мешало, но я уже привыкла к нему, а Светлана далеко не самый серьезный противник, поэтому справиться с ней труда не составило. — Да как ты посмела! — Светлана в истерике чуть не перешла на крик, продолжая дергаться в моих руках. — Зачем ты убила его?! Зачем?! — Ради тебя, дурочка! И ради Машутки! — шипела я на нее в ответ. — Однажды ты поймешь! И вот тогда скажешь спасибо! — Так нельзя было, грешно! Нельзя так! Он же мой муж! — Он бил тебя! Или ты забыла? Он грозился отнять у тебя дочь! — я встряхнула ее за запястья. — Очнись, Светлана! — Нет… Нет. Нет! — наконец она сорвалась и перешла с шепота на крик. — Уходи! Пошла вон! Видеть тебя не желаю! Как ты посмела так поступить?! Каким бы ублюдком он ни был, нельзя убивать! Господь дал ему жизнь, а не ты. Не тебе и отнимать! Гореть тебе в аду, Вероника! Черт, сейчас сюда весь дом сбежится. Ну конечно, благодарности от нее я не дождусь. Тупая курица. Мелькнула мысль убить и ее. За глупость. Но я быстро отбросила эту мысль и просто парализовала Светлану. Залезла к ней в голову. Паника. Шок. Истерика. Страх перед будущим. Ненависть ко мне. Нет уж, обо мне ты помнить не должна. Стирать воспоминания очень долго и сложно, но вот исказить — легко. Еще со своей работы как следователя я знала, что даже без ментальных способностей можно создать человеку ложные воспоминания. А я всего лишь подкорректирую текущие. Размыть силуэт в ее памяти. Заставить забыть, кого именно она видела. В процессе она отключилась из сознания, похоже, я случайно подала ей в мозг избыточной силы импульс, но мне же проще. Вокруг трещало статическое электричество. Закончила я быстро, и как раз услышала топот нескольких слуг по лестнице. Я бросилась к окну, по пути подхватывая со стула ее платье. Оборачивать вокруг руки его было некогда, поэтому я просто скомкала и со всей силы ударила по окну. Вокруг разлетелись брызги осколков и электрические искры. Разбитое стекло с частью рамы вылетело наружу, а следом в проем нырнула и я ровно в тот момент, когда дверь в спальню распахнулась. Выбросив платье, я быстро свернула за угол дома, чтобы из окна меня видно не было, и скрылась в темноте улиц. В дом я вошла в критично плохом настроении, но по крайней мере не в настолько плохом, в каком была, когда уходила. Если до Светланы я добиралась пешим ходом час, то на обратный путь у меня ушло два. Первые предрассвеные лучики скоро должны были показаться, когда я входила в дом. Было еще темно, но свет включать не было никакого желания, и разувалась я в темноте и тишине. Я бы не заметила Петра, появившегося на лестнице, если бы не ощутила чужие эмоции неподалеку. — Вероника, что у вас случилось? — после сегодняшней ночи он перестал звать меня по фамилии, но на ты очень правильно переходить не решился. В его голосе скользила забота и участие. Но не такие, как обычно бывает у женщин, с толикой жалости и сопереживания, а мужские. Просто предложение поделиться проблемой, которую он, если сможет, поможет мне решить. Я замерла, глядя на него, размышляя, стоит ли ему знать или это не его дело. — Мы можем пройти в кухню и побыть там, если не брезгуете. Когда я был ребенком, это было самое любимое место в доме, потому что наша повариха была очень доброй женщиной, да к тому же там часто вкусно пахло, — он улыбнулся. — Возможно, и у вас есть подобные воспоминания, которые можно претворить в жизнь. Приятные мелочи. Несмотря на то, что я оставила его в таком состоянии, он проявляет заботу и понимание и ни словом не упоминает о случившемся. Глядя на него, я вдруг поняла множество вещей. Как я устала. Как мне плохо одной: без семьи и любимого человека. Позавидовала Виктору. У него отличный отец, который любит его, пусть и по-своему. Снова захотелось стать ребенком, ощутить это хотя бы на секунду. Я вздохнула: — Я хочу теплого молока с медом. Найдется? — Конечно, Вероника, — Петр улыбнулся еще шире, словно разговаривал с маленькой девочкой и пытался улыбкой подбодрить ее. — Пройдемте. Я лично сделаю его для вас, если вы не против. Он не стал меня дожидаться и направился в боковой проем в сторону кухни. Мы прошли две комнаты, прежде чем попали туда. Обычная маленькая кухонька, но содержится явно в чистоте, насколько это может быть на кухне. Петр зажег газовую конфорку, поставил на нее небольшую кастрюльку с молоком, достал из верхнего ящика вазочку с печеньем и конфетами, поставил передо мной. Забавно, кажется, у нас дома была похожая. И я всегда думала, как бы до нее долезть наверх, ведь в детстве она казалась расположенной так высоко… Один раз даже чуть не свалилась со стула в попытке добраться до конфет. Как же давно это было… Я почти ничего не помню из детства. Ничего, кроме смерти родителей и ухмылки некроманта… — Вероника? — голос Петра вытащил меня из воспоминаний. Он уже поставил на стол две чашки с ложечками на блюдцах, сел за стол напротив меня и прямо сейчас подвинул ко мне вазочку с печеньем. — Расскажите, что вас тревожит. — Откуда вы узнали, что я покинула дом? Я уверена, что никого не разбудила, — во мне проснулась паранойя. — Я решил, что вам нужна поддержка, и когда привел себя в порядок, заглянул к вам, чтобы предложить ее. Не поймите превратно, я не собираюсь лезть к вам в душу, если не пожелаете, но я хочу помочь. Совершенно искренне. Молоко закипело, зашипело, и Петр, прервавшись, бросился к плите. Меня это заставило улыбнуться. Вот у Михаила молоко никогда не убегало. Он всегда был внимателен ко всему. Он всегда был… был… К горлу подступил комок от воспоминаний, и я сглотнула, заставляя себя не думать о прошлом. Петр тем временем налил мне в чашку молока, поставил рядом баночку с медом и налил молока себе, сел обратно. — Знаете, не советую вам гулять по ночам в одиночестве. Я был бы не против составить вам компанию в следующий раз. Ради вашей же безопасности.