– Малыш, послушай: я псих, неспособный справиться с легким стрессом, ты не при чем. – Не называй себя так! – сказала она, театрально сдвинув брови. Как актриса на сцене. Вот уж точно, родственная душа. – Кроме того, ошибка вышла непреднамеренная. И осталась в прошлом. А его не вернуть – и слава богу. – Я думала, ты любишь вспоминать о прошлом. – Что-то люблю, а что-то – нет. – Но у тебя столько старых фотографий… Она опустила обутую ногу на линолеум. Щелчок набойки прошел через все щиты в сознании Билли, как нож сквозь масло, и попал прямо в цель. Будто внезапная встреча с человеком, который причинил тебе невыносимую боль, но которого ты любил, несмотря ни на что. Сколько лет он посвятил этому простому, совершенно неповторимому звуку? – Я люблю вспоминать о хорошем. А об остальном предпочитаю забыть. – Так не бывает, – ответила Грейс. – Почему не бывает? Она медленно шаркнула обутой ногой и прищелкнула носком, вспоминая флэп-степ, разученный на первом уроке. Потом принялась за вторую ногу. – Есть люди, которые хотят быть счастливыми и никогда не грустить. Но так не бывает. Тут уж либо чувствуешь, либо нет. Нельзя выбрать только хорошее. Билли ответил не сразу. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал, как Грейс сосредоточенно сражается со второй туфлей. Спустя пару секунд она подняла глаза. – Ты притих. – Дети в твоем возрасте так не рассуждают. – Почему? Я сморозила глупость? – Нет, наоборот. Очень умное замечание. Даже слишком. – Слишком умных людей не бывает… Ага, наконец-то! Она зашнуровала вторую туфлю и отбила тайм-степ до центра кухни, умудрившись напрочь перепутать порядок шагов. Туловище оставалось деревянным, зато топала она увлеченно и со вкусом. Щелчки набоек, приглушенные кухонным линолеумом, снова вызвали прилив чувств в хилой груди Билли. Воспоминания нельзя было разделить на части: приятные оставить, печальные выбросить из головы. Только полный комплект, никак иначе. – Погоди-погоди, – сказал Билли, сосредоточившись на танце. – Ты многое забыла. – Конечно, мы же вчера не занимались! – Давай пока что оставим тайм-степ в покое. – Но я хочу научиться! – Мы к нему вернемся, обещаю. Сначала надо научиться двигать руками. Помнишь, мы в прошлый раз говорили? – Я умею ими двигать! – Грейс задрала руки вверх. – Я тебе уже объяснял, что это значит. Помнишь? – Ну… Хм, наверно. Дай-ка подумаю. Нет, не помню. – Это значит, что ты слишком сильно сосредотачиваешься на шагах и думаешь только про ноги. Вполне понятное поведение, тайм-степ трудно запомнить с первого раза. Но ты ведь хочешь делать все правильно и сразу шагнуть далеко вперед, уж извини за каламбур? – Да чего извиняться, ты же его специально ввернул. – Нет, не специально. Я о другом. А то привыкнешь четко отбивать шаги со скованным корпусом. У нас тут не Риверданс. Хотя Риверданс – тоже хорошо, мы все-таки учим чечетку. – Я не знаю, что такое ривер… как его там? – Ясно, не удивительно. Давай начнем с самого легкого. Например, стэмп и стомп. Когда освоишь простенький ритм, поработаем с торсом и руками. – А что такое торс? – Туловище. – А-а… что ж ты сразу не сказал? – Никаких разговоров. Учителю перечить нельзя – особенно при наших с тобой расценках. Так. Стэмп правой ногой! Грейс громко топнула, тут же задрала ногу вверх и радостно посмотрела на Билли. – Это не стэмп, это стомп. – Вот блин! – Улыбка растаяла. – Вечно я их путаю. – Помнишь, я рассказывал, как запомнить разницу? – Не-а. – Стэмп – это как штамп на письме. – А, помню! Когда ставишь штамп, он остается на бумаге. Так что стэмп – это когда топаешь одной ногой, всей ступней разом, и не переносишь вес. – Верно. Теперь стэмп правой ногой, потом переносишь вес вправо, поднимаешь левую, стэмп левой, переносишь вес влево – и дальше по кругу. – Это слишком просто, – пожаловалась Грейс, повторив движение три или четыре раза. – Да. Так что теперь можно вспомнить и про туловище. – Точно! Руки, – сказала она, продолжая топать. – Что мне с ними делать? – Вот у них и спроси. – Глупость какая-то. – Сначала попробуй. Руки Грейс слегка приподнялись и начали покачиваться в такт стэмпам. Билли улыбнулся себе под нос. – Хорошо, что внизу, кроме нас с мамой, никто не живет. – И вправду. Как назло, прямо в этот момент в дверь постучали. Билли и Грейс замерли на кухне в полной тишине, уставившись на входную дверь. – Чтоб вам всем провалиться! – пробормотал Билли себе под нос. – Сколько можно?! Раньше ко мне стучали только курьеры, и так продолжалось много лет. А тут что ни день, то новый гость. – Это все из-за меня, – прошептала Грейс. Получилось на удивление тихо. – Вовсе нет. – Но началось все тогда, когда ты согласился за мной присматривать. – Возможно, – откликнулся Билли. И добавил чуть громче: – Кто там? – Эйлин Фергюсон. Ваша соседка снизу. Билли с Грейс переглянулись. – Она знает, что ты тут? – Кажется, нет. Глубоко вздохнув, Билли подошел к двери, отпер все замки и приоткрыл дверь на цепочку в смутной надежде, что оглушительный стук сердца слышен только ему самому. – Слишком шумно? – Да, громковато. Я пытаюсь уснуть, а у вас здесь творится какой-то танцевальный балаган с консервными банками вместо обуви. – Извините. Не подумал, что в такое время можно кого-то разбудить.