– Догадывался, наверное. – Понимаешь, мне нужен кто-нибудь из соседей. Тех, кто живет в нашем доме. Чтобы можно было остаться с мамой. Молчание. Билли прекрасно знал, куда ведет эта скользкая дорожка, и воздержался от ответа. – Ты можешь мне помочь? Снова тишина. Билли чувствовал, как мелкие камушки впиваются ему в грудь и бедра. – Малышка, я и самому себе помочь не в состоянии. – Да, это я уже поняла. Разговор вышел тягостный и мрачный. Его бессилие и бесполезность получили очередное подтверждение: даже маленькая девочка без подсказок пришла к выводу, что он совершенно никчемен. – Извини. Я ни на что не гожусь. Раньше было иначе. А теперь вот так. – Ясно, – ответила она. – Что ж, спокойной ночи. – Еще светло. – Но мы с тобой сегодня уже не увидимся. Поэтому – спокойной ночи. – Спокойной ночи, – сказала она. Как будто точку поставила. Билли проскользнул обратно в дом. Глава 4. Грейс Грейс пропустила один день занятий; потом Иоланда сама забрала ее и отвезла в школу на машине. Ничего хорошего Грейс в этом не видела. И ни капли бы не расстроилась, если бы пришлось прогулять все уроки на свете. – А как я вернусь домой? – спросила Грейс у Иоланды. – Мне же нельзя ходить в одиночку. – Мама тебя заберет. – Вы уверены? – На все сто. – А почему? – Потому что мы с твоей мамой побеседовали по душам, и она дала мне слово. – А если она его нарушит? Раньше так уже было. – Я прослежу. Она сказала, что намерена взять себя в руки. – Здорово, – ответила Грейс. Пустая вежливая фраза. Может, все и вправду будет здорово. А может, и не будет. Грейс знала, что если целый день ждать чего-нибудь хорошего, а оно так и не случится, то потом станет очень обидно. Поэтому она держалась изо всех сил и старалась ни о чем не думать, однако в конце последнего урока мысли все равно вернулись к запретной теме. От этого она почувствовала себя неуютно. Захотелось съесть шоколадный батончик, припрятанный в рюкзаке, но Грейс стерпела: учительница могла поймать ее с поличным и забрать шоколадку. А последней шоколадкой рисковать не стоило. Карманные деньги, выданные на неделю, уже закончились – иначе Грейс точно их потратила бы. Она старалась растянуть сладости на подольше, получалось плохо. Зазвенел звонок, и Грейс вздрогнула. Вылетела в коридор, откопала шоколадку и развернула уже набегу. То есть на ходу. Она быстро шла к выходу и жевала батончик. Мама всегда встречала ее во дворе. И на этот раз она тоже стояла на нужном месте. Грейс даже удивилась. Самую малость. – Что ты жуешь? – спросила мама. Говорила она быстро и выглядела довольно бодро – во всяком случае, по мнению Грейс. – Ничего. – Не пытайся меня провести, Грейс Эйлин Фергюсон. У тебя губы перепачканы. Шоколадом. – А, это… Нас на последней перемене угощали. – Тогда придется поговорить с твоей учительницей и попросить, чтобы тебе больше не давали ничего сладкого. Мне не нравится, когда ты ешь всякие гадости. – Не надо, пожалуйста! Мы же с тобой в первый раз за несколько дней увиделись. То есть, мы и раньше виделись, но не так… Ну, ты понимаешь. Давай не будем ссориться. Грейс знала, что мама чувствует себя виноватой, и слегка давила на совесть. – Ладно. Пойдем домой. «Ух ты, она и вправду взяла себя в руки!» – радовалась Грейс по дороге. Но не проронила ни словечка, иначе мама бы догадалась, что поначалу Грейс ей не верила. Дома их ждал самый вкусный ужин на свете: макароны с сыром и хот-доги. Пожалуй, чувство вины – это не так уж и плохо. За столом мама поинтересовалась, не хочет ли Грейс сходить на собрание в реабилитационном центре, где ей понравилось. – Конечно, хочу, – ответила Грейс. Тем же вечером они собрались и поехали в центр. Один из пассажиров в автобусе, какой-то странный мужчина, не сводил с них глаз. Сидел прямо напротив. Грейс подумала, что, на первый взгляд, он вполне нормальный: красивое пальто, обручальное кольцо на пальце, опрятная прическа, только ведет себя подозрительно. Слишком уж пристально на них смотрит. Однако мама ничего не замечала. У нее в руках была маленькая пластиковая бутылочка; через некоторое время мама откинула голову, положила что-то в рот и запила водой. Грейс не успела разглядеть, что было у нее в руке, поэтому спросила в лоб: – Что ты пьешь? – Ничего, – сказала мама. – У меня голова болит, таблетку проглотила. Не забывай, кто тут мама, а кто дочка. – Ладно, – ответила Грейс. – Надеюсь, ты сегодня не станешь трогать корзину со сладостями? – А можно взять одну лакричную конфету? – Можно взять любую конфету. Одну. Мама постоянно повторяла это правило, да разве за корзиной уследишь? Поэтому Грейс обычно удавалось ухватить побольше. Правда, в тот вечер все сложилось совсем по-другому. Очень даже неплохо с одной стороны, и совершенно ужасно – с другой. С корзиной дела обстояли так: ее передавали вокруг стола, и каждый брал по конфете (можно было не брать, если не хочется, но Грейс решительно не понимала тех, кто отказывался от сладкого). Потом корзина снова шла по кругу, постепенно пустея. В отличие от остальных, Грейс не сидела на месте, а слонялась по комнате, стараясь не шуметь и не мешать собранию. Так что можно было незаметно подходить к столу и угощаться. Остановить ее могла только мама. Все складывалось очень даже неплохо и совершенно ужасно одновременно. Неплохо – потому что Грейс умудрилась стащить рекордное количество конфет, и совершенно ужасно – потому что мама опять стала сонной и не замечала, что происходит вокруг. Грейс начала злиться. До нее постепенно дошло, какие таблетки мама приняла от головной боли – ничего общего с обычными лекарствами. Если у других мам болела голова, они просто пили аспирин; во всяком случае, так было заведено во всех знакомых семьях. Чем чаще мама подпирала рукой голову, почти утыкаясь носом в стол, тем решительней Грейс атаковала сладости. Она в очередной раз подошла туда, где стояла корзина, сунула руку прямо перед носом у одной дамы и выгребла всю красную лакрицу. Конфеты как раз поместились в горсти. Грейс отошла в угол, села у стены и принялась грызть лакрицу и злиться. Потом собрание закончилось, взрослые стали натягивать куртки, и некоторые из них поглядывали на Грейс с сочувственными улыбками. Она терпеть не могла, когда так делали. Через некоторое время к девочке подошел высокий мужчина с седыми усами, присел на корточки, чтобы заглянуть Грейс в глаза, и спросил: – Это твоя мама, да? К тому моменту мамина голова окончательно упала на стол. – Ага, – с явным недовольством ответила Грейс и тут же одернула себя: с такими вещами не шутят. Мама у нее одна, другой нет. – Нельзя ей сейчас за руль, – сказал мужчина. – У нас нет машины. Мы на автобусе приехали. – Ясно. Наверное, Мери-Джо сможет вас подвезти. Что скажешь, Мэри-Джо?