Конные стали спешиваться, окружили тех, что вылезли из автомобиля. Вдруг хлопнул выстрел. Кучка людей быстро задвигалась. От нее оторвался всадник, за ним второй. Оба пустились вскачь через поле – в сторону кустарника. Моне показалось, что прямо на нее. Вслед скачущим стреляли. Под задним споткнулся, опрокинулся конь. Мона вскрикнула, увидев, как всадник катится по земле. Передний поднял лошадь на дыбы, дернул уздечку, разворачивая коня и всё время стреляя из револьвера. Прихрамывая, подбежал второй. Подпрыгнул, взгромоздился сзади на круп. Снова поскакали. – Молодец, что не бросил т-товарища, – заметил отец Сергий. – Но вообще-то мне это не нравится. – Почему? – взволнованно спросила она. – Потому что они выведут всю эту ораву на нас. Скорее. Отчаливаем. И побежал к берегу. А Мона осталась, завороженная драмой. Двое беглецов под пулями несутся к зарослям, должно быть, надеясь в них укрыться, и не знают, что за кустами река. Они обречены! А ведь если бегут от «товарищей» и «товарищи» по ним стреляют – значит, наверняка приличные люди. – Скорей, что же вы! – крикнул от воды отец Сергий. Там – тррр, тррррр, трррррррррррр – с третьего рывка завелся мотор. Всадники спрыгнули с лошади перед кустами метрах в сорока правее. Мона высунулась, замахала: – Господа, господа, сюда! У нас лодка! Один, высокий, дернул второго, маленького, с рюкзаком на спине, за руку, показал на Мону. Нырнули в заросли, скрылись из виду. Но бежали сюда – треск приближался. Красные на поле перестали палить, садились в седла. Сейчас прискачут! – За мной, за мной! – кричала Мона, оборачиваясь на бегу. Вот они уже рядом. Статный, красивый блондин и худощавый, невысокий шатен, тоже очень недурной наружности. Поразительно было то, что в этих отчаянных обстоятельствах они ругались между собой. – Завшифот, вы кретин! Что вы натворили?! – орал шатен. Блондин так же яростно ему в ответ: – Я вас от ареста спас! Это же Кандыба, начособотдела! На Мону они едва взглянули, увлеченные своим непонятным спором. Только Завшифот (ну и имечко) спросил: – Где лодка? – Сам услышал мотор, кивнул. – Ага. – И снова спутнику: – Ваш дядя правда Гай-Гаевский? Откуда Кандыба вызнал? – Чего тут вызнавать! У меня в анкете написано: «Мать Гай-Гаевская Антонина Зеноновна». Редкая фамилия, редкое отчество. Ну и что? У начдива-три товарища Махрова родной брат в армии Врангеля тоже командует дивизией, а тут всего лишь дядя! Разобрались бы и отпустили! Единственное, что Мона поняла: кажется, шатен – племянник генерала Гай-Гаевского, командующего белогвардейской Добровольческой армией. Про него часто пишут в советских газетах, даже карикатуры помещают: толстяк в пенсне, в одной руке виселица, в другой кнут. – Господа, после доругаетесь! Быстрее! – Да-да, – буркнул ужасно сердитый племянник, обогнал ее и первым прыгнул в лодку. Блондин сзади подсадил Мону (решительно, но деликатно), перелез через борт сам, крикнул: – Давай, дед, гони! Отец Сергий кинул на него неласковый взгляд, повернул рычаг. Баркас вскинулся носом, выбросил из-под кормы фонтан брызг, сорвался с места. Трое в лодке, не считая собаки Самое удивительное, что эта парочка продолжала выяснять отношения и в лодке, даже не поблагодарив за спасение. – Я ни в чем не виноват! – кипятился шатен. – Кто вас просил стрелять, Завшифот? Я бы всё объяснил! – Кому? Кандыбе? Он бы вас вывел в расход без разговоров! Эх вы! Я вам жизнь спас, а вы лаетесь! Ну и катитесь назад к своим красным, товарищ помначшта-бриг… как вас… Штукин! – Скукин, моя фамилия Скукин, – зло поправил шатен. – А кто вы-то такой? Чего вы полезли? Я только знаю, что вы заведующий шифровальным отделом… Каганович, кажется? – Канторович. До Моны дошло, что эти двое толком не знакомы. – Всем лечь на дно, – коротко сказал отец Сергий. – Сейчас будут стрелять. Оглянувшись, Мона увидела на берегу людей. Они прикладывались к ружьям. Баркас отплыл довольно далеко, и страшно не было, но все же она поскорей кинулась на мокроватое дно лодки, столкнувшись локтем с помнач-чего-то-там Скукиным. – Пардон, – извинился тот, морщась от визга пуль. Одна лязгнула по железной уключине, и вот это уже было страшно. Мона вскрикнула. – Ничего, – донесся спокойный голос с кормы. – Сейчас п-повернем по излучине, и они перестанут нас видеть. Баркас немного накренился, и пальба действительно оборвалась. Мона и двое остальных сели. – Вы кто такие? – мрачно спросил отец Сергий. Первым ответил Канторович: – Я офицер, штабс-капитан. Записался к красным, чтобы добраться до фронта и уйти к нашим. Ждал удобного момента. И когда Кандыба на вас накинулся: «Сдавай оружие, контра!» – продолжил он, уже обращаясь к Скукину, – я подумал, что вы тоже свой. Вот и уложил его. – Кто это Кандыба? – перебил отец Сергий. – Начальник особого отдела Восьмой армии, – объяснил Скукин. – Наша дивизия всего неделя как сформирована. Приписали к Восьмой, и особотдел, наверно, стал проверять анкеты военспецов. Увидели, что мой дядя – генерал Гай-Гаевский, хотели разобраться. А этот умник, – кивнул он на Канторовича, – угрохал главного чекиста. Теперь извольте: я изменник и враг советской власти. Горестный монолог завершился крепким словом. – Здесь д-дама, – одернул его отец Сергий. Шатен посмотрел на Мону внимательней. – Прошу прощения, сударыня. Вы так одеты – я думал, просто баба. Позвольте представиться. Аркадий Сергеевич Скукин, подполковник генерального штаба. Бывший, разумеется. Мобилизован в РККА, получил должность помощника начальника штаба бригады – неплохое, кстати, назначение. Из-за этого кретина Канторовича я превратился в государственного преступника. – Послушайте, К-Канторович, – обратился отец Сергий к блондину, – а более правдоподобную фамилию вы себе взять не могли? Штабс-капитан с достоинством ответил: – Во-первых, чтоб вам было известно, евреи бывают и белобрысые. А во-вторых, других документов достать не удалось… Все патроны отстрелял, – проворчал он, глядя на откинутый барабан и вытряхивая из него пустые гильзы. Одна, ударившись о бортик, отскочила, ударилась о колено рулевого. – Миль экскюз, почтенный старец. А вы-то кто? – спросил лже-Канторович. Тот поднял гильзу, рассеянно повертел, бросил в воду. Ответил сухо: – Я – почтенный старец. – …Сергий, – закончила Мона. Ей было неловко за его невежливость. Чего он так разозлился? Уже не из-за того ли, что в баркасе появились молодые мужчины? У нее-то настроение было просто прекрасное. Отдышавшись и успокоившись, спасенные стали разговорчивее. Штабс-капитан (Мона решила, пусть остается Канторовичем, раз никак иначе не назвался) рассказал, что состоял в московском подполье, а когда начались аресты, записался в армию к «товарищам». Поскольку в прошлом он студент-математик и шахматист, его взяли в шифровальный отдел. – Ушел я не с пустыми руками, – похвастался Канторович. – Прихватил с собой коды. Думаю, у белых мне будут рады. Скукин, поостыв и, видимо, поразмыслив, гневаться на внезапный поворот судьбы перестал. – Ну, а мне тем более. Полагаю, дядя найдет для меня хорошее место. Если бы я оказался на юге, разумеется, пошел бы к белым, но я петроградский, так что выбора не было. Мне ясновидящая еще в юнкерском училище предсказала, что я буду генералом. Думал – красным, но белым – еще лучше. Тем более у наших дела идут неплохо, а у красных всё хуже.