– Все считают, что я потерял разум много лет назад, когда у тебя обострилась болезнь. Внезапно я почувствовал себя сломленным и не знал, что делать. Ведь ты умирал тогда, – воскликнул старик. – Врач повторял мне это десятки раз, чтобы я хорошо это усвоил. Мы слишком долго ждали, и наступил момент, когда только трансплантация сердца могла спасти тебя, сейчас или никогда. До этого ни я, ни твоя мать не хотели рисковать. Ты тоже ничего не хотел об этом слышать. И вот тут, внезапно, я был поставлен перед реальностью. Я больше не мог ничего обсуждать с твоей матерью, она стала такой слабой, почти не спала. Все годы твоей болезни она принимала различные транквилизаторы. Когда твоя болезнь обострилась, ее это просто подкосило. Она впала в депрессию, просто стала… безумной. Говорила, что умрет вместе с тобой, беспрестанно повторяла это во сне. Я понял, и врач мне это подтвердил, что она склонна к самоубийству. Ты себе представить не можешь, какие мысли приходили мне в голову. Ты мог умереть до того, как найдется донор, Мариза этого не пережила бы, я до сих пор уверен в этом. Я был бессилен. Пэр на секунду остановился, вытер лицо. Глина, испачкавшая его носовой платок, смешалась со слезами и оставила глубокий след на щеке. Пол был глубоко тронут, он понимал отчаяние своего отца. Тот снова стал говорить тихим голосом так, что Пол едва его слышал: – Я всегда думал, что было эгоистично с моей стороны навязывать такую жизнь Маризе, я намного старше ее. Может быть, я был слишком стар, чтобы иметь детей, что твоя болезнь из-за меня… Тут Пол резко остановил его, возмущенный его словами. – Что ты говоришь, ты хорошо знаешь, что это не так… У молодых родителей тоже часто бывают дети с врожденными пороками сердца. Пэр покачал головой, казалось, он не может отделаться от чувства вины, связанной с его возрастом, а к этому примешивалась и другая вина, реальная, за то преступное решение, которое он принял. – Не знаю, – продолжал он. – Во всяком случае, на мне лежала ответственность защищать вас обоих. Не мог я сидеть сложа руки и смотреть, как вы умираете на моих глазах. – Но то, что ты сделал… – прошептал Пол. Пэр встал, его глаза горели, как было в те времена, когда он работал в Международном суде ООН. – Когда ты родился, я посадил кедр перед домом… – Да… – Однажды, когда ты сильно болел, а я не видел больше никакого выхода, я пришел сюда и долго смотрел на то дерево, за пятнадцать лет оно сильно выросло. Я знал, что оно будет тут еще двести лет после нас, если его не вырвет из земли буря. А жизнь человека коротка. Мне хотелось остановить время, и я пошел за топором, чтобы его срубить. Мне невыносима была мысль, что оно тебя переживет… А потом перед этим деревом, на котором были птицы, думаю даже, что тут было их гнездо, я уронил топор и решил, что спасу тебя, чего бы мне это не стоило. Вот. В саду снова загомонили птицы, осмелевшие после ухода садовника. В минуты такой гармонии трудно было представить себе, что люди способны на подлости и низости. – А Кастроневесы? Почему ты вмешал их во все это? – спросил Пол. – Я даже точно не знаю, что с ними случилось. Я почти не общался с ними, мы поссорились. – Из-за чего? – Я звонил стольким людям, стольких просил о помощи, что половина тех, кого планета считает влиятельными людьми, были в курсе. Я понял, что мы не одни в таком положении. А потом однажды мне позвонил компаньон Кастроневесов, думаю, это от них он узнал о нашей проблеме. – Значит, родители Карлы тоже были в курсе?! – с изумлением воскликнул Пол. – Мы говорили о твоем здоровье в Куршавеле. Они очень тебя любили, их дочь тоже. Я им все рассказал, прося ничего не говорить о твоей болезни Карле, думаю, они сдержали слово… Когда твое состояние ухудшилось, Мариза тоже им сообщила. Она потеряла чувство меры и всем рассказывала об этом. – Этот компаньон, кто он? – Я не очень хорошо помню его имя, англичанин, очень изысканный. Он мне дал понять, что знаком с разными людьми, есть более быстрые цепочки и схемы, нежели традиционные пути. Когда я вернулся из Франции, после того эпизода с топором, я ему позвонил. Это он связал меня с доктором Кумаром. Пол встал. В устах его отца все это казалось таким простым, логичным, оправданным, но от этого не переставало быть злодейством. Но родители Карлы в этой истории… он по-прежнему не знал об их роли. – Так Кастроневесы-то тут при чем? До того, как Эдуардо пришел ко мне, я не знал, что он расследует хищения и растраты в сиротских приютах своей жены. Оливия через Маризу узнала, что тебе будут делать операцию в Швейцарии, в клинике доктора Кумара. Эдуардо тут же пришел поговорить со мной. Он объявил мне, что собирается вскрыть незаконный трафик, в котором был замешан доктор Кумар и ряд лиц, лично заинтересованных в пересадке органов. Эдуардо знал о твоем физическом состоянии, и, несмотря на то, что для нас это был вопрос жизни или смерти, он стал убеждать меня не связываться со службами доктора Кумара. Но я сказал, что уже принял решение, мы поругались. Знаю, я его очень разочаровал. Он хотел, чтобы я помог ему в его борьбе, а я, конечно, отказался. Тогда он решил все сделать сам и отправился в Бразилию. – А о своем компаньоне он знал? – Я ему сказал это после того, как все детали дела были урегулированы. Ведь это именно он занимался счетами… – Патрик Александер? – выдохнул Пол. – Да, кажется, он, у меня записано где-то в бумагах. – Ты сказал Эдуардо, что Патрик Александер замешан в этом трафике? – уточнил потрясенный Пол. – Да, я сказал ему. В некотором роде это было предательством, но мысль о том, что эти лицемерные люди продолжают творить свое черное дело, была для меня невыносима. По крайней мере, я должен был это сделать для Эдуардо, который был человек прямой и честный. Мне казалось, что так я в некотором роде заглаживаю свою вину. Знаю, что это было недостойно. Но мне хотелось, чтобы этот криминальный трафик прекратился, хоть каким образом, хоть кем-то, не знаю. И вот как-то я позвонил ему и сказал. Тогда я уже переступил черту, так что больше ничего не имело значения. Пол не мог прийти в себя. Патрик Александер лично был замешан во всей этой истории! Пэр продолжал свой рассказ. – Я постоянно думаю о том, что сделал. Часть меня тогда умерла. Была нанесена рана, которая никогда не заживет. Однако я не жалею о том, что принял такое решение. Каждый раз, когда я смотрю на высокий кедр, я думаю об этом. После того, как тебе сделали операцию, я сумел на некоторое время заглушить ощущение вины, под стекло ее поставить, мне хватало видеть перед собой тебя. И Маризу, которая снова стала такой… счастливой. Но когда ты начал работать в ООН и занялся вопросами торговли людьми, во мне снова все сразу поднялось, что было под спудом, и я просто… взбесился. Я понял, что однажды мне придется посмотреть тебе в глаза и ответить… Пэр бессильно замолчал, он выдохся. Пол помог ему подняться, и они долго смотрели друг на друга. Пол прочитал в глазах отца глубокое страдание, панический страх от того, что он не представлял себе, как сын прореагирует на его признания. – Я еще не знаю, как буду жить со всем этим, – начал Пол. – Мне невозможно представить себе все это. Это я, это во мне, ты понимаешь? Пэр устремил вдаль свои голубые поблекшие глаза и горестно кивнул. Несомненно, он представил себе тот ужас, который мог испытывать Пол. – Пока я не решил, что делать, но ты должен мне помочь… папа. Старик воспрянул, его дыхание стало ровным и глубоким. Он снова кивнул головой в знак согласия. – Я хочу, чтобы ты провел расследование по делу о Патрике Александере. 15 Пол и Пэр вместе вернулись в бастид, они безмолвно шли рядом, их разделяло смятение, которое оба только что пережили. Пол испытал столько противоречивых чувств и эмоций, сменявших друг друга с головокружительной скоростью, что теперь не знал, что думать о признаниях отца. К осознанию своей виновности примешивалось чувство стыда и неприязнь к человеку, который, как многие другие, способствовал тому, чтобы существовала бесчеловечная торговля жизнью и смертью. Пол знал, что, будь перед ним подобный выбор двадцать лет назад, он отказался бы обменять свою жизнь на жизнь другого ребенка. Карла тоже поддержала бы его отказ, в этом он был убежден. Пол понимал, что отец расставил ему ловушку, он оправдывал свой поступок доводами, которые приводил, но это было из эгоизма, ибо сам он был неспособным переживать боль и отчаяние один. Пол почувствовал, как в нем поднимается гнев, глухой и холодный, который мог найти выход только в действии. Он обещал пролить свет на тайну гибели родителей Карлы, он не должен был терять из виду эту цель. Отец вызвался помочь ему, он будет следить за тем, как тот сдержит слово. – Как ты собираешься действовать с Патриком Александером? – спросил он. – Прежде всего, сделаю несколько телефонных звонков. У меня еще остались друзья, которые могут добыть сведения, – объяснил Пэр. – А ты не забудешь? Или снова спрячешься в свою раковину? – забеспокоился Пол. – Я перестал принимать эти идиотские лекарства несколько лет назад. Я просто сохранил свои привычки к спокойствию, вот и все. Никто даже не заметил разницу, – признался Пэр. Пол испепелил его взглядом. – По сути, ты просто старый эгоист. Ты думаешь, что действовал во имя других, но ты все делал для себя. А теперь продолжаешь лгать, а мать хоронит себя тут заживо, во имя тебя, – негодовал Пол. Старик сжал зубы. Его подбородок дрожал. – Мне очень жаль… – Так делай теперь то, что справедливо, – сухо отрезал Пол. Он собрался было уйти, но Пэр успел схватить его за руку и умоляюще посмотрел на него. – Твоя мать… она ничего не знает. – Я ей ничего не скажу. Она уже и так достаточно натерпелась со всем этим, – ответил Пол, резко развернулся и ушел прочь. Он был изнурен бессонной ночью, измотан событиями, которые неслись с невероятной скоростью, а ему было все трудней воспринимать и анализировать их. Он направился к павильону, прошел в свою спальню и, не раздеваясь, бросился на постель. Он провалился в тяжелый липкий сон, а очнулся, когда сквозь пелену забытья до него донесся легкий шум в ставнях. Пол вскочил и несколько мгновений не мог понять, где находится. То ли в гостинице в Нигере, то ли в гостевом доме в Пакистане. Скрип двери разбудил его окончательно, кто-то покашливал, чтобы привлечь его внимание. Пол прыжком поднялся и обнаружил за дверью, выходившей прямо в парк, своего друга Роберто, облокотившегося на косяк двери. – Итак, товарищ! Ты недосягаем со вчерашнего дня. Я даже забеспокоился, особенно тогда, когда прекрасная Лорен позвонила мне лично, чтобы узнать новости о тебе, – тут же стал подзуживать его Роберто. Пол поправил расстегнутую рубашку, быстро провел рукой по волосам. – Роберто! Извини меня, я только что проснулся. Я был смертельно усталым. – Ладно уж, сам вижу. Уже семь часов, а ты спишь! Скорей, это время пойти подзаправиться, – заметил Роберто. – О’кей, дай мне пять минут, и мы пойдем пожевать что-нибудь на углу. Мне кое-что надо тебе рассказать. Деревушка Каллиан обладала уникальным баром, где хозяин подавал прекрасное домашнее вино и тарелки с набором колбасок и сыров. Пол и Роберто устроились на террасе, чтобы им не мешал шум и гам в салоне, где местные болельщики теснились у экрана телевизора, с азартом реагируя на трансляцию очередного футбольного матча, от которого зависела честь нации. Пол кратко изложил своему итальянскому другу события последних суток, опустив подробности о своем здоровье и умолчав о связи своих родителей с гибелью родителей Карлы. Он был еще не готов открыть подобные секреты. Роберто слушал, не прерывая, потрясенный необычным стечением обстоятельств и сцеплением событий. Рассказ Пола показался ему недостаточно связным, так что в конце Роберто задал несколько уточняющих вопросов: – Но все это не объясняет, почему Лорен, то есть Карла, сразу же тебе не сказала, кто она, – удивился он. Скрывая от Роберто часть правды о мотивах ее поступков, Пол был вынужден солгать другу. Он отметил про себя, что никогда в жизни столько не лгал, как за то время, что был теперь во Франции, и такое положение нравилось ему все меньше, однако сложившиеся обстоятельства и возможные опасности вынуждали его прибегать к этим небольшим мистификациям. – Я же тебе сказал, – повторил Пол, – она вынуждена скрываться вот уже двадцать лет. Из опасений за свою безопасность она не признается, кто она на самом деле. Но ты прав, это действительно очень странная история. – Во всяком случае, ты должен ей позвонить, так как она, не зная где ты, произвела на меня впечатление… скажем, обеспокоенной. Пол не хотел обсуждать свои отношения с Карлой, он перевел разговор на другую тему, надеясь, что тут Роберто сможет помочь ему прояснить некоторые обстоятельства. – Меня интересует ее опекун, ну, покровитель, как она его называет. Мне кажется, что он играет какую-то странную роль в этой драме, – приступил к делу Пол. – Верно, он перешел из разряда компаньонов и стал управляющим всей собственностью семьи Кастроневес. Неплохо, – с иронией заметил Роберто.