– По сути, мне нечего больше сказать тебе. Я очень сожалею, – прошептал Пол. Он не сказал больше ни слова, резко повернулся и ушел. Ему больше не хотелось ни слова слышать от Карлы, он отрубил все, связанное с ней, удалил ее из приданного ему сердца, которое и стало причиной их расставания. 16 В ушах Пола еще звучали слова Карлы, когда он резко тронулся с места. За последние дни у него появилась привычка срывать нервный стресс и отыгрываться на своей машине. К счастью, во Франции спортивный угар не подвергал его большим неприятностям, в худшем случае был риск получить штраф или предупреждение, в то время как в Соединенных Штатах он легко мог оказаться в ситуации «лицом на капот, наручники под носом», как настоящий преступник. А разве не был он преступником, сообщником своего отца в незаконном трафике, который не прекращался, судя по процветанию доктора Кумара. Так что он тоже заслуживал презрения, что и продемонстрировала Карла, выразив свое разочарование в нем, правда при этом она имела в виду его обвинения в сторону Патрика Александера, которым не поверила. Пол по-прежнему был убежден в том, что подозрения были обоснованы, но он должен был добыть доказательства или, по крайней мере, неопровержимые факты, чтобы убедить ее. Он дал себе слово защитить ее, если она действительно попала в руки преступного обманщика. Признания отца толкали его на то, чтобы вернуться в дом доктора Кумара и напрямую расспросить о его роли и связях в этом преступном сообществе. Было поздно, но к чему все эти светские условности? Пол не сомневался, что доктор Кумар примет его. Индийский медик ничуть не удивился, когда почти в полночь Пол подошел к ажурной решетке, назвал себя, а потом, пройдя в дом, потребовал объяснений. Теперь доктор Кумар принял его, хотя и церемонно, но не так радушно, как в прошлый раз. Пол понимал, что не стоит играть в кошки-мышки с таким изощренным собеседником. Доктор провел его в своей кабинет, строгость и скудость обстановки которого странно контрастировали с помпезным стилем остальной части дома. Доктор Кумар терпеливо ждал, когда Пол раскроет карты. – Когда мы с вами виделись в последний раз, вы мне посоветовали понаблюдаться у психолога, не так ли? – сухо начал наступление Пол. – Действительно, но не думаю, что вы это уже сделали, а если сделали, то не рекомендуйте мне этого врача, – иронизировал хирург. – Я догадывался, что будут от вас новости, но не думал увидеть вас так скоро. – Предпочел проверить свой дедуктивный метод применительно к вашему дельцу, – подхватил Пол, не обращая внимания на сарказмы своего собеседника. – Надо же, любопытно узнать, что же вы смогли обнаружить, в чем причина столь позднего визита. Мой отец, – ответил Пол, – он мне все рассказал, что касается соглашения, которое вы заключили с ним тогда. И, видимо, он не был единственным среди заинтересованных лиц. – Удивлен, что вы придаете значение разглагольствованиям старого человека. Насколько я понимаю, ваш отец вот уже много лет лечится от ментального заболевания, – отметил врач. Пол все больше убеждался, в изворотливости и хитрости этого человека, бросающего шутливо едкие слова, с тем чтобы унизить и поставить на место собеседника. Ему этого вовсе не хотелось, и он решил немедленно прекратить эту игру в дурака. – Постараюсь быть понятным. Каковы бы ни были мои источники, которые я не собираюсь перед вами раскрывать, я знаю, каким трафиком вы занимались и теперь занимаетесь. Я знаю также о причастности Патрика Александера к вашему мерзкому бизнесу, – обвинял Пол. Хирург вскочил со своего кресла. Его покрасневшее от ярости лицо утратило все следы любезности. Он обеими руками оперся на стеклянный стол и резко подался к Полу, который даже не шелохнулся от такой внезапной реакции врача. – У вас такой вид, будто только что открыли мир, в котором живете, – прошипел доктор сквозь зубы. – Не все жизни имеют одинаковую цену. Вы шокированы тем, что я считаю, что мои клиенты стоят дороже, чем нищий с мадрасской улицы или крестьянин, который всю жизнь ковыряется в земле? А вы, разве вы не думаете, что стоите дороже, чем гадкий доктор Кумар, потому что вы работаете в ООН, раз в неделю покупаете биокофе и регулярно сдаете на переработку пластиковые бутылки? Да не смешите меня. Весь ваш жизненный комфорт западного человека оплачен бедным населением целого мира, все – от вашего костюма до машины, до самой крошечной частички металла вашего мобильника. Да, эти люди подыхают. А вы хотите преподать мне урок, потому что я недостаточно лицемерен? – Вы отвратительный циник. – У меня трезвый взгляд на жизнь. Называйте это как хотите. Мир основан на хищническом отношении к природным богатствам, запасам сырья, минералов, и человеческой жизни. Одна половина планеты готова убить другую за это. Хирургу удалось шокировать Пола своей теорией об относительной ценности человеческой жизни, взглядами, прямо противоположными тем, которые разделял он. Не лишенная логики речь доктора Кумара имела целью оправдать свои поступки существованием других таких же аморальных действий. Пол восставал против таких положений, которые извращали реальность и основывались только на одном аспекте в жизни человечества. – Но это никак не оправдывает ваши убийства. Это ваш личный выбор. Мир состоит не только из таких негодяев, как вы, – нанес ответный удар Пол. Но оказалось, что ничто не может поколебать хирурга в его убеждениях. Его речь утратила благожелательность, а вся сила интеллекта пошла на развитие циничных рассуждений. Он продолжил уже спокойней, чтобы приобщить Пола к своим аргументам. – Я не удивлен тому, что вы нащупали истину. Иногда проскальзывает луч света, – добавил он со снисходительной улыбкой. – Я часто встречался с такого рода угрызениями совести у своих пациентов. Но знайте, ни один из них и членов их семей не отказались от возможности жить. Это инстинктивно, и тут мы бессильны. Пол тоже задал себе этот вопрос, погрузившись за ответом в самые глубины своей души. И нашел там только глубокое отвращение к этому пузатому человеку, который сейчас претенциозно давал ему метафизический урок жизни и смерти. Доктор Кумар сверлил его взглядом, опершись на письменный стол, как профессор, принимающий экзамен у ученика. – Что вы собираетесь делать? – продолжил он ядовито. – Отказаться от жизни, покончить с собой? Донести на своих родителей? Устроить скандал? – он злобно ухмылялся. – Поверьте мне, ворон ворону глаз не выклюет. В процесс задействовано слишком много влиятельных персон, чтобы вам удалось как-то этому помешать. И это не бедняки какие-нибудь, те люди, которые обращаются ко мне за помощью. Политики, судьи, бизнесмены, медиамагнаты, – все приходят ко мне за помощью. Они кооперируются, чтобы получить доступ к моим услугам, и поддерживают друг друга, стоя плечом к плечу. То, что предпринял Пол и о чем хирург не догадывался, не имело ничего общего с полицейским расследованием, а касалось только его личных проблем. Одна лишь правда, во всей своей жестокости, вызывающая острые приступы угрызений совести, могла его удовлетворить. Перед ним стоял человек, который двадцать лет назад спас ему жизнь и которому Пол был признателен до такой степени, что почти боготворил его, но теперь он был ему отвратителен и вызывал лишь омерзение. – Вы считаете себя выше других, потому что ваша ограниченная логика действует в вашем мире негодяев, – твердо сказал Пол. – На самом деле вы просто несчастный человек. Вы думаете, что вы очень умный и хитрый доктор Кумар, но именно своим интеллектом люди совершают подчас самые гадкие поступки. История полна подобными вам людьми, которые посвятили свой ум и талант самым отвратительным злодеяниям. Индийский крестьянин, который убивается на работе во имя своей семьи, имеет больше достоинства, чем вы. Вы никогда не заставите меня поверить в вашу правоту. – У вас нет выбора, Пол, – снова заговорил медик. – Вы один из нас… – Что вы хотите этим сказать? – обрезал его Пол. – Люди имеют… теневую сторону. Придется проглотить горькую пилюлю, если хотите жить дальше, – философствовал доктор Кумар. Пол не мог больше слушать. Он направился к двери кабинета. – Именно об этом «если» я спрашиваю себя теперь, и это среди прочих вопросов и действий, которые я собираюсь предпринять против вашей деятельности, – заключил Пол с нескрываемым презрением. Врач бросился вслед за ним и завопил на весь коридор, ведущий к выходу: – Я советую вам не устраивать никаких историй, у вас могут быть большие неприятности. Пол захохотал. – Я уже умер двадцать лет назад. Вы меня не испугаете, доктор Кумар. – Это вы так считаете, Пол, но когда люди оказываются лицом к лицу со смертью, все они на коленях умоляют, чтобы им оставили жизнь, даже если она копейки не стоит, – кричал ему вслед хирург, когда Пол садился в машину, не оглядываясь назад. Доктор Кумар особенно не опасался, что какое-нибудь следствие сможет раскрыть его трафик. Уже годы у его клиники была особая репутация в области эстетической хирургии, а незаконные трансплантации органов регистрировались как восстановительные операции. Медицинские досье пациентов были искусно сфальсифицированы, а медик уже достаточно скомпрометировал свою маленькую верную команду, чтобы обеспечить ее преданность себе и полную конфиденциальность. Трансплантация органов на легальной основе дополняла ассортимент услуг клиники, но это было для того, чтобы придать ее деятельности видимость респектабельности, необходимой для устойчивой работы конвейера по пересадке органов. Презрение, которое было на лице и в словах Пола, задело некоторые чувствительные струны у талантливого хирурга, выбравшего некогда высокое призвание. Остатки совести, которую он засунул куда-то на дно сундука, убрал под стекло, замкнул на долгие годы, вдруг осветились невыносимо ярким светом, вспышкой молнии, пробравшись во все закоулки его неприглядной души. И за этот ослепляющий луч света доктор смертельно возненавидел Пола. Врач достал свой телефон и кратко сообщил своему собеседнику о цели визита Пола. После стремительного ухода Пола Карла бросилась на песок у самой воды. Слезы безмолвно текли по ее щекам. Высохнут ли они когда-нибудь? Она столько пролила их за последние годы, когда все дальше уходила от того, что составляло ее сущность. И тут, на этом песке, она отдалась волне своих мыслей, печали воспоминаний о юности, омраченной гибелью родителей, усилиями, с которыми она должна была стирать из памяти свое прошлое, чтобы скрыться от предполагаемых врагов и, отринув культурную память и наследие своей семьи, превратиться в совершенную, отлично воспитанную англичанку. Она увидела себя в центре античной драмы, где все возможности искупления и счастья становятся все дальше на каждом повороте сюжета. Вот теперь эти ужасные разоблачения Пола – в тот момент, когда она считала, что вновь обрела его и сама стала собой, подлинной, настоящей. К чему была вся эта богатая, светская жизнь, столь далекая от тех ценностей, которым она была привержена в юности, когда открывала для себя ангажированные песни Джоан Баэнс или романтическую историю Че Геварры, переживала за борьбу индейцев-сапатистов в мексиканском Чьяпасе. По крайней мере, своей работой в ООН Пол сохранил верность их мечтам о более справедливом мире, а она удовольствовалась своим творчеством, создавая украшения для старых богатых бездельниц. И как венец всего – подозрения Пола по поводу Патрика Александера, которому она полностью доверяла, а они, эти подозрения, могли поколебать хрупкую конструкцию ее перестроенной жизни. Она была еще не готова усомниться в последнем защитном бастионе, который у нее остался. Волны средиземноморского прилива незаметно подкрадывались к ее ногам. Карла вздрогнула и охватила руками колени, прижав их к груди, уткнулась лбом в сложенные руки и попыталась унять свою печаль, шум прибоя действовал гипнотически, успокаивая ее измученную душу и позволяя ей навести порядок в мыслях, осаждавших ее с тех пор, как ушел Пол. Некоторые моменты в поведении Патрика Александера могли подтвердить гипотезу Пола об ответственности опекуна. Он полностью взял в свои руки управление ее имуществом, и если и удовлетворял все ее запросы, то всегда отговаривал ее управлять, не вводил в курс дел и не пытался заинтересовать ими. Но главное, он стер все материальные следы ее прошлого. Продав дом Кастроневесов, он уничтожил все их личные вещи и архив, кроме картин Оливии, которые Карла хотела сохранить. Раздавленная горем Карла не противилась полному уничтожению следов ее прошлого, но позже, когда она спрашивала Патрика Александера, знает ли он что-то, он всегда настойчиво просил ее не копаться в прошлом и не восстанавливать контакты с ее друзьями в Бразилии или Нью-Йорке. Сегодня утром в мастерской Патрик снова умело увернулся от ее вопросов, и она так ничего не смогла узнать. Теперь, задним числом, Карла удивлялась неправедному гневу своего опекуна, когда речь зашла о ее встречах с Полом. Не было ли так, что Патрик умышленно препятствовал Карле установить любой контакт с Оллесонами все эти годы, чтобы она не узнала от них о трафике? Открытия Пола о причастности Патрика Александера к его операции по пересадке сердца вполне могли привести Пола к последующим выводам и подозрениям. Карла с ужасом поняла, что, возможно, она была неправа, когда напрасно обвинила Пола, и она снова горько заплакала. Шум шагов по песку заставил ее повернуть голову. Перед ней возник силуэт Мартины Буске, словно персонаж из китайского театра теней на экране, подсвеченном огоньками ресторанчика, горевшими вдали. Без слов рестораторша бережно укутала дрожащие плечи Карлы шерстяной вязаной шалью, а потом опустилась всем своим грузным телом на песок и уселась рядом с ней. – Как давно я не сидела вот так, на берегу, – начала она, – у меня просто минуты нет в горячий сезон. Она исподволь глянула на Карлу, вытиравшую глаза полой платья. Когда Мартина решила, что женщина достаточно пришла в себя, она повернулась к ней лицом и мягко коснулась ее руки. Карла руку не отдернула. Лицо Мартины сияло нежностью и спокойствием. – Знаю, что Пол сообщил вам жуткие вещи, – сказала она. – Конечно, вы потрясены, не знаете, что делать дальше, что думать. И все ваши чувства закономерны. Можно ненавидеть или разочаровываться, но это не значит, что эти чувства должны руководить нами, что мы должны отдаться в их власть… Пожилая дама остановилась. Она хотела убедиться, что Карла услышит и воспримет то, что она говорит. Карла чувствовала себя на краю пропасти, любое неосторожное слово могло заставить ее оступиться. Мартина продолжила, перейдя на шепот, ее голос почти не покрывал шум волн. – В жизненных испытаниях есть всего лишь одна главная вещь, и всем это известно, – любовь. Это может показаться банальностью, но большинство не знает то, что обрести любовь – это настоящее чудо. Карла широко раскрыла глаза и собиралась было отодвинуться, но Мартина рукой удержала ее. – Когда два человеческих существа среди миллиардов, которые населяют планету, получают шанс найти друг друга, это… так редко, так ценно… Но иногда трусость мешает им принять этот дар. – Почему вы так говорите? – спросила Карла заинтригованно. – Нужна смелость, чтобы любить. Часто думают, что любовь дается просто так, пришла – и все тут, ничего больше делать не надо, никаких усилий. Но это не так. Она такая хрупкая, такая уязвимая, что угодно может ее ранить, повергнуть, разрушить, вот, теперь даже говорить о ней стало немодно, – терпеливо объясняла Мартина. – Люди стали бояться любить по-настоящему. Надо бороться, рисковать, чтобы любить и быть любимой. Каждый день и каждый час, пока бьется сердце… Видно было, что Мартина волновалась от своих собственных слов, которые свидетельствовали о ее большом опыте. Карла сжала ее руку. – Однажды понимаешь, что надо перестать бояться, если хочешь жить. Мой маленький Пол не выбирал ни одно из тех испытаний, что выпали на его долю, но он всегда их встречал в лоб. Даже то, что он сказал вам сегодня вечером, это уже мужество. Глаза Карлы медленно наполнялись слезами, потом она крепко закрыла их, пытаясь сдержаться. Ласковый материнский взгляд и мудрые слова женщины, которая, казалось, прожила десяток жизней, глубоко ее потрясли. – Я только что прогнала его, я… почти оскорбила его, – пробормотала Карла. – Да ты просто боишься простить и любить его. Мартина привлекла Карлу к себе, обняла, нежно поглаживая по волосам, словно позволяя ей дать волю слезам, как маленькой девочке. Да она и была сейчас такой – расплакавшейся девчонкой в руках утешающей матери. 17 Разговор с доктором Кумаром и его теория об относительной ценности человеческих жизней повергли Пола в исступленное негодование. Доктор ошибался, считая его наивным и простодушным. Пол видел и понимал, что миром правят эгоизм и себялюбие, и те, кто ими руководствовался в своих поступках и действиях, были убеждены в том, что таков мир и его извечные законы, где существует примат материальных, экономических требований, а сам человек, люди – только материал, сырье, благодаря которому работает механизм. Но Пол никогда еще не встречал человека, который сознавал, что действует бесчеловечно, и не только мирился с осознанием своей аморальности, но и гордился ею. Вернувшись в бастид, Пол увидел, что, несмотря на поздний час, в окне отцовского кабинета горит свет. Это был хороший знак. Значит, Пэр держал свое обещание помочь сыну в его расследованиях. Пол прошел по коридору и остановился в дверях кабинета. Отец сидел перед экраном компьютера новейшей модели, которого Пол даже не заметил, когда устроил обыск в его кабинете. На столе вокруг были разложены толстые тетради, обтянутые черным молескином. Сидя спиной к двери, Пэр даже не оглянулся, а без всяких предисловий пригласил сына присоединиться к нему, указав на стул, стоящий рядом. – Вот, нашел свои дневниковые записи. Я записывал все важное, что касалось тебя, с самого твоего рождения… Перестал после твоей операции. Пол склонился над ворохом тетрадей, потрясенный тем, что отец уделял такое скрупулезное внимание всем событиям в жизни ребенка. Пэр открыл тетрадь с осторожностью, его руки и голос дрожали. – Я не хотел ничего упустить о тебе… если ты… умрешь. И я записывал, каждый вечер. Вот последняя запись, потом я больше не мог. Пэр поднял голову и взглянул на сына. Пол положил руку ему на плечо, побуждая говорить дальше.