– Что ты обнаружил? – нетерпеливо спросил он. Отец быстро пролистал страницы записной книжки, покрытые мелким четким почерком. Казалось, он вновь обрел всю остроту ума, которой обладал в то время, когда был международным судьей. – Вот, смотри, это запись о первой встрече с Патриком Александером, – объяснил Пэр, водя крючковатым пальцем по странице. – Он сказал, что несколько лет назад перенес операцию по пересадке почки и дал мне понять, что имеет возможность помочь и мне. Я сообразил, на что он намекает, и сказал, что подумаю. На самом же деле я тут же принял решение, как только он заговорил о том, что есть альтернативный выход. Честно говоря, мне уже приходила в голову такая мысль, тогда, когда я стоял перед кедром. Пэр быстро листал страницы тетради, многие из них были замяты и сложены пополам, другие загнуты в уголках. Было понятно, что он не раз копался в своих заметках. – Вот тут запись ссоры с Эдуардо, – продолжал Пэр. – Я тебе говорил, он догадался о том, что я собирался сделать, но не знал, кто в его окружении организовал трафик органов из сиротских приютов. А я знал, но ничего не хотел ему говорить, пока тебе не сделают операцию. – Ты что-нибудь обнаружил, что имеет отношение к убийству Кастроневесов? – нетерпеливо допрашивал Пол. Пэр быстро вынул из-под своих тетрадей папку с документами, которые он распечатал незадолго до прихода Пола. – Это копии административных документов, касающихся клиники доктора Кумара. Патрик Александер является одним из главных акционеров и членом административного совета. Пол схватил бумаги и жадно пробежал их глазами. – Как ты заполучил их? – спросил он. – Я тебе уже говорил, что у меня остались связи с людьми, которые при деле, информаторы, программисты, люди из полиции различных стран. У меня есть один такой человек в Швейцарии, он только что прислал мне это, – объяснил Пэр. – В строгом смысле это не доказательства, – заметил он. – С юридической точки зрения со всем этим мало что можно предпринять против них. Но для Карлы это может быть достаточным, чтобы убедить ее в том, что Патрик Александер не такой уж белый и пушистый. Пол разложил на столе документы, распечатку банковских операций, копии счетов в Швейцарии и банках налогового рая. – Всего этого было бы достаточно, чтобы начать расследование, – заметил Пэр, обводя рукой стопку листков. – А это что такое? – спросил сын. – Это следы финансовых трансферов между клиникой и оффшорными банками. Есть еще личный счет Кумара. Если начать снимать кожуру со всего этого, разбираться, потребуются часы, но я обнаружил две-три вещицы, которые четко указывают на финансовые связи Патрика Александера и доктора Кумара. Для меня как юриста это доказательства существования незаконного трафика и их причастности к нему, а также того, что Патрик Александер прямо или косвенно связан с убийством Кастроневесов. Но что касается последнего, тут, боюсь, нельзя будет что-то убедительно доказать после стольких лет. Пол стал ходить по кабинету из угла в угол. Он запустил пальцы в волосы и взъерошил их, как делал всегда, когда лихорадочно искал выход из запутанного положения. Пэр следил за ним беспокойным взглядом. – Что ты собираешься делать теперь, Пол? Ты хочешь раскрыть нашу семейную тайну? – Ты прав, я не могу предпринять ничего конкретного по тем событиям, которые произошли двадцать лет назад, – сказал Пол, уходя от ответа на последний вопрос. – Надо бы начать международное расследование, но, к сожалению, это не касается убийства родителей Карлы, ведь было принято решение закрыть дело. Что касается деятельности доктора Кумара в настоящее время, пока не знаю. Еще рано об этом говорить. Для меня самое важное – это ввести в курс дела Карлу и избавить ее от Патрика Александера. Пол собрал разбросанные на письменном столе документы и засунул их в пластиковый файл. – Я возьму с собой, чтобы доказать ей, что Патрик Александер – человек мутный. Если еще что-то найдешь, сообщи мне. – Возможно, я еще кое-что получу завтра. Мой информатор обещал поработать всю ночь. Я позвоню тебе, если что-то найдется. Устремив глаза на сына, Пэр ждал, что еще скажет Пол, но тот молчал. Между ними по-прежнему лежала пропасть отчуждения. Пока не пришло время для новых объяснений между отцом и сыном. Пол видел вопрошающий взгляд отца, чувствовал, что тот ждет от него хоть какого знака одобрения, но, несмотря на желание поблагодарить отца за помощь и содействие, Пол так и не смог произнести ни слова. Слишком многое еще омрачало их отношения. – Иди спать, папа. Завтра ты будешь плохо выглядеть от усталости, мама забеспокоится, – холодно сказал он на прощание. – Ты прав. Позже я вернусь к своим поискам, – согласился Пэр, как послушный ребенок. Телефон Карлы, оставленный на столе, звонил неоднократно. Сама же она лежала на диване в глубине ресторанчика и безмятежно спала. Мартина заканчивала расставлять на столах стулья, перевернув их ножками вверх, чтобы утром было сподручней сделать мокрую уборку. Наступала ночь, и Мартина, набегавшись за день по ресторану, чувствовала смертельную усталость, а к этому еще прибавились волнения из-за сердечных перипетий ее крестника. Будучи женщиной чувствительной, она принимала близко к сердцу невзгоды тех, кого любила, и теперь глубоко переживала то, что свалилось на плечи Пола. Казалось, вся его жизнь была отмечена вечными неудачами. На столе, куда рестораторша поставила последние стулья, телефон Карлы зазвонил в третий раз, и Мартина увидела, как на экране высветилось имя Пола. Она схватила трубку. – Алло, Пол, это Мартина. – А где Карла? Что случилось? – заволновался он. – Не переживай, – успокоила его Мартина. – Спит на моем диванчике. Она так устала. – О’кей, буду у тебя через сорок минут. Пожалуйста, не буди ее. Ты можешь задержаться? Я мигом, – заторопился Пол. – Приезжай, и не беспокойся о времени, – ответила Мартина. Инспектор Дирэнже раскинулся в широком плетеном кресле на террасе, вытянув вперед ноги. Он придвинул кресло к самым перилам, чтобы навес не мешал смотреть на звездное небо, которое благодаря легкому бризу было совершенно ясным. Колечки дыма от сигареты, тлевшей на краю пепельницы, поднимались вверх и таяли в темноте. Мартина подошла к нему с двумя старинными бокалами, наполненными зеленым ликером. Инспектор быстро распрямился, затушил сигарету и, притворно покашливая, стал разгонять рукой дым. – Ты снова начал? – строго спросила Мартина, присаживаясь рядом с ним. – Не по-настоящему, просто по привычке взял сигарету. Когда жду тебя, она мне компанию составляет. Мартина слегка смутилась и заерзала в кресле, а потом хлопнула его по руке. – Давай, надо чтоб ты окончательно завязал с курением, если хочешь устроиться тут насовсем, ты ведь знаешь, я не переношу запах прогорклого табачного пепла, – неожиданно сказала она. Марк Дирэнже посмотрел на нее с крайним изумлением, но он знал ее театральные приемы, к тому же сам не был лишен юмора. – Если бы я точно знал, что это моя последняя сигарета, я бы выкурил ее до конца. – Посмотрим, последняя ли, – загадочно сказала Мартина, протягивая свой бокал к бокалу Марка. Обменявшись многозначительными взглядами, они чокнулись и поднесли бокалы к губам в знак молчаливого согласия, сплотившего их нынешним вечером. Марк Дирэнже улыбнулся, неторопливо поставил бокал на стол и снова, как ни в чем не бывало, погрузился в созерцание звездного неба. – А ты за свою карьеру имел хоть раз дело с незаконной торговлей органами? – внезапно спросила Мартина. – А почему тебя это интересует? – удивился инспектор. – Это касается Пола. Ему пересадили сердце двадцать лет назад. – Надо ж… Нет, обычно это следствие на международном уровне, есть специальные службы, это сложно. Мне бы не хотелось заниматься подобными вещами, я мент, работающий по старинке. – Точнее, просто старый мент! – пошутила Мартина. Ну да, но не… когда я начал, я четко понимал, кто были жандармы и кто воры. Вообще, ты знаешь, бандитизм – тогда это было ремесло. Во всех этих ограблениях, незаконном обороте наркотиков, даже в проституции, мы имели дело с профи. Существовала даже некая этика. Эти самые типы в повседневной жизни не были подонками. Мы даже как-то уважали друг друга. Но чаще мы имели дело с другими преступлениями, ну, там, на почве страсти или солдатская драка, когда кто-то перебрал. Все было просто. А теперь я ничего не понимаю. Имеешь дело с детьми, которые пыряют друг друга ножами из-за того, что кто-то из них что-то не так сказал, и такое творится не только в городе. Иногда это просто обалдевшие ребятишки из обычных семей, которые насилуют девчонку, или тащат все из дома. Все несется так быстро, все вокруг меняется так, что уж и не понимаешь, где злоумышленники. Такие встречаются даже среди ментов… – Ну, уж это не ново, – возразила Мартина. – Это так, но все же мир потерял голову. Преступления становятся все страшней: педофилия, торговля детьми, женщинами, органами, – всего теперь понасмотришься. Взять тех же молодых инспекторов, они родились и выросли уже в этом гнилом мире, живут им и в нем, а вот я не такой, почему и говорю, что живу и работаю по старинке. Кроме того, есть неравенство, иерархия в обществе, и я вижу, как сильные мира сего покрывают все эти беззакония, одергивают политиков, ставят на место правоохранителей, чтобы преступления оставались безнаказанными. Нет, я совсем не современный. Или тот же Интернет, я так и не смог с ним справиться. – Значит, ты был бы рад бросить работу? – Еще как! Мне нужна спокойная жизнь, немного рыбалки и другая компания, нежели моя сигарета, конечно. Мартина с ласковой улыбкой похлопала его по руке. Эти два не избалованные жизнью существа научились сдерживать свои эмоции, им было достаточно самого краткого, неуловимого проявления участия и нежности. Мартина вздохнула. – Эта молодежь, Пол и Карла, у них тоже жизнь нелегкая. Не думаю, что они в ней что-то понимают. – Ты беспокоишься за них? – спросил Марк. – Да не слишком. Я знаю, что на страданиях тоже учатся. Они вырастут, – со снисходительной улыбкой заключила Мартина. На извилистой дороге, шедшей вдоль моря, Пол не гнал, как обычно, а сбавил скорость, чтобы обстоятельно продумать то, что скажет Карле. Им владели два разных по характеру чувства. Те открытия, которые он сделал в последние сутки, пробудили в нем неистовое желание расплатиться за проступок, который сам он не совершал, и в то же время он был подавлен тем, что ему предстояло отказаться от надежды возродить их с Карлой любовь. На очередном пустынном повороте Пола догнала машина, ее фары сверкнули в зеркале заднего видения, чуть не ослепив его. Пол опустил зеркальце ниже и прибавил скорость, чтобы оторваться от навязчивой машины. Но свет фар появился снова, на серпантине узкой дороги с крутыми виражами машина перешла на ту же скорость и не отрывалась от кабриолета Пола. Судя по всему, сидящий за рулем был опытным водителем и досконально знал дорогу. На выходе с очередного поворота он справа обогнал кабриолет Пола, прижался к нему вплотную, заставляя резко уйти к краю дороги. Инстинкт подсказал Полу, что его преследуют и что это не компания молодых ребят, которые хватили лишнего в ночном баре, а теперь хотят померяться с ним в скорости. Он бросил быстрый взгляд в зеркало и увидел наседавший на него мощный BMW. В этот самый момент тот резко рванул вперед и ударил по машине Пола сзади, чуть не опрокинув ее в пропасть. Резкий выброс адреналина в кровь обострил все рефлексы. В доли секунды Пол ощутил первобытную реакцию, свойственную всему живому на земле, в его сознании не осталось и следа от прежних мрачных мыслей и предчувствий, им овладело одно-единственное, страстное, главное желание – жить. Пол сжимал руки на руле, лицо его пылало, он перебегал глазами с зеркала на дорогу, которая разворачивалась перед ним с пугающей быстротой. Он изо всех сил старался собраться, сосредоточиться, чтобы сохранить контроль над машиной и уйти от преследования. Он хотел выжить, выжить для Карлы, которую любил, для того чтобы продолжить свою миссию в ООН, выжить во имя человека, сердце которого носил в своей груди. Скоро Пол понял, что ему не удастся уйти от преследования, он не был искушенным пилотом автомобильных гонок, а тем, кто следовал за ним по пятам, удавалось наносить удары по корпусу машины на каждом повороте с такой силой, что ему все труднее было сохранять траекторию движения. Единственное, на что он надеялся, так это достичь освещенного и оживленного участка дороги, где преследователи могли бы оставить его в покое. На одном из последних виражей, где дорога нависала над крутым обрывом, BMW резко рванул вперед, поравнялся с ним и со всей силой ударил в дверь машины. Правые колеса кабриолета взлетели вверх, машина днищем прошлась по бортику дороги, пролетела несколько метров и рухнула на подушку из плотных зарослей кермесных дубов, земляничного и мастикового деревьев и пахучего можжевельника. При ударе и падении с высоты капот кабриолета был смят и сплющен, однако, несмотря на удар, Пол остался невредим. Он собрался с силами, обшарил покореженные сидения, нащупал и подобрал свалившуюся под пассажирское кресло папку с документами, после чего перелез через искривившуюся дверцу автомобиля и спустился вниз, на землю, продираясь через колючие заросли кустарников. Он бросился к гряде скал, укрылся за одним из уступов и оттуда посмотрел вверх, на дорогу. Свет горящих фар говорил о том, что его преследователи остановились. Пол увидел, как один из них стал спускаться вниз по крутому склону к разбившейся машине. Значит, скоро он обнаружит, что тела нет ни в машине, ни рядом. Пол спустился к морю и бросился бежать в сторону «Буйябеса», огоньки которого светились вдали. На ходу он несколько раз оборачивался, убеждаясь, что один из нападавших бросился за ним в погоню. Пол продолжил свой марафон, не сбавляя темпа. Тут он чувствовал себя в своей стихии, пусть он не был искусным водителем, зато был закаленным бегуном, так что у него оставался шанс на спасение. Пол внезапно возник на веранде ресторана, прервав романтический разговор Марка и Мартины. Инспектор Дирэнже бросил на него краткий взгляд и, не задавая вопросов, кинулся вон из ресторана. Только по одному виду Пола он догадался, что это неспроста, произошло нечто неординарное и следует быть начеку. И пока Мартина приводила Пола в порядок, стирала следы крови и грязи с его лица, не забывая при этом журить и умолять, чтобы он не гонял с немыслимой скоростью по дорогам, в это самое время Марк Дирэнже, осторожно пробравшись ближе к берегу и держа служебный пистолет наизготовку, встал на одно колено. Сюда не доходил свет от огней ресторана, так что он мог незаметно наблюдать за тем, что происходит на береговой линии. У кромки воды появился силуэт ночного бегуна в светлом костюме, он остановился, войдя в полосу света так, что можно было видеть, как тяжело он дышит, помедлил, а затем снова продолжил свой бег в темноте ночи. 18 Сквозь сон Карла услышала, как ее позвали по имени. Она узнала голос Пола и медленно открыла глаза. Он склонился над ней, светившиеся за его спиной разноцветные огоньки гирлянд образовали над его головой ореол из светлых волос, которые так контрастировали с его темными, почти черными глазами. Она тут же вспомнила о тех жестоких словах, которые говорила ему накануне, и похолодела от ужаса, представив себе, что может случиться так, что, проснувшись, она больше никогда не увидит это лицо. Она резко встала. Пол даже отпрянул от неожиданности. Потом он придвинул стул и присел рядом с ней. – Прости, что разбудил тебя, Карла, но мне есть что сообщить тебе, надо, чтобы ты меня выслушала, – начал он тихим голосом. – Нет, ничего страшного… – пробормотала она, – я… я слушаю тебя. Пол достал папку с бумагами, которую ему удалось сохранить во время преследования, и вынул из нее документы, полученные от отца. Он показал Карле то, что неопровержимо доказывало связи Патрика Александера со швейцарской клиникой доктора Кумара. Ей нелегко было разобраться в сложных банковских документах, подтверждающих их взаимодействие, но эта связь была подозрительна уже сама по себе и неизбежно выводила на их тайные преступные махинации в сиротских приютах, незаконную торговлю органами и трагедию семьи Кастроневесов. Карла была ошеломлена тем, что перед ней открылось, она никак не могла осознать, кем был на самом деле тот человек, которого долгие годы она считала своим защитником и опорой. Но почему он все время так искусно и настойчиво внушал ей подозрения в причастности и ответственности Оллесонов за драму ее семьи? Пол думал об этом, искал ответ. Выстроив в последовательную цепочку череду событий, он пришел ко вполне логичному заключению, которое, однако, ни в коей мере не снимало ответственности с его отца. Перед тем как заговорить, он тяжело опустил голову. – Мой отец принял решение обратиться к нелегальной сети торговцев органами. Он ясно осознавал, даже без объяснений Патрика Александера, что сиротские приюты, которыми занималась твоя мать, были… использованы. Когда твой отец пришел к моему, чтобы просить его выдать тех, кто занимается трафиком, и отказаться от их предложения, он приговаривал меня к смерти. Мой отец высоко ценил Эдуардо и рисковал потерять его доброе расположение, но он не мог решиться потерять меня. После того как мне сделали операцию, отец, как я предполагаю, опомнился. Моя жизнь была спасена именно благодаря этому трафику, но он больше не мог с ним мириться, не мог молчать. Кроме того, мысль, что Эдуардо и дальше будет работать с человеком, предавшим его, была отцу невыносима. Вот тогда-то он и позвонил твоему отцу в Бразилию, куда вы уехали, и рассказал все, что знал про криминальный бизнес, назвав имя Александера. Пол следил за реакцией Карлы, которая слушала его, раскрыв рот. Видно было, что она в себя прийти не может от охватившего ее ужаса перед той картиной, которую он перед ней нарисовал. – Согласен, что со стороны отца это было и малодушно, и двулично, – с горечью продолжал Пол, – но, думаю, так он хотел загладить свою вину и хоть немного облегчить совесть. Я считаю, даже убежден в том, что его тогдашний телефонный звонок и спровоцировал убийство твоих родителей. Думаю, что, узнав о роли Александера, твой отец решил разоблачить его, или что-то в этом роде.