Я чувствую, как мои губы растягиваются в жестокую улыбку. — Есть способы заставить тебя говорить, — говорю я ей. — Хотя было бы очень жаль резать эту красивую кожу. — Ты думаешь, что твои угрозы подействуют на меня? — смеется она. — Попробуй еще раз, придурок. Она действительно была маленькой львицей. Красивой. Смертоносной. Я качаю головой и иду через всю комнату к тарелке с едой, которую я заказал для нее. — Я подозреваю, что ты голодна. Она сужает свои красивые голубые глаза, пока я несу тарелку с фруктами и апельсиновым соком. — Где мой сын? — снова потребовала она. — В безопасности. — Где!? — В этом доме, прямо сейчас. — Приведи его ко мне. — Нет. Она зарычала на меня. Я улыбаюсь, возбуждение от того, что я уже наблюдаю за тем, как она бьется в путах, усиливается почти до боли. — Как ты познакомилась с моим братом? На самом деле не имело значение, как и почему. Он был мертв. Она — нет, а его сын играл в моей гостиной внизу. Насколько я мог судить, они не были вместе, хотя я сомневался, что это остановит меня, если я, поддавшись импульсу, трахну ее, как умолял мой член. Я представлял, как она будет кричать. Как она будет стонать мое имя и молить о пощаде. Я прочистил горло, ожидая ее ответа. — В баре. — Каком баре? — Не знаю, — хмыкнула она, пытаясь скрестить руки, но потом поняла, что не может, — Был один внизу, возле пристани. Я вонзаю вилку в кусок дыни и подношу его ко рту, прижимая плод к ее губам. Она не открывает рот и отдергивает голову. — Принеси мне моего сына! Я беру ее за подбородок. — Ешь. Не имея другого выхода, она открывает рот и смыкает губы вокруг фрукта, беря его с вилки, когда я подношу его. Я киваю в знак похвалы немного раньше, чем следовало бы, поскольку она с силой выплевывает его в мою сторону. Он попадает мне в лицо. У меня нет времени думать, мое тело движется быстрее, чем я осознаю, и я прижимаю ее к кровати, всем своим телом вдавливая в матрас. — Это была ошибка, leonessa, большая ошибка. Глава 6 Амелия Он прижимается ко мне всем телом, глядя мне в лицо, в его глазах кипит ярость. Я сомневалась, что он привык к тому, что люди перечат в ответ, особенно после того, как он, в буквальном смысле, похитил меня. Его рука угрожающе обхватывает мое горло, пальцы сжимаются, но не перекрывают доступ воздуха. Моя грудь сдавливается, сердце бьется о грудную клетку с такой силой, что я уверена, он почувствует, как пульс бьется у меня на шее. Мой сын был где-то в этом доме, с этими незнакомыми людьми. Кто следил за ним? Один из его грубиянов, которых он нанял? Я должна была придумать, как добраться до него и вытащить нас отсюда. Я знала, что отец Линкольна был Сэйнтом. Я знала это и все равно переспала с ним. Это была одна ночь, и после того, как я так долго не была с мужчиной, я решила пойти на это. Он был искренним, даже добрым, несмотря на свою репутацию и кровь на руках. Он ничего не навязывал и не брал того, что я не хотела отдавать. Потом мы расстались, и больше я его не видела. Я была на третьем месяце беременности, когда узнала, что ношу его ребенка. Я никому не сказала. Когда люди спрашивают об отце Линка, я отвечаю, что это был секс на одну ночь, и мы никогда больше не встречались. Грязные взгляды были лучше, чем рассказ о том, кем он был на самом деле. Сэйнты были правителями Редхилла не просто так, и они добились своего положения не по доброте душевной. Они убивали, воровали и манипулировали, прокладывая себе путь к трону, развращая всех на своем пути. Я не хотела быть частью такой жизни и не хотела, чтобы она была у моего сына. Поэтому я никогда не говорила ему об этом. Не то чтобы у меня был шанс, я никогда больше не видела его после той единственной ночи секса. Откуда эти люди знают о нас с Линкольном, я не знаю. Я недооценивала их, и, увидев Габриэля прошлой ночью, даже если я не сразу узнала известного младшего Сэйнта, я поняла, что его присутствие здесь гораздо хуже, чем присутствие моего отчима или любого из его дружков. Я никак не ожидала, что Сэйнты узнают о Линкольне. Я бесполезно сопротивляюсь под телом Габриэля, веревки, привязывающие меня к кровати, все сильнее врезались в кожу, а моя плоть уже влажная и скользкая от крови, которая окрасила мои запястья и лодыжки, пачкала простыни под ними. Я не хотела умирать, я не хотела, чтобы мой сын рос без матери, но это был единственный способ, которым эти люди могли помешать мне добраться до него. Я буду бороться. Я убью, если придется. Они не заберут его у меня. — Ты продолжаешь бороться со мной, leonessa, — рычит он, сжимая пальцы. — Ты хочешь умереть? — Ты не удержишь меня от него! Мой голос напрягся под его рукой. Он мог бы легко покончить со мной, и мое имя стало бы одним из многих, которые эти руки стерли с лица земли. Я была никем. Никем. Ему нужен был мой сын, потому что в нем течет общая кровь. — Где Лукас? — спросила я, сузив глаза. — Он сейчас с моим сыном? — Тебе дорог мой брат? — вместо ответа он задает вопрос. Мужчина все еще лежит на мне, хотя его тело немного сместилось, и он уже не такой тяжелый, как раньше, но это облегчение было недолгим, поскольку он все еще обхватывает мою шею. — Нет. — Поэтому ты скрывала от него его сына? Я хмыкнула. — Не думаю, что ему было бы до этого дело, — огрызаюсь я. — Но даже если бы я хотела ему рассказать, то не смогла бы, мы не обменялись номерами, и я больше никогда его не видела. Было бы глупо искать его. Он отпускает мою шею и поднимается. — Так вот в чем дело? — спрашиваю я, дергая за веревки. — Он хочет меня убить, потому что я не рассказала ему о Линкольне? — Лукас мертв. Вдох, который я делала, застрял у меня в горле. — Ч-что? — я заикнулась. — Он мертв, и я претендую на то, что он должен был получить давным-давно. Этот мальчик принадлежит Сэйнтам, Амелия, ты достаточно долго скрывала его от нас. — Он ребенок, а не собственность, и ты не имеешь на него права! — Ты думаешь, Лукас не знал? — он спрашивает, его губы резко искривляются в усмешке. — Думаешь, тебе удалось бы его скрыть? — Тогда где он был? — бросаю я. — Лукас знал все о Линкольне, имел досье на тебя и на ребенка, следил за вами, ждал. В конце концов, он бы забрал ребенка, разве ты его остановила бы? — Я бы его убила, — вру я. Он насмехается. — Правда, leonessa?