— Где ты был? — с явным облегчением воскликнул Ефим. — Мы тут тебя обыскались уже! — Там, — неопределенно ответил Макс, — заблудился немного. — Свят, твою мать! Говорил тебе, иди сзади, отвар уже действует! Он ведь мог угодить в озеро и попросту утонуть! Всё тогда зазря! — Извини, Ефим, — испуганно ответил Святослав, — чё-то не подумал… — Не подумал! — не унимался Ефим. — Думать тебе и не надо, соображай больше! Максим ясно увидел негативные энергетические вибрации, исходящие от Ефима. И тут ему открылась сущность его проводника. Всматриваясь в спину Ефима, освещаемую фонарем, Максим явственно увидел, что он как будто бы слеплен из земли. Из серо-бурой рассыпчатой массы, местами растрескавшейся и абсолютно бесплодной. Даже одежда его была из той же дряни. Он шел вразвалочку, оставляя за собой тонкий след осыпающейся плоти. Словно дырявое ведро с речным песком. Максим представил, что если бы Ефим шел так всю свою жизнь, то, в конце концов, источился бы полностью, превратившись в длиннющую отвратительную полосу, делящую мир пополам. И, наверняка, две половины мира, разделенные этой границей, начали бы между собой беспощадную войну. Не потому, что они ненавидели друг друга, а потому что между ними проходит эта разделительная линия. Максиму нестерпимо захотелось раздобыть веник, чтобы смести её. Ах, как было бы прекрасно смести все эти линии, дав возможность миру снова объединиться… И тут они пришли. — Вот эта дверь, — торжественно объявил Ефим, и Максим с удивлением обнаружил, что он все тот же обычный человек. Только черты лица его стали чуть четче, морщины чуть резче. Ефим стоял у небольшого круглого озерца, которое без предупреждения внезапно появилось прямо посреди леса. Какое-то чужеродное. И в то же время, гармонично вписывающееся в небольшую живописную лужайку. Края озера заросли торчащей во все стороны жесткой зеленой травой, которая у самой кромки склонялась к воде и местами застилала ее, стараясь хоть немного укрыть озеро от любопытных глаз. Над черной гладью стелился редкий туман. Неожиданно где-то в глубине, словно гигантская светящаяся змея, промелькнул фиолетовый всполох. Атмосфера вокруг наполнилась напряжением, словно ткань мироздания в этом месте одновременно потянули в разные стороны. Ещё чуть-чуть, раздастся треск и всё покатится в тартарары. — Вау! — восторженно и чересчур театрально воскликнул Святослав, совершенно не ощущая момента. — А что я говорил, — самодовольно улыбнулся Ефим, — разглядели энергетический отблеск? — Ага! — отозвался Свят, который вовсе не походил на человека с его слов, уже несколько раз видевшего временной портал. — Всё именно так, как ты и рассказывал! — Ну вот, я обещал показать, — я своё обещание сдержал! Макс стоял в молчании, пытаясь проникнуть в тайну этого места. Но это ему никак не удавалось. Казалось, что вот она разгадка, совсем близко. Но сосредоточиться не получалось. По мозгу то и дело прокатывались волны слабых электрических разрядов, знаменуя новый приход трипа. — Ну что? — спросил Ефим, обращаясь к нему. — Будешь открывать дверь? — А надо? — собственный голос показался Максиму далеким и чужим. — Ну, мы же за этим сюда и пришли, — веско заявил Ефим, — иначе как ты удостоверишься, что перемещения во времени возможны? — Что, мне надо окунуться в озеро? — Максим вновь удивился своей речи. Похоже, что он себя полностью не контролирует. Язык произносит вовсе не то, что он думает. Хотя, может быть, и то, но слишком рано, до того, как Максим это осознает. — Иначе никак не проверить, — кивнул Ефим, — не бойся, вода должна быть теплой! Максим не боялся. Но и нырять не хотел. По какой-то причине вся эта затея показалась ему совершенно не нужной. Он уже верил в существование временных порталов, и еще раз доказывать это смысла не было. Но и выбора у него, похоже, тоже не было. Его жажда знаний и неверие привели сюда этих людей. Ради него они шли по этому черному зачарованному лесу, подвергая себя незримой опасности. И, если он не сделает то, что должен, он не оправдает их ожидания. Часть их жизни будет потрачена впустую. Нужно нырять! — Но ведь мне можно будет вернуться обратно? — рассеянно спросил он, удивляясь, откуда у него вообще берутся эти ужасные слова. — Конечно! — серьезным тоном ответил Ефим. — Мы тебя будем ждать! — Ладно, — ответил Максим и без особого желания приблизился к самой кромке воды. Где-то в глубине вспыхивали и перекатывались, как гигантские змеи, потоки фиолетового цвета. Максим сел на краю берега и опустил ноги по колено в воду. Ничего не произошло. Вода и вправду была теплой. Он даже не сразу ощутил ее прикосновение. — Ты что, даже раздеваться не будешь? — испуганно воскликнул Свят. — Пусть делает, как хочет! — оборвал его Ефим, — Давай, Максим, ныряй! Не бойся! Максим не боялся. Он приподнялся на руках и плавно скользнул в воду. Его окружило невероятное спокойствие и тишина. Было очень уютно. И темно. Максим открыл глаза и не увидел ничего. Он просто наслаждался покоем, медленно опускаясь вниз. По мере погружения стало ощущаться давление, и Максим вспомнил, зачем он здесь. Он взглянул вниз и сразу же увидел фиолетовый свет, совсем близко. Он протянул руку и коснулся его. И тут всё вокруг вспыхнуло и внезапно стало фиолетовым. Максим вспомнил детство, вспомнил маму, и сердце его внезапно наполнилось всеобъемлющей любовью к этому человеку, подарившему ему жизнь и беззаветно любящему его. Он вспомнил, с каким умиротворением прикладывался к ее груди, как его качали ее ласковые заботливые руки. Он вспомнил отца. Его густой низкий голос, его добрые глаза, его бесконечную готовность играть с ним. Он вдруг ощутил тесную, неразрывную связь между ними. Между всеми людьми. Он вдруг осознал невероятную волю, создавшую всё это. Он понял, что весь огромный единый мир создан той же самой волей. Он осознал, что вся его жизнь, все люди на его пути, все его поступки, всё, что вело его сюда, было обусловлено этой волей. Божественным проведением. И ему стало обидно, что понять это ему помог бес. Бесовской отвар. И тут болезненный спазм рубанул грудь. Он истратил воздух. Нужно было срочно всплывать. Но чувственность происходящего не отпускала. Максим медленно стал грести наверх. Он знал, что сил всплыть ему хватит. И, хотя глаза стала застилать полуобморочная тяжесть, он греб, толкаясь ногами, выталкивая себя вверх руками. Фиолетовый свет давно уже исчез, и тут он вынырнул. Было молочное утро. Низкий густой туман затопил лес. Максим вздохнул полной грудью, борясь с волной боли, наполнившей легкие вместе с воздухом. Потом еще раз, еще и еще. Он старался дышать размеренно, с достоинством, сдерживая себя от желания глотать воздух, жадно утоляя кислородную жажду. Хотелось максимально долго сберечь величие момента. Вскоре дыхание нормализовалось. Он по-прежнему находился в озере, держась руками за траву. Ефима и Свята видно не было. Похоже, они не дождались его и всё же ушли. Сколько же он провел под водой, если уже начало светать? Он огляделся, всматриваясь через туман в очертания окружавших его деревьев. И тут заметил прямо напротив себя юношу. Тот стоял совершенно неподвижно. Как дерево. Максим приподнялся из воды, чтобы оказаться над туманом и иметь возможность удостовериться, что глаза его не обманывают. Да, это действительно был юноша. Он испуганно таращил на Максима свои большие голубые глаза. Короткое копье с тусклым металлическим наконечником, направленное в сторону Максима, слегка подрагивало в его руках. — Э, тон кият[14]? — воскликнул юноша немного осипшим срывающимся голосом, словно у него пересохло горло. Максим слегка улыбнулся. Юноша был очень напряжен и выглядел довольно нелепо. На голове у него возвышался серый шерстяной колпак с чуть загнутыми краями. Вокруг колпака был вышит узор красного цвета в виде соединенных между собой свастик. Одет юноша был в короткую, широкую рубаху с небольшим вырезом спереди. Рукава и полика — из пестряди красного цвета, а стан — белый. Рубаху подпоясывал плетеный кожаный ремень, к которому крепились берестовые ножны с торчащей из их костяной рукоятью. На ногах у юноши красовались широкие белые штаны, заправленные ниже колен в черные шерстяные онучи. Обут он был в светлые лапти. Похоже на традиционный русский костюм с некоторыми отличиями. Что-то одновременно родное и в то же время чужое. Ни дать ни взять, участник какой-нибудь средневековой реконструкции. У Максима был друг-ролевик, который несколько раз в год выезжал на какие-то заброшенные военные полигоны, наряжался эльфом, гномом или еще каким-нибудь сказочным персонажем и несколько дней до полного физического и эмоционального изнеможения испытывал на себе все прелести единения с природой и воображаемым миром. И первая мысль, которая пришла к Максиму, когда он увидел этого юношу, что тот заблудившийся участник какого-нибудь действа наподобие. Ну, или, на худой конец, ролевик, участвующий в реконструкции быта славян. Уж больно продуманная была детализация костюма. Внезапно юноша быстрым отработанным движением убрал копье и, слегка поклонившись, не спуская с Максима своих испуганных, но внимательных глаз, воскликнул: — Шумбрат-парт[15]! От звука чужой речи что-то щелкнуло в сознании Максима. Нет, он не ослышался в прошлый раз. Юноша действительно говорил с ним на незнакомом языке. Слова текли плавно и очень естественно. Именно так, как и должны. «Неужели, это правда?» — пронеслось у него в голове. — «Неужели я перенесся во времени?». Теперь пришла его очередь таращить глаза от осознания того, в какой невероятно жуткой ситуации он оказался. Максим внезапно протрезвел. Ещё бы. Это полностью меняло всё. Всю жизнь Максима. Если он застрянет здесь, он всех подведет. Как будут без него мама и папа? А Таня? В конце концов, что будет с проверочными материалами, и кто завтра выйдет вместо него на дежурство? И что он будет делать здесь? Он ведь может тут застрять навсегда! Неизвестно когда! Без каких-либо четких планов и инструкций. Без полезных навыков выживания. Да он даже рыбу ловить не умеет! Он ведь здесь просто-напросто погибнет! Но юноша, похоже, не заметил перемены в состоянии Максима и почтительно спросил слегка взволнованным голосом: — Кода тонь леметь?[16] «Это просто невероятно! Какой же сейчас год? Или век? Или тысячелетие?» Максим лихорадочно соображал. Он вспомнил, что ему рассказывала Лидия Ивановна. Все, кто переносился во времени и застревал, вылезали из озера. Возможно, при выходе на берег связь со своим временем рвется? И, если сразу же нырнуть, то, может быть, удастся вернуться обратно?.. Он не стал обдумывать правильность своего вывода. Слишком много стояло на кону. Не обращая внимания на юношу, он тут же нырнул под воду. — Аштека, — воскликнул юноша, — ули мелем кевкстемс эйсеть! [17] Но поверхность озера уже схлопнулась над головой таинственного пришельца, распустив взамен тихие круги. Оказавшись в воде, Максим снова погрузился в состояние покоя, словно не было секунду назад бешено стучащего сердца и дрожащей жилки на виске. Как будто его жизнь не имела никакого значения. Максим наслаждался своими ощущениями. Он наслаждался внезапно нахлынувшим на него чувством любви. К этому месту, к этой жизни, к несгибаемой всеобъемлющей воле, создавшей все вокруг. Любовью ко всем людям. К маме и папе. К Тане. И снова резь в груди, снова темные круги в глазах, снова ощущение приближающего конца. И тут он вынырнул. Не в силах сдерживать дыхание, он ухватился руками на траву и повис на ней, боясь потерять сознание. Через какое-то время он окончательно пришел в себя. Действие наркотиков прекратилось. Было холодно. Светало. Вокруг никого не было. Кроме все того же безмолвного леса. Глава 14 Трачу своё время Максим оказался в очень затруднительной ситуации. Он решительно не понимал, что ему делать. А такое с ним случалось крайне редко. Наверное, всего пару раз в жизни. И один из этих случаев касался вопроса о необходимости завязывать близкие отношения с замужней заявительницей, регулярно получавшей по заслугам от ревнивого мужа. Принятым тогда решением Максим был одновременно доволен и не доволен. По большей части, скорее, не доволен. В этот раз всё осложнялось тем, что на кону стояла, ни много ни мало, жизнь Максима. В этот раз ошибка стоила бы гораздо дороже, чем приготовленный суп с лапшой, который он не любил с самого детства. Причина затруднения была связана с тем, что он не понимал, какие из его воспоминаний отражают реальность, а какие — нет. Если всё, что он помнил, происходило в действительности, то он — самый настоящий путешественник во времени. Или в пространстве. Или одновременно и во времени, и в пространстве. Отсюда вопросы. Вернулся ли он после того, как нырнул, обратно в точку так называемого исхода? И, если нет, то, в каком, собственно говоря, времени он тогда находится, и что ему следует сделать, чтобы ещё больше не усугубить ситуацию? Но его воспоминания вполне могут быть и плодом фантазии, результатом воздействия предательского отвара Ефима. Тогда вполне могло и не существовать никакого юноши с копьем, никаких фиолетовых энергетических потоков, лесных демонов и даже поездки на мотоцикле. В таком случае появляются другие вопросы: где он вообще находится, и куда делись Ефим со Святославом, если они вообще здесь были? Как бы там ни было, нужно решить: продолжать нырять, пока он не окажется в том моменте, где на поляне у озера его ожидают провожатые, которых в принципе могло и не быть, или же вылезти на берег, презрев возможность застрять в чужом времени. Никакой третий вариант выхода из сложившейся ситуации в голову Максиму не приходил. Находиться долго в озере он не мог, вода была очень холодная, и его уже колотила крупная дрожь. Даже странно, что всего несколько часов назад она показалось ему такой теплой, что он даже не почувствовал ее прикосновение. Хотя, может быть, он своими ныряниями просто перемешал воду, вытолкнув на поверхность нижние ледяные слои. Нырять очень не хотелось. Максим боялся, что у него сведет ноги, и он попросту утонет. А вылезать из воды было страшно. В конце концов, в сотый раз перебрав в уме все за и против, он понял, что попросту тратит свое время. И он решился. Вариантов-то на самом деле было немного: или простыть в ледяной воде, ожидая неизвестно чего, или выбраться на сушу и попытаться выяснить, где и когда он находится. В последнем случае, даже если он перенесся во времени, существовала хотя бы какая-то перспектива. Максим обреченно вздохнул и, хватаясь за траву, вытащил себя из озера. Какое-то время он просто лежал на траве, вглядываясь в молочное небо. Он чувствовал душевную опустошенность и дезориентированность. Мысли его путались. Эти симптомы сопровождают окончание действия наркотиков. А может, это побочный эффект от воздействия на организм экстремальных физических явлений, переместивших его во времени. Но всё это было сейчас не так важно. Максиму было холодно. Очень холодно. Чтобы хоть как-то согреться он повернулся на бок и сжался в клубок, обхватив руками себя за колени. Его трясло. Мысли сузились до одной: «Как же холодно!» Что-то твердое в кармане неприятно впивалось в тело. И тут он вспомнил. Он ведь нырнул в озеро вместе с телефоном и служебным удостоверением! Всплеск адреналина придал ему сил и заставил на какое-то время забыть о холоде. Он вскочил на колени и судорожно стал вытаскивать из карманов все содержимое, — телефон, удостоверение, ключи, деньги. Телефон отключился и не подавал никаких признаков жизни. Придется покупать новый. Удостоверение вымокло, печать растеклась и превратилась в яркую синюю кляксу. Это грозило выговором. Бумажные купюры намокли и слиплись. Ничего страшного, высохнут. Одни ключи держались молодцом. И медальон, который он выкопал вчера в лесу! Максим вспомнил, почему он здесь оказался, и на него внезапно навалилась обыденность. Всё показалось ему таким глупым. И тут же заныла совесть. Как он мог повестись на эту нелепую идею о путешествиях во времени и позволить опоить себя наркотическим отваром! Он ведь сотрудник полиции! И ему, между прочим, сегодня заступать на дежурство… На дежурство! А он неизвестно где! Он вскочил, соображая, что же делать. Вокруг не было ни малейшего намека на присутствие человека. Ни тропы, ни даже примятой травы. В какую сторону идти, Максим не знал. Единственное, что пришло ему в голову, забраться на дерево и оглядеться. Если он где-то на испытательном полигоне, то, может быть, он увидит трубу котельной, которая возвышается над лесом на добрые пять метров и находится недалеко от городской застройки. Вокруг росли в основном ели. Лазить по ним было очень неудобно. Множество мелких веточек и иголки жестоко мешали, стараясь поцарапать и уколоть. Потирая раненные руки, он решил поискать более удобное дерево. Наконец ему попалась здоровенная сосна. Нижние ветви у нее были отломаны. Вместо них торчали короткие сучки. Этого было достаточно, чтобы попытаться забраться наверх. Максим ухватился за один из них и, подтянувшись, нашел сук, на который можно было поставить ногу. В конце концов, закрепившись на дереве, он полез вверх, стараясь игнорировать сыплющиеся в глаза и за шиворот иголки и всякий мусор и не обращать внимания на подтеки смолы, в которой очень быстро вымазался. Максим был в прекрасной физической форме, даже после такой неоднозначной и бурной ночи сил у него было предостаточно. Очень быстро он добрался до самой высокой доступной точки. До верхушки дерева оставалось еще, по меньшей мере, два-три метра. Со своего места оглядеть море крон Максим не мог. Для этого ему нужно было найти или более высокое дерево, или залезть выше, рискуя упасть под обломившейся веткой. Разумеется, никакой трубы он тоже не увидел. Зато понял, с какой стороны восходит солнце. Хотя оно еще не поднялось, его яркий свет все же уже пробивался через белый морок утреннего неба. Это было уже что-то. Если он находится на полигоне, то ему нужно просто идти от солнца. В конце концов, он выйдет либо на пересекающую полигон дорогу, либо на дорогу, которая ведет в Собинку. Максим слез с дерева и, запомнив, в какой стороне встает светило, направился от него.